Прикованный к красному ядру - Маншетт Жан-Патрик - Страница 19

— Если ты хочешь избавиться от этого дебила, сам и играй в эти игры!

— Ты хочешь, чтобы твои внуки рассказывали друг другу, как ты струсил?

— Оно все же лучше, чем вообще не заиметь этих внуков.

— Флаш, — сказал Грин улыбаясь, — ты мне нравишься. Ты мне так нравишься, что я собираюсь предоставить тебе возможность помочь мне свести счеты с Русским.

— Одному?

Грин смотрел на Флаша, все шире расплываясь в улыбке.

— Время одиночества прошло, — сказал он.

8

Русский и Вье-Чесн сидели на складе среди тюков хлопка.

Их мускулы наливались. Еще несколько дней, а может быть, даже и часов, и они насладятся победой. Вье-Чесн предвкушал, как будет обладать женщиной Грина. Он был о себе такого высокого мнения, что смотрел на всех свысока. Он облизывался в предвкушении удовольствия. Аппетитная штучка, ничего не скажешь!

Внезапно вершина пирамиды хлопка качнулась и оттуда прямо на Вье-Чесна и Русского сорвались два огромных тюка. Послышались глухой удар и рычание. Бедра Вье-Чесна были зажаты одним тюком, рука и правая нога Русского — другим. Не успели два гиганта высвободиться, как показался Грин, за ним Ле Васо и оба чернокожих. Четверо приблизились к своим жертвам.

— Вперед! — рявкнул Флаш.

Казалось, он распалял себя, чтобы исполнить задуманное.

— Васо! Болт! — приказывал Грин.

Те схватили Вье-Чесна, растянули жертву, прижав ей руки к земле. Грин и Флаш склонились над пленником, схватили свои ядра и разбили ему руки. Было слышно, как хрустели кости. Вье-Чесн испустил звериный стон, скрючился и потерял сознание.

Красные ядра повернулись к Русскому и проделали с ним то же самое.

9

Красные ядра торопились. Ля Трим устал и ныл:

— Надо быть психом, чтобы так работать. Черт возьми, с Русским и Вье-Чесном, которые куда-то испарились, мы были бы среди первых, куда ни кинь…

Все молчали. Мерзкий старик наклонился к Толливеру.

— Эй, Толли, — прошептал он. — Почему ты не говоришь, что с ними случилось? Ты мне не доверяешь?

— Ля Трим, я тебе уже сказал, я не в курсе.

Старик саркастически потряс головой:

— А где же ты был? На молитве?

В нескольких сотнях метров от них бригада Русского и Вье-Чесна продолжала работу, но теперь уже гораздо медленнее, без прежнего рвения, лица их были угрюмы.

Около одной из повозок, наполовину заполненной хлопком, двое раненых с грустью смотрели на поля с хлопком. Руки их были на перевязи, в жестких деревянных шинах. Они походили на двух побитых отвратительных птиц с негнущимися крыльями. Поттс верхом на лошади держался возле них, он был в ярости. Опрокинув на ноги раненым флягу с водой, которую держал в руках, он в бешенстве бросил:

— Вам остается только собирать хлопок зубами, кретины!

Плантатор повернул лошадь и направился к красным ядрам. Они продолжали с рвением работать.

— Ну что, — сказал Поттс, — я полагаю, вы не знаете, как эти двое парней поломали себе руки, а?

Покачав головами, каторжники что-то проворчали, не прекращая работы.

— Что ты сказал, вот ты?

Ля Трим повернулся к хозяину и что-то неразборчиво пробормотал.

— Я говорю Грину, — сказал Поттс.

Грин улыбнулся.

— Я, — произнес он, — конечно, в состоянии напасть на Вье-Чесна и Русского… При условии, что у меня есть «винчестер» Длиннорукого, у которого курок сам собой опускается, и что сейчас я скачу в направлении, противоположном вашей лошади…

Красные ядра посмеивались.

— Он чертовски хорош, Длиннорукий, правда? — усмехнулся Поттс.

— Да, но я видел и получше.

— Кого же?

— Меня, — сказал Грин без улыбки.

Его приятели вновь засмеялись. Поттс только покачал головой перед лицом такого наглого бахвальства.

10

Склады продолжали наполняться хлопком. Красные ядра работали днем и ночью, почти не спали, прерываясь для питья лишь на несколько минут.

Настал день, когда хлопка на полях больше не осталось.

11

Учетчик М. Росс сидел на табурете за высокой конторкой между тюками хлопка, наваленными в амбаре. Его окружала толпа каторжников. Он заканчивал последние подсчеты.

Грин держался поодаль. Все ожидали результата соревнования между бригадами, но он уже знал, что красные ядра победили. С сигаретой в зубах он предавался мечтам.

Прюитт проскользнул в его сторону. Лицо Колченогого было отекшим, налитым кровью, от неудовлетворенных желаний под глазами у него образовались желтоватые круги.

— Похоже, ты не особенно интересуешься, — заметил он.

— Я бы так не сказал… месье Прюитт.

— Я и Поттс, между нами все кончено, — заявил Колченогий, — как только закончится эта работенка. Но я нашел себе работу… в исправительной тюрьме.

Грин кинул на него равнодушный взгляд, бросил сигарету и раздавил ее ногой.

— Как же так, — вздохнул он, — а говорят, ничего не изменится?

Пожав плечами, молодой человек присоединился к своим компаньонам. Прюитт проводил его желчным взглядом.

— Все правильно, подонок, не изменится, — пробормотал Колченогий. — Мы с тобой еще не расстаемся, мы увидимся.

12

С веселыми криками прикованные к ядрам плескались в бочках с водой, брызгались, намыливались. Импровизированные ванны были установлены на свежем воздухе, между палатками. Посеревшие униформы, развешенные сбоку от палатки, сушились на солнце, в то время как каторжники энергично смывали с себя грязь.

Обмениваясь шутками, люди терли друг другу спины, смеялись, брызгались, в это мгновение они были почти свободны.

— Братец! — кричал Флаш Болту, мывшемуся в соседней бочке. — Попробуй догадаться, что нам выгорело?

Болт изобразил изумление, выкатил глаза и понизил голос:

— Не знаю. Скажи!

— Ладно. Нам выгорел поход к шлюхам! — весело заявил Флаш.

Он перекувырнулся в своей бочке. Болт наклонился, весело схватил его своими огромными ручищами и погрузил с Головой в грязную воду.

Неподалеку от них неторопливо, с сигаретой в зубах, мылся Грин. Ля Трим присел на корточки в соседней бочке. Мерзкий старикашка с опаской относился к воде, тело его конвульсивно сжималось от соприкосновения со столь необычной средой. Однако и он радовался, улыбался беззубым ртом, празднуя победу.

— Здорово мы их накололи, они этого не ожидали, правда? — заметил он.

— Да, — равнодушно отозвался Грин.

— Ты знаешь, Грин, — заявил старик весьма дружелюбно, — ты в конце концов неплохой парень. Когда мы выберемся из этой дыры, быть может, еще станем приятелями. Что ты об этом думаешь?

— Да…

— Надо сказать, что тюрьма чертовски закаляет человека, — удовлетворенно заявил Ля Трим.

— Да, — повторил Грин с суровым видом.

Когда наступила ночь, прикованные к ядрам растянулись на своей соломенной постели. Они курили, оживленно болтали, говорили о старых добрых временах, радостях и ошибках, вспоминали разные интрижки.

— В конце-то концов! — сказал Болт Грину. — Ты все-таки кое-что сделал!

— Нет. И я никогда ничего не делал в том смысле, что ты называешь работой. Меня мобилизовали, но я не пошел. Потом же я только тем и занимался, что убегал, и меня каждый раз водворяли за решетку. Как же часто я возвращался за решетку!

— Откуда ты? — спросил Толливер.

Даже бывший бухгалтер утратил свое хладнокровие. Его нахмуренное, морщинистое лицо разгладилось, глаза смеялись.

— Из небольшой дыры, в нескольких днях езды отсюда к западу, — ответил Грин. — Я охотился, снабжал дичью один салун.

Молодой человек зажег сигарету.

— Это были славные времена, — пробормотал он. — Старик, Малькольм Курле-ту, девочки… Весь мир, как говорится, был у моих ног.

Грин повернулся на живот и уставился на полог палатки.

— Единственная семья, которая у меня когда-либо была. Сладкая была жизнь, это точно.