Карл Густав Маннергейм. Мемуары - Маннергейм Карл Густав Эмиль - Страница 18

Я сказал, что только сегодня прибыл из Финляндии и мои документы находятся в багаже на Финляндском вокзале. Как этот человек сам мог видеть, извозчиков поблизости не было. Теперь уже я, в свою очередь, предложил солдатам отправиться со мной на вокзал, дабы они удостоверились, что я подданный Финляндии. Начальник патруля выказывал явные признаки нетерпения, он торопился и поспешил заявить, что ему все совершенно ясно и задерживать нас нет никакого смысла. Мы благополучно дошли до квартиры Нобеля, где меня приняли более чем хорошо.

Я опасался, что волнения распространятся и на завод фирмы «Нобель», строения которого образовывали единый комплекс с жилым домом. Тогда могли бы пострадать все члены семьи Нобелей, поскольку в их доме находился генерал. Поэтому я решил перебраться к одному знакомому финну по фамилии Селин, который жил поблизости. В прошлом Селин был офицером, а в Петрограде он завёл торговое дело. Однажды при встрече в Хельсинки Селин предложил мне располагаться у него в тех случаях, когда будут возникать проблемы с гостиницей.

Несмотря на все возражения гостеприимной семьи Нобелей, я ушёл от них тем же вечером. Брат хозяина Эмиль вызвался проводить меня. Мы прошли по территории завода, Эмиль вывел меня на спокойную боковую улицу и убедился, что путь свободен. Уличное освещение было очень слабым, а окна домов оставались тёмными — в квартирах предпочитали не зажигать света. Мимо проезжали машины с красными флагами, в них сидели солдаты, вооружённые гражданские лица и уличные проститутки. Кое-где горели костры, там собирались люди, чтобы погреться, — март стоял очень холодный. Небо было багровым от пожаров. Время от времени доносились звуки выстрелов.

Я добрался до дома Селина без каких-либо приключений, позвонил в дверь и с удивлением увидел, что передо мной стоит мой шурин, майор Микаэль Грипенберц который только что приехал из Финляндии. Хозяев не было дома, но это не помешало мне расположиться в квартире. У Селина ещё скрывался отставной финский генерал Лоде, который, будучи молодым прапорщиком, получил тяжёлое ранение на русско-турецкой войне 1878 года. Он также только что приехал из Финляндии, но сейчас вышел в город. Вскоре вернулся хозяин, а вместе с ним и Лоде.

На следующее утро, во вторник 13 марта, в центре города разразилась громкая пальба. Телефон, который то молчал, то просыпался к жизни, заработал вновь, и мы смогли узнать, что полиция и последние войска, верные правительству, подавлены.

Нам вновь пришлось пережить тревожный момент. Я сидел в коридоре у телефона и безуспешно пытался связаться со своим адъютантом. На мне был халат Селина, из-под которого выглядывали сапоги со следами шпор. Неожиданно на лестнице послышались громкие голоса и раздалось бряцание оружия. О ступени стукнули приклады винтовок, кто-то остановился около входа в квартиру и позвонил в дверь. Хозяин открыл, а я продолжил разговор по телефону. Вошёл патруль. Его возглавлял некто в гражданской одежде. Этот человек сразу же заявил, что в квартире прячется генерал. Не моргнув глазом, Селин ответил, что у него действительно уже много лет живёт финский генерал в отставке, но сейчас его нет дома. Командир приказал обыскать квартиру, и солдаты прошли во внутренние комнаты.

Вскоре они снова появились в коридоре, где я по-прежнему сидел у телефона. Я был настолько неосторожен, что спросил, зачем им нужен генерал, и, разумеется, привлёк к себе внимание. Командир патруля поинтересовался, кто я такой. Я ответил, что недавно приехал из Финляндии по торговым делам. Такое объяснение удовлетворило патруль, что, конечно же, было весьма удивительно. Солдаты ушли, и мы вздохнули с облегчением.

К вечеру бой на левом берегу Невы усилился, небо вновь озарилось пожарами. Кто-то сказал, что Петропавловская крепость перешла в руки восставших. Следующую ночь я тоже провёл у Селина.

Утром 14 марта мне, наконец, удалось связаться с адъютантом, который только сейчас узнал, где я нахожусь. Через несколько часов около дома остановилась машина, и на лестнице снова раздался лязг оружия. В дверь позвонили. Я с облегчением узнал голос своего адъютанта. Он рассказал, что вновь назначенный начальник гарнизона смог навести в городе кое-какой порядок. В моей гостинице разместился комендант, ему придано несколько солдат охраны. Этот комендант уполномочен выдавать гостям удостоверения личности для передвижения по городу. В тот же день я с предосторожностями снова въехал в гостиницу.

В ночь на 15 марта мне удалось достать билет в спальный вагон московского поезда, и я прибыл в бывшую столицу России одновременно с вспыхнувшей в ней революцией.

В Москве мне стало известно, что 15 марта император отрёкся от престола в пользу своего брата — Великого князя Михаила Александровича. Известие о том, что Великий князь Михаил возьмёт бразды правления в свои руки, породило некоторые надежды. Однако 17 марта Михаил Александрович также отрёкся от прав на престол.

В Киев я тоже прибыл вместе с революцией. Проезжая мимо памятника Столыпину, я увидел, что он украшен красным шарфом.

Отправляясь на юг в свою дивизию, я посетил командующего Южным (румынским) фронтом генерала Сахарова. Я рассказал ему о своих впечатлениях от событий в Петрограде и Москве и попробовал уговорить генерала возглавить сопротивление. Однако Сахаров считал, что время для таких действий ещё не настало.

Сразу же по прибытии на фронт я понял, что за несколько недель моего отсутствия произошли значительные изменения. Революция распространилась, как лесной пожар. Первый известный приказ советов, который касался поначалу только столичного гарнизона, начал действовать и здесь, поэтому дисциплина резко упала. Усилились анархические настроения, особенно после того, как временное правительство объявило о свободе слова, печати и собраний, а также о праве на забастовки, которые отныне можно было проводить даже в воинских частях. Военный трибунал и смертная казнь были отменены. Это привело к тому, что извечный воинский порядок, при котором солдаты должны подчиняться приказам, практически не соблюдался, а командиры, стремившиеся сохранить свои части, вынуждены были всерьёз опасаться за собственные жизни. По новым правилам солдат мог, в любой момент взять отпуск, или, попросту говоря, сбежать. К концу февраля дезертиров было уже более миллиона человек. А военное руководство ничего не предпринимало для борьбы с революционной стихией.

И всё же в моём воинском подразделении продолжало сохраняться согласие. В мае 1917 года я получил приказ принять оборону в Трансильванских Альпах к западу от города Сучава. В середине июня я получил звание генерал-лейтенанта и меня назначили командующим 6-м кавалерийским армейским корпусом, который состоял из трёх дивизий. Моя прежняя 12-я кавалерийская дивизия была одной из них.

Следующий факт может служить ярким примером того, какие события происходили на фронте в то время. Одна из моих дивизий должна была сменить другую, и в тот момент, когда частям следовало выдвигаться на передовую, ко мне прибыл дивизионный командир. Я спросил генерала, доверяет ли он своим частям, однако мои сомнения, казалось, оскорбили его. Я предупредил командира, что на всякий случай направил несколько пушек в ту сторону, где должны были располагаться его части. Через полчаса генерал доложил, что войска отказываются идти в траншеи. Но лишь только первые снаряды разорвались рядом с лагерем, всё стало на свои места, и честь генерала была спасена.

В начале июля мы начали продвигаться вперёд. После нескольких небольших удачных операций наступление на главном направлении было остановлено, хотя на южном фланге 8-я армия под командованием генерала Корнилова выдвинулась на тридцать километров. После этой успешной операции он был назначен командующим Юго-Западным фронтом.

К сожалению, спустя короткое время военное счастье отвернулось от него. 14 июля противник начал контрнаступление в Галиции и на Буковине, и наши войска обратились в неуправляемое бегство. Тернополь и Черновцы пали, вся Украина оказалась под угрозой.