Прощание - Буххайм Лотар-Гюнтер - Страница 18

А я будто снова смотрю с большого разводного моста прямо на дымовые трубы морских буксиров, рядом со мной стоит человек с примкнутым штыком.

Арсенал, Вобанская крепость. Я могу различить все так четко, будто держу перед глазами фотографию.

— Помнишь автомобиль на крыше? — спрашиваю я старика.

Да, трудно поверить! Самый высокий дом на всей территории гавани и — автомобиль на нем, аккурат всеми четырьмя колесами. Если б в нем еще и сидел кто-нибудь!

— Тогда взрыв бомбы не подбросил бы его так высоко.

— Вот тут ты прав, — говорит старик.

— Один человек написал мне, что он тоже видел автомобиль на крыше.

— Потому что ты упомянул его в своей книге «Лодка»?

— Да.

Во время обеда за двумя соседними столами произошла громкая перебранка между навигаторами и техниками, которые в данном случае в порядке исключения сошлись во мнении. Они совместно выступили против «исследователей». Речь идет, насколько я понял из разговора, о картонной коробке, в которой находится инструкция по эксплуатации одного нового прибора, который нужен исследователям для проведения серии испытаний. Коробка пропала. Возможно, ее выбросили за борт еще в порту. Или, так как она была адресована одному человеку в Геестахте, была отправлена автобусом в Геестахт. Уже обыскали весь корабль. Безуспешно. Состоялся обмен длинными телеграммами с Геестахтом — там коробка не появлялась. Но без инструкции по эксплуатации никто не знает, как работает дорогостоящий прибор, а без прибора исследования зайдут в тупик.

Жалко, что старик еще находится на мостике. Поэтому мне не доведется услышать его замечаний на этот счет: эта коробка станет предметом многочасовых разговоров и предложений. Мне это известно еще с первого рейса. Подобную тему можно «растянуть» во все стороны. Уже делаются первые предложения, как избежать подобных неприятностей в будущем. Такие предложения, естественно, должны фиксироваться в письменном виде — для чего же на борту секретарша и для чего роскошный множительный аппарат? Эта проклятая коробка задаст работу еще многим людям.

Наконец приходит старик. Прежде чем я могу задать ему вопрос, не знает ли он чего о коробке, он кладет передо мной богато иллюстрированный буклет, на котором прописными буквами написано «НС ОТТО ГАН».[14]

— Когда я слышу «НС Отто Ган», мне в голову сразу же приходят другие аббревиатуры с «НС», — говорю я. — НС-государство (национал-социалистическое государство), национал-социалистическая народная благотворительность, национал-социалистический корпус автомобилистов, национал-социалистический женский союз. Для меня, родившегося в 1918 году, обе буквы «Н» и «С» означают только «национал-социалистический» — «Национал-социалистический Отто ГАН», а не «Атомоход Отто Ган». Даже когда говорят о реакторе, охлаждаемом водой под давлением,[15] что свидетельствует о техническом прогрессе, мне слышится ГДР. А камера безопасности (SB-Behfllter) ассоциируется у меня с советской зоной оккупации.

— Не будь идиотом! — выговаривает мне старик.

— Что значит идиотом? Ты ведь тоже никак не можешь освободиться от этих смешных рефлексов Павлова.

— Это становится интересным!

— Если ты видишь корабль, то сразу же прикидываешь его тоннаж, как когда-то в боевом походе…

Старик жует нижнюю губу, что у него является признаком смущения.

— Тут ты действительно прав, — соглашается он. — Смешно, конечно.

Стюардесса, обслуживающая наш стол, переодела свой пестрый пуловер, который был на ней сегодня утром, и появилась в крайне тесной черной блузке со своего рода перьевым боа на воротнике. У этой блузки короткие рукава. Взгляд на ее левое плечо вызывает у меня содрогание: там у нее черно-коричневый кусок кожи шириной в две ладони, волосы на этой коже бледно-серого цвета и длиннее одного сантиметра. Старик делает вид, будто ничего не замечает. Или он уже привык к этому?

— Это может испортить аппетит, — бормочу я и приподнимаюсь. — Пойду-ка я в каюту шефа!

Переступив порог каюты шефа, я остолбеваю от удивления. Шеф переделал свое просторное жилище в уютное гнездышко: жена с тремя детьми в овальной рамке в стиле бидермайер, торшер с фаллически стилизованным абажуром, последний писк культуры жилища, прикрепленный к стене с помощью металлической перемычки. Пышно разросшийся зимний сад перед обоими окнами. Миниатюрный лес с воздушными корнями, с усиками, с причудливыми листьями, — настоящая оргия хлорофилла. Эта каюта является, скорее, оранжереей, чем жилищем корабельного офицера.

Мне требуется время, чтобы по достоинству оценить все, что открывается здесь взгляду. Даже с потолка свисают на различной высоте горшки с лиственными растениями. Перед окнами так плотно вьются тропические растения, что свет снаружи отфильтровывается до зеленого, а во всей каюте царит атмосфера девственного леса. Посреди всего этого шеф выглядит, как утопленник.

В то время как мои глаза осматривают помещение, шеф смотрит на меня, очевидно, ожидая слов восхищения.

— Фантастично! Просто чудесно! Такого я еще никогда не видел!! — вырывается у меня. Для создания подлинной атмосферы девственного леса не хватает только воды. Вы когда-нибудь думали о фонтане? — спрашиваю я шефа.

Шеф кивает.

— Я даже знаю, как ом мог бы выглядеть. Точно так же, как фонтан фрау Глим во Франкфурте-на-Майне.

— Кто такая фрау Глим? — спрашивает шеф.

— Фрау Глим была нашей квартирной хозяйкой. Когда мы, направляясь на книжную ярмарку на нашем стареньком «фиате», с грехом пополам добрались до Франкфурта, все гостиницы оказались занятыми. Квартирное агентство направило нас к фрау Глим, которая предоставила нам тесную комнатку рядом с грузовой железнодорожной станцией с многочисленными путями. Мне до сих пор слышатся звуки сталкивающихся вагонов…

Шеф смотрит на меня удивленно. Ему наверняка не нужны подробности истории с фрау Глим.

«Но теперь, — говорю я себе, — никакой пощады».

— Фрау Глим была сторонницей насыщенных настроений. У нее царила «атмосфера». Слово «атмосфера» было ее третьим словом. — У меня так и вертится на языке: «Как у фрау капитанши», но я проглатываю это. — У фрау Глим даже лампочка была красная для создания соответствующей атмосферы. Когда поздно вечером мы возвращались после посещений ярмарки — при этом нужно было проскользнуть через комнату фрау Глим, служившую одновременно и жилой комнатой и спальней, — фрау Глим лежала в одеянии феи на канапе и, как загипнотизированная, таращилась на слегка журчащий посреди комнаты фонтан. Это было так таинственно! Из чаши с водой к потолку поднимался ядовито-зеленый свет. Возможно, фрау Глим воображала, как в этом купаются белые слоны.

Шеф явно доволен моим рассказом. Я его убедил и доволен этим. Я знаю, шеф будет искать комнатный фонтан, если — да, если — наш корабль будет плавать и дальше.

Теперь он набивает табаком свою трубку. Он делает это обстоятельно и медленно. Этим он, очевидно, хочет добиться, чтобы я еще полюбовался интерьером. Я без труда нахожу новые выражения восхищения. И под конец я спрашиваю:

— Но выдерживают ли растения вибрацию?

— Все — нет, — говорит шеф. — Не выдерживающих пришлось убрать. Но те, которых вы видите здесь, развиваются великолепно.

— Принцип селекции. Им она, очевидно, нужна, — я имею в виду вибрацию.

Шеф молча разливает для нас виски «Шивас Регаль». Это уже вторая тема: качество виски. Нашу настоящую тему шеф, похоже, желает приберечь. Но теперь я хочу говорить о деле. Я демонстративно кладу на бак карандаш и расправляю листки, которые я держал сложенными в заднем кармане брюк, до их первоначального формата А4.

— Итак, — говорит шеф решительно, будто собирается сам дать команду: «На старт!», — начнем с корабля как такового: «Отто Ган» является однопалубным судном с повышенным выступом в носовой части и нормальным выступом в кормовой части судна.