Прощание - Буххайм Лотар-Гюнтер - Страница 49

— Вот идиот! — возмущается худой, как палка, ассистент.

— Они его уломали, — слышу я еще один голос. — Ребята, иметь или не иметь 800 000 марок, разница составляет 1 600 000 марок!

— Парень, парень, что за куча денег!

Взволнованные голоса перебивают один другого. Большие деньги, кажется, некоторым не дают покоя. Я и не предполагал, что даже воображаемые деньги могут так взволновать людей.

Шеф, который сегодня снова занял место за нашим столом, демонстрирует душевное спокойствие. Он признался мне, что испытывает облегчение от того, что гамбуржцы покинули корабль. Он не торопится и остается за столом и после того, как убрали посуду. Он наконец решается задать вопрос старику:

— Господин капитан, сколько вы потопили во время войны? — и добавляет: — Кораблей и тоннажа.

Старик задумчиво морщит лоб. Я знаю, что такие вопросы ему противны, но затем его лицо светлеет и он говорит, обращаясь ко мне:

— Ты был с нами, когда мы потопили ту дозорную лодку?

— А как же!

Глазами шеф следит за губами старика. Но для старика эта тема кажется исчерпанной. Похоже на то, что он самозабвенно предается своим воспоминаниям и не хочет, чтобы ему мешали. Мне становится жалко шефа, лицо которого все больше вытягивается, и я говорю:

— Я вижу это так, как будто это произошло только вчера. Эта ужасная акватория порта — и прямо напротив ворот бункера портовые фрицы запаковали целую вшивую эскадру.

— Целую — что? — спрашивает шеф.

— Вшивую эскадру, так называли небольшие подразделения, которые посылали для патрулирования недалеко от побережья. Бывших небольших сельделовов и тому подобное. Почти всегда из-за этого были скандалы, так как в этой тесноте мы не могли маневрировать. Длинной лодке приходилось разворачиваться, если она выходила из бункера ахтерштевнем.

Я смотрю на старика, ожидая, что он продолжит мой рассказ. Но старик и не думает этого делать. Так что продолжать приходится мне:

— Я стою с половиной экипажа на верхней палубе, чтобы сделать несколько снимков выхода лодки из бункера, и тут вижу, что интервал между нашим острым ахтерштевнем и вот таким «сельделовом», который и без того был чертовски мал, все уменьшается. Правда, машины уже были включены на передний ход, но лодка по инерции все еще двигалась задним. И вот уже пароход расщеплен — с чистым срезом. Мы почти ничего не почувствовали. Наш ахтерштевень вошел в борт, как в масло. А винты лодки уже тянули нас обратно и вода с силой устремилась в пробоину. Я оценил ситуацию с каким-то странным замедлением. Но на пострадавшей лодке началось столпотворение. Уже верхняя палуба вспоротого парохода наклонилась в нашу сторону, уже «пиплы» в их красивых белых форменках всплывали из проходов, затем они скользили по воде по направлению к нам до самого ледового ограждения и глядели на нас как обезьяны в зоопарке. У двоих были радиоприемники под мышкой. Это я помню совершенно точно: радиоприемники на батарейках. И тогда наш боцман, похожий на шкаф человек — он стоял очень близко от ахтерштевня в своих толстых морских сапогах, — вытащил руку из кармана своей кожаной куртки, показал на наполовину погрузившуюся в воду гигантскую пробоину и сказал «пиплам», которые как обезьяны висели на леерном ограждении: «У вас там дырка!» И все это так небрежно, как это было характерно для него, и больше ни слова. Тем временем мы дали полный вперед и интервал между нами и другим судном быстро увеличивался. То есть, между нами и тем местом, где оно еще плавало. Это был, если не ошибаюсь, единственный случай, когда ты не сообщил командующему подводным флотом о потопленном корабле, — обращаюсь я к старику. — Так что в статистику это не попало. Ведь так?

Старик кривит рот, как он делает всегда, когда старается скрыть усмешку. Затем он говорит:

— Это не гол в собственные ворота, мяч попал всего лишь в штангу!

Шеф смотрит на нас, предающихся своим воспоминаниям, слегка разочарованно, это не та история, которую он хотел бы услышать. Он встает, упираясь в стол:

— Ну, а что, если?

— В камеру безопасности? — спрашиваю я с нетерпением.

— Нет. Сегодня наша тема: «Цепная реакция. Контроль и управление!»

Шеф даже ждет, пока я выберусь из-за стола.

— А если бы у нас произошло столкновение — что тогда?

— Как это написано в правилах предупреждения столкновений? Вы это хотите знать?

— Да.

— Могу вас успокоить. Практически исключено, что корабль, который нас таранит, доберется до реакторной установки. По всей длине реакторной зоны мы имеем в качестве защиты от столкновений рамные шпангоуты и таранные палубы, а также произвели дополнительное усиление и секционирование судовых цистерн. Эти конструкции могли бы принять энергию таранного удара и перевести ее в обычную судовую конструкцию. Именно для этого корабля Общество по использованию ядерной энергии в кораблестроении и судоходстве провело на заводах Ховальдверке — Дейтше верфт (GKSS bei HDW) в Гамбурге много опытов, касающихся проблемы столкновений.

— А что произойдет при касании грунта?

— И здесь мы защищены, — говорит шеф. — Мы имеем двойное дно с уложенным промежуточным слоем, то есть тройное дно, а оно в критическом случае может много чего выдержать.

Я только взглянул на шефа, а он уже говорит дальше:

— Деформирующая энергия определенно не в состоянии достигнуть камеры безопасности и кроме того мы, вы это, вероятно, уже знаете, имеем статус двух отделений. Это означает, что мы останемся на плаву и тогда два главных соседних водонепроницаемых отделения затонут — итак, два из тринадцати.

Теперь я уже не хочу мучить шефа расспросами, я должен проконсультироваться со стариком. Ведь на подводных лодках это было по-другому, там ведь имелось три секции.

В помещении для приемов шеф снова подходит к диаграммам и сразу же начинает:

— Итак, цепная реакция. Контроль и управление. Для этого берут поглощающие стержни. Поглощающие стержни — это трубы из нержавеющей стали. Они имеют начинку из карбида бора, и этот карбид бора действует как поглотитель нейтронов.

Прежде чем я успеваю открыть рот, чтобы спросить, почему карбид бора поглощает нейтроны, шеф говорит:

— Воспринимать как есть, просто воспринимать. Поглощающими стержни называются потому, что они поглощают нейтроны, освобождающиеся в топливных элементах. Это вы должны пока что принять как данность.

Шеф ведет себя как опытный шоумен, у которого всегда готов следующий трюк, в то время как он демонстрирует первый.

— Шеф, это для меня слишком высоко, — пытаюсь я вставить слово, — ведь в трубах находится карбид бора. Как же он оттуда изнутри ловит нейтроны, если выражаться совсем просто, то есть на моем языке.

— Я бы на вашем месте не ломал над этим голову. Это предложение вы должны просто принять как справедливое. Далее: взаимодействию между топливными и поглощающими стержнями служит топливный элемент.

— Очень хорошо, — говорю я послушно.

Шеф задумывается на несколько секунд, но вместо того, чтобы читать лекцию дальше, он говорит неожиданно дружеским тоном:

— Конечно, все это нелегко понять — но дело обстоит так, что нейтроны проходят через металлическую оболочку поглощающих стержней.

— К сожалению, не могу себе представить, как нейтрон может сделать это!

— Нейтрон так ничтожно мал, что в состоянии это сделать. Поглощающие стержни называют еще управляющими стержнями, так как с их помощью я могу управлять потоком нейтронов. Но давайте действовать систематически.

Шеф снова подходит к модели, поднимает стеклянный колпак, ставит его осторожно на ковер и говорит, показывая указательным пальцем правой руки:

— Здесь центральная часть реактора содержит 3344 труб урановых таблеток, которые образуют 16 топливных элементов. В каждом топливном элементе имеется крестообразный управляющий и поглощающий стержень. Эти поглощающие стержни приводят в движение моторы. Они установлены вот здесь вверху. Если поглощающие стержни вытянуть из элементов, то поток нейтронов возрастает до желаемой мощности. Для достижения равновесия стержни надо ввести снова — так это функционирует, в принципе — очень просто!