Загадки Русского Междуречья - Назаров В. Н. - Страница 43

Дальше – больше: поскольку в «Повести временных лет» варяги сближались с Русью («… Зваху тьи варязи русь», – говорит Нестор), постольку и этноним «Русь» первоначально относился к какому-то германоязычному скандинавскому племени, а не к славянскому. Чего-либо более абсурдного за триста лет существования русской историографии трудно придумать. Летописцы до такой глупости не додумались; они вслед за Нестором писали только то, что было на самом деле: варяги – это Русь, и от них пошло название (прозвася) Русская земля. Что сие означает? Только то, что написано: варяги были русскими, и какие бы то ни было скандинавские викинги здесь ни при чем.

И говорили варяги по-русски или почти по-русски. Во всяком случае, переводчика для общения с полянами, древлянами, дреговичами, кривичами, вятичами и прочими им не требовалось. Образец живой варяжской речи сохранила и «Повесть временных лет». В статье под 983 годом рассказывается, как после победы Владимира Святого над литовским племенем ятвигов решено принести в Киеве человеческую жертву языческим богам (дело было за пять лет до принятия христианства). Жребий пал на двух варягов – отца и сына. Но прежде чем пролилась их кровь, состоялась перепалка между пытавшимися защититься варягами и посланниками жрецов. Экспрессивный диалог между обреченными на смерть варягами и их палачами с протокольными подробностями вопроизведен в летописи. Перед нами живая русская речь, вполне достойная того, чтобы найти отражение в Словаре Владимира Даля. И это не поздняя выдумка (как пытаются представить современные толкователи) – в таком случае придется большую часть Несторова труда объявить выдумкой.

Почему до сих пор не выявлено и не зафиксировано ни одного варяжского слова? Ответ более чем прост: какой-то варяжской лексики не было в принципе, ибо варяжский язык мало чем отличался от русского. Впрочем, одно слово имеется: «варежка» (раньше говорилось «варяжка») – типичная часть традиционной зимней варяжской (и русской) одежды. Но данный случай в комментариях не нуждается.

Особый разговор о варяжских именах. В летописи их приведено немало. Они во многом отличаются от традиционных русских имен (о причинах ниже). Но в такой же степени отличаются и от скандинавских имен, где не встретишь ни Рюрика, ни Трувора, ни Синеуса, ни Аскольда, ни Дира. Нет там и Олега с Ольгой, сопряжение последнего русско-варяжского имени с какой-нибудь Хельгой всего лишь искусственная натяжка, когда желаемое выдается за действительное. В договоре 945 года Игоря Старого с греками, заключенном при византийских царях Романе, Константине и Стефане, приводится целый список русских посланцев, присутствовавших при подписании документа. Большинство имен варяжские (нередко с прибавлением чисто русских прозвищ). Судите сами:

«Мы – от рода русского послы и купцы, Ивор, посол Игоря, великого князя русского, и общие послы: Вуефаст от Святослава, сына Игоря; Искусеви от княгини Ольги; Слуды от Игоря, племянник Игорев; Улеб от Володислава; Каницар от Педславы; Шихберн Сфандр от жены Улеба; Прастен Тудоров; Либиар Фастов; Грим Сфирьков, Прастен Акун, племянник Игорев; Кары Тудков; Каршев Тудоров; Егри Евлисков; Воист Войков; Истр Аминодов; Прастен Бернов; Ятвяг Гунарев; Шибрид Алдан; Кол Клеков; Стегги Етонов; Сфирка… Алвал Гудов; Фудри Туадов; Мутур Утин; купцы Адунь, Адульб, Иггивлад, Улеб, Фрутан, Гомол, Куци, Емиг, Туробид, Фуростен, Бруны, Роальд, Гунастр, Фрастен, Игелд, Турбен, Моне, Руальд, Свень, Стир, Алдан, Тилен, Апубексарь, Вузлев, Синко, Борич, посланные от Игоря, великого князя русского, и от всякого княжья, и от всех людей Русской земли. И им поручено возобновить старый мир, нарушенный уже много лет ненавидящим добро и враждолюбцем дьяволом, и утвердить любовь между греками и русскими»[76].

Обратите внимание, сколько раз в первом абзаце (а всего в договоре их двадцать три) повторено в разных вариантах слово «русский». Сие, надо полагать, точнейшим образом соответствовало реальному положению дел: варяги считали себя такими же русскими, как и днепровские или новгородские славяне. О том же свидетельствует и исходная формула договора: «Мы от рода русского…» Так не без гордости заявляют о себе одновременно люди, носящие как варяжские, так и чисто славянские имена. И надо полагать, сами они прекрасно осознавали свою языковую и этническую тождественность.

А теперь пусть кто-нибудь попробует отыскать вышеперечисленные русско-варяжские имена в скандинавских хрониках или сагах среди их героев и персонажей – шведов, норвегов, датчан, исландцев. Кое-что там, конечно, есть. Но совсем не то, что обычно представляется. Дело в том, что скандинавские викинги тоже общались с варягами, более того, практически не отделяли их от новгородских или киевских славян. Во всяком случае, скандинавы прекрасно знали: у них всех язык общий, этот язык – русский, и сами они – русские. Поэтому многие имена и названия, которые традиционно встречаются в скандинавских хрониках или сагах, являясь русскими по происхождению, относятся прежде всего к варягам. Приглядимся повнимательнее под данным углом зрения к одному из наиболее известных и часто цитируемых фрагментов «Саги об Олаве Трюггвасоне» (ибо, по распространенной версии, здесь речь идет о Киевской Руси во времена правления Владимира Святого):

«(972 – 983 гг.) В то время правил на востоке в Гардарики Вальдамар конунг, и был он славный муж. Мать его была пророчицей и предвидела многое, и исполнялось то, что она говорила. Она была уже слаба от старости, и такой был у нее обычай, что ее приносили в палату каждый вечер Йоля и она должна была говорить, что случится в мире, и сидела она в кресле перед «высоким местом» конунга, и, когда люди сели на свои места и собрались пить, сказал конунг: «Что ты видишь, мать, – нет ли чего-нибудь опасного для моей земли?» Она сказала: «Не вижу я ничего, в чем не было ей чести и славы. Вижу я то, что родился ныне в Норвегии сын конунга со светлыми духами-хранителями и над ним великий свет. Он будет воспитан здесь, в этой стране, и во многом поможет своей стране, а после вернется в свои родные земли и будет там конунгом славным и знаменитым, но скоро его потеряют, а когда он будет призван из мира, будет ему большая слава, чем я могу сказать. А теперь унесите меня – дальше я ничего не скажу». Этот Вальдамар был отцом Ярицлейва, отца Хольти, отца Вальдмара, отца Харальда, отца Ингибьёрг, матери Вальдмара, конунга данов»[77].

В приведенном отрывке масса удивительных подробностей. Но нет ничего такого, что стопроцентно доказывало бы: здесь речь идет о Киевской Руси, а Вальдамар-конунг – князь Владимир Стольнокиевский (достаточно взглянуть на приводимую в конце родословную, чтобы понять: речь может идти о ком угодно, только не о Крестителе Руси). География процитированного фрагмента (как, впрочем, и саги в целом, а также любых других саг) такова, что речь здесь идет не о Новгородско-Киевской Руси, а о Руси другой, Варяжской, в коей и правит конунг Вальдмар. Эта Варяжская Русь (как следует из текста саги) находилась где-то поблизости от Норвегии, но ничего общего (в смысле тождественности территории, языка или культуры) с ней не имела. Отсюда и знаменитая скандинавская Гардарики, – конечно же, Русь, но не только Новгродско-Киевская, а еще и Варяжская, ибо по языку для скандинавов они ничем особо не отличались, территории их сопрягались и пересекались, а сами варяги были «в доску своими» что в Киеве, что в Смоленске, что в Новгороде.

Скандинавы путали не только варягов и славян, но и их поселения. Новгород Великий по скандинавской традиции и в германоязычной вокализации именовался Хольмгард. Но не лишено вероятности, что здесь смешались различные топонимы. Подтверждение обнаруживается в Иоакимовской летописи, где приводится русское название Хольмгарда – Колмогард. Очевидно, раньше название этого древнеславянского города произносилось как Колмоград или Коло-город, а затем произошло переиначивание, – наподобие того как красивые и поэтичные имена древних русских городов Плесков и Твердь превратились в Псков и Тверь (Тферь). Из контекста Иоакимовской летописи совершенно определенно следует нетождественность Колмогарда и Великого Новгорода, так как здесь рассказано о том, как новгородский старейшина (в Ермолинской летописи он, как и полагается, назван посадником) Гостомысл, оказавшийся без сына-наследника, прежде чем выбрать жениха для своей дочери Умилы (выбор, как известно, пал на русского варяга Рюрика), решил принести жертву древним богам и отправился из Новгорода в Колмогард, где находилось языческое святилище. Возможно, ехать не пришлось слишком далеко, но для русских это разные понятия. А вот у скандинавов они смешались и Новгород стал Хольмгардом.