Сказки зарубежных писателей - Андерсен Ханс Кристиан - Страница 51

– Но они же еще не потеряли своего единственного сына, – сказала Римская Свеча. – Никакого несчастья с ними еще не произошло.

– А разве я говорила, что они потеряли? – возразила Ракета. – Я сказала только, что они могут потерять. Если бы они уже потеряли единственного сына, не было бы никакого смысла об этом говорить. Снявши голову – по волосам не плачут, и я терпеть не могу тех, кто не придерживается этого правила. Но когда я думаю о том, что Принц и Принцесса могут потерять своего единственного сына, меня это, разумеется, чрезвычайно удручает.

– Что верно, то верно! – вскричал Бенгальский Огонь. – По правде говоря, такой удрученной особы, как вы, мне еще никогда не доводилось видеть.

– А мне никогда еще не доводилось видеть такого грубияна, как вы, – сказала Ракета. – И вы совершенно не способны понять моего дружеского расположения к Принцессе.

– Да ведь вы даже незнакомы с ней, – буркнула Римская Свеча.

– А разве я сказала, что я с ней знакома? – возразила Ракета. – Позвольте вам заметить, что я никогда не стала бы ее другом, будь я с ней знакома. Это очень опасная вещь – хорошо знать своих собственных друзей.

– Все же вы бы лучше постарались не отсыреть, – сказал Огненный Шар. – Вот что самое главное.

– Для вас, конечно, это самое главное, можно не сомневаться, – возразила Ракета, – а я вот возьму и заплачу, если мне захочется. – И она и вправду залилась самыми настоящими слезами, и они, словно капли дождя, побежали по ее палке и едва не затопили двух маленьких жучков, которые только что задумали обзавестись своим домом и подыскивали хорошее сухое местечко.

– Должно быть, это действительно очень романтическая натура, – сказал Огненный Фонтан, – ведь она плачет абсолютно без всякой причины. – И он испустил тяжелый вздох, вспомнив свою сосновую дощечку.

Но Римская Свеча и Бенгальский Огонь были очень возмущены и долго восклицали во весь голос:

– Вздор! Вздор! – Они были чрезвычайно здравомыслящие особы, и, когда им что-нибудь приходилось не по вкусу, они всегда говорили, что это вздор.

Тут взошла луна, похожая на сказочный серебряный щит, и на небе одна за другой зажглись звезды, а из дворца долетели звуки музыки.

Принц с Принцессой открыли бал, и танец их был так прекрасен, что высокие белые лилии, желая полюбоваться им, встали на цыпочки и заглянули в окна, а большие красные маки закивали в такт головами.

Но вот пробило десять часов, а потом одиннадцать и, наконец, двенадцать, и с последним ударом часов, возвестивших полночь, все вышли из дворца на террасу, а Король послал за Королевским пиротехником.

– Повелеваю зажечь фейерверк, – сказал Король, и Королевский пиротехник отвесил низкий поклон и направился в глубину сада. За ним следовали шесть помощников, каждый из которых нес горящий факел, прикрепленный к концу длинного шеста, и это было поистине величественное зрелище.

– Пшш! Пшш! – зашипел, воспламеняясь, Огненный Фонтан.

– Бум! Бум! – вспыхнула Римская Свеча.

А за ними и Шутихи заплясали по саду, и Бенгальские Огни озарили все алым блеском.

– Прощайте! – крикнул Огненный Шар, взмывая ввысь и рассыпая крошечные голубые искорки.

– Хлоп! Хлоп! – вторили ему Петарды, которые веселились от души. Все участники фейерверка имели большой успех, за исключением замечательной Ракеты. Она настолько отсырела от слез, что ее так и не удалось запустить. Самой существенной частью ее был порох, а он намок, и от него не было никакого толку. А все бедные родственники Ракеты, которых она даже никогда не удостаивала разговором, разве что презрительной усмешкой, взлетели к небу и распустились волшебными огненными цветами на золотых стеблях.

– Ура! Ура! – закричали Придворные, а маленькая Принцесса засмеялась от удовольствия.

– Вероятно, они приберегают меня для особо торжественного случая, – сказала Ракета. – Это несомненно так. – И она исполнилась еще большего высокомерия.

На следующий день в сад пришли слуги, чтобы привести его в порядок.

– По-видимому, это делегация, – сказала Ракета. – Надо принять их так, чтобы не уронить своего достоинства. – И она задрала нос кверху и сердито нахмурилась, делая вид, что размышляет о весьма важных материях. Но слуги даже не заметили ее, и только когда они уже собрались уходить, она случайно попалась на глаза одному из них.

– Гляньте! – крикнул этот слуга. – Тут какая-то негодная Ракета! – И он швырнул ее за ограду, прямо в канаву.

– Негодная Ракета? Негодная Ракета? – воскликнула она, перелетая через ограду. – Этого не может быть! Превосходная Ракета – вот что, должно быть, сказал этот человек. Негодная и Превосходная звучат почти одинаково, да, в сущности, очень часто и означают одно и то же. – И с этими словами она шлепнулась прямо в грязь.

– Не очень-то приятное место, – сказала она, – но это, без сомнения, какой-нибудь модный лечебный курорт, и они отправили меня сюда для укрепления здоровья. Что говорить, нервы у меня действительно расшатаны, и отдых мне крайне необходим.

Тут к ней подплыл маленький Лягушонок с блестящими, как драгоценные камни, глазами, одетый в зеленый пятнистый мундир.

– А! Что я вижу! К нам кто-то прибыл! Что ж, в конце концов, грязь лучшее, что есть на свете. Дайте мне хорошую дождливую погоду и канаву, и я буду вполне счастлив. Как вы полагаете, к вечеру соберется дождь? Я все-таки не теряю надежды, хотя небо синее и на нем ни облачка. Такая обида!

– Кхе! Кхе! – произнесла Ракета и раскашлялась.

– Какой у вас приятный голос! – воскликнул Лягушонок. – Он очень напоминает кваканье, а разве кваканье не самая приятная музыка на свете? Сегодня вечером вы услышите выступление нашего многоголосого хора. Мы сидим в старом утином пруду, что возле фермерского дома, и, как только всходит луна, начинаем наш концерт. Это нечто настолько умопомрачительное, что никто не может уснуть – все слушают нас. Да не далее как вчера жена фермера говорила своей матушке, что она из-за нас не сомкнула глаз всю ночь. Очень приятно сознавать, что ты пользуешься таким признанием, – это доставляет большое удовлетворение.

– Кхе! Кхе! – сердито кашлянула Ракета. Она была очень раздосадована тем, что ей не дают вымолвить ни слова.

– Нет, в самом деле, какой восхитительный голос, – продолжал Лягушонок. – Я надеюсь, что вы посетите наш утиный пруд. Я отправляюсь на поиски своих дочерей. У меня шесть красавиц дочерей, и я очень боюсь, как бы их не увидела Щука. Это настоящее чудовище, она позавтракает ими – и глазом не моргнет. Итак, до свидания. Наша беседа доставила мне огромное удовольствие, поверьте.

– По-вашему, это называется беседой? – сказала Ракета. – Только вы один и говорили все время, не закрывая рта. Хороша беседа!

– Кто-то же должен слушать, – возразил Лягушонок, – а говорить я люблю сам. Это экономит время и предупреждает разногласия.

– Но я люблю разногласия, – сказала Ракета.

– Ну что вы, – миролюбиво заметил Лягушонок. – Разногласия нестерпимо вульгарны. В хорошем обществе все придерживаются абсолютно одинаковых взглядов. Еще раз до свидания, я вижу вдали моих дочерей. – И маленький Лягушонок поплыл прочь.

– Вы чрезвычайно нудная особа, – сказала Ракета, – и очень дурно воспитаны. Я не выношу людей, которые, подобно вам, все время говорят о себе, в то время как другому хочется поговорить о себе. Как мне, например. Я это называю эгоизмом, а эгоизм – чрезвычайно отталкивающее свойство, особенно для людей моего склада, – ведь общеизвестно, что у меня очень отзывчивая натура. Словом, вам бы следовало взять с меня пример, едва ли вам встретится еще когда-нибудь образец, более достойный подражания. И раз уж представился такой счастливый случай, я бы посоветовала вам воспользоваться им, ибо в самом непродолжительном времени я отправляюсь ко двору. Если хотите знать, я в большом фаворе при дворе: не далее как вчера Принц и Принцесса сочетались браком в мою честь. Вам это, конечно, никак не может быть известно, поскольку вы типичный провинциал.