Поверженные правители - Холдсток Роберт - Страница 36

И только тогда Урта поискал взглядом сына и спросил:

— Что с криптой?

Ответил Рубобост:

— Они ушли наверх по той узенькой тропе, вытянувшись цепочкой, как муравьи на ветке. Их увел тот лысый мужик, Тализин.

Тропа, на которую он указывал, должна была вывести их на самый высокий из окружавших бухту холмов.

— Талиенц?

— Он самый. Сказал, ему хочется прощупать землю. А у мальчишек, мол, глаза поострее наших.

— Я ему не доверяю, — шепнула мне на ухо Ниив. Ее пальчики многозначительно стиснули мою руку. — Я не знаю, кто он такой, этот Глашатай, и откуда взялся. Я ему не доверяю.

Урта услышал ее шепот и согласился:

— В зале, где принимал нас Вортингор, он вел себя весьма странно. Сказал, что он из Арморики, изгнанник. А цветом кожи больше походит на Тайрона.

— Я сам об этом думал, — подхватил заблудший критянин. — Однако глаза у него зеленые с желтизной. Очень редкий цвет в этой части мира. Но при этом, — осторожно добавил Тайрон, — с тех пор как мы вошли в пролив у острова, он вел себя как дома.

Все это не мешало бы обдумать, но пока Урта больше думал о сыне. Он послал Боллула и Кайвайна взобраться по той же тропе. Они взяли с собой оружие.

Один из греков окликнул нас издали. Еще двое выкатили из пустого здания пузатый глиняный пифос. Добравшись до нас, они поставили сосуд и содрали восковую печать, под которой оказалось нечто вроде застывшего желтоватого жира.

Затвердевший мед.

Если кое-кто из аргонавтов и обманулся в надеждах на более жидкое содержимое, все же это было отменное дополнение к нашей скудной трапезе. Всмотревшись вглубь кувшина, Ниив добавила:

— Там на дне что-то темное. Может, плоды?

Еще того лучше!

Я заметил, как дуреха напряглась, стараясь сосредоточить свои колдовские способности. А когда пригляделась, помрачнев, отпрянула от кувшина.

— Ну что, плоды? — спросил я ее.

— Орехи, — ответила она, присаживаясь на край мола, словно ноги ее не держали.

— Какие именно орехи? — спросил один из греков.

— Большие, — ответила она, и грек вдруг понял.

Следующая новость оказалась приятнее. В сумерках громкий крик сверху возвестил о возвращении Боллула с Кайвайном. С ними вернулись трое юных членов крипты. Когда они стали спускаться по опасной тропе, Тайрон заметил, что у самого высокого что-то на плече. Скоро стало видно, что он несет козу, еще живую, со связанными копытами. Животное выглядело воистину странно. Рога завивались невиданным образом, а расцветка шкуры более напоминала луговые цветы, чем унылую окраску пасущегося на нем животного.

Кимона и Колку с ними не было. Эти появились над Акротирийской пещерой вместе с Талиенцем. Урта забеспокоился.

Приняв обличье козодоя, я подлетел к пещере и присмотрелся. Они, поддерживая друг друга, спускались по расщелинам скалы к узкой полке перед входом в пещеру.

Осмотрели ее, подивились рисункам и спустились в бухту.

Боллул по-своему докладывал об увиденном:

— Земля заколдована. С гребня скал видны долины, идущие вглубь, и гористые высоты вдалеке. Одни долины затянуты тучами, другие густо заросли лесом. Но имеются и открытые места, где бегают и пасутся всяческие твари. На востоке я видел равнину и широкую реку. То, что кажется грозовым облаком посреди острова, — наверное, опять же горы. Земля просторна, необжита и недоступна взгляду.

— А людей видел? — спросил Тайрон.

— Трудно сказать. Земля будто расчерчена, и виднеется нечто вроде развалин домов.

— Но никого живого? — поторопил Урта.

— Кроме коз и тварей, которые, верно, только здесь и водятся.

Колку, когда подошел, подтвердил слова Боллула и мальчиков, но добавил:

— Там точно здания, но их, кажется, поглощает земля: наполовину они здесь, наполовину ушли в камень. И еще одно: я видел вдали дым.

Кимон добавил:

— И движение на низинной стороне острова. Вспышки света, отблески и движение, такое, будто люди спешат спрятаться.

— Это вовсе не та земля, которую я оставил, — таинственно проговорил Тайрон.

Я наблюдал, как он слушает эти рассказы, и заметил недоумение и тревогу на его лице.

— Ты очень давно ушел в свое странствие по лабиринту, — напомнил я ему.

— Знаю. Но эти перемены — или, по крайней мере, их признаки — весьма удивительны. Можно подумать, это не тот остров. Только основа его. Я не понимаю, мне нужно подумать.

Он отошел от меня; немного погодя я видел, как он взошел на Арго и крадучись пробрался на корму, под изваяние богини. Он пробыл там некоторое время, иногда бормоча что-то, причем очень оживленно, а по большей части тихо сидел, то ли прислушиваясь, то ли свыкаясь с возвращением на свою древнюю землю.

С другого конца корабля на него смотрело неподвижное лицо Сегомаса.

Козу ободрали, выпотрошили и повесили сушиться на день-другой. Мы угощались ее требухой и легкими. Греки знали, что делают: кушанье вышло восхитительным, хотя и малость переслащенным.

Тайрон по сходням спустился с Арго и вернулся к нам, но казался рассеянным: сидел, набычившись, то и дело поглядывая на вход в пещеру над нами. Он вдруг выпрямился и насторожился, когда Урта вытащил из-за пояса несколько бронзовых поделок.

— Нашел в пещере, — пояснил Урта. — Красивая работа, и очень тонкая. Вот у этой — маленькая головка коршуна.

Работа по металлу была в самом деле тончайшая: несколько разорванных витых бронзовых прутков, очень прочных, и два кусочка из сплава помягче — более гибкого. Урта доказал это, несколько раз перегнув их.

— Ждешь, что они сломаются, но не тут-то было. Они как веревка, только крепче. И не чистый металл. Там внутри еще и жилы животных. И я разглядел тонкие полоски золота.

Тогда и Тайрон вывалил перед нами содержимое своего полотняного мешочка.

— Я тоже кое-что собрал, — сказал он. — Эти были в самой глубине пещеры, разбросаны по узкому проходу. Думаю, их разорвали в ярости. В ярости творца.

Его сокровища напоминали находки Урты. Урта поднял витые бронзовые нити. Жгут заканчивался голубиной головкой.

— Работа настоящего искусника. Но что это такое?

— Обрывки снастей, — тихо сказал Тайрон.

— Корабельных?

— Не корабельных.

— Для чего же они, если не для корабля? — возмущенно перебил Ясон, уставший от загадок Тайрона.

Но исхудалый странник засмотрелся в небо, где светились первые звезды.

— Для двух мальчиков, — сказал он, — и для путешествия, которое, быть может, еще продолжается.

— Теперь мне ясно назначение этой пещеры, — заговорил Тайрон, указывая на обрыв. — Я знал эту историю, как в то время знал ее каждый из моих сверстников. Никогда не верил в ее окончание. Теперь уверен. Эта самая дальняя из его мастерских. У него были сотни таких, в потаенных местах острова. И как раз из этой бухты сыновья Мастера отправились в последний гибельный полет. Где-то к северу отсюда прервалась жизнь одного из них — то ли на скалах, то ли в море. Это, как мне видится, обрывки рамы и сбруи от первых крыльев. Может, они вышли недостаточно прочными. Видите? Он отделал концы каждого жгута головками двух птиц, символами своих сыновей. Двух потерянных им сыновей.

Ниив, жадно слушавшая рассказ Тайрона, все же нашла время ущипнуть меня за руку:

— Опять пропавшие сыновья? Это становится привычкой. Ты никогда не терял сыновей, Мерлин?

— Не терял. Помолчи.

— Я тебе не верю, — поддразнила она, хитро глянув на меня. — Думаю, тебе вообще нельзя верить. Все, теперь я молчу.

Тайрон рассказывал нам одну из сотен легенд своей родины, легенду о давних событиях: как отец, обладавший даром к созданию того, что он называл «машинами», сделал крылья для двух своих сыновей.

В истории было нечто знакомое мне, хотя остров Тайрона лежал в стороне от моей Тропы. Она сохранилась в памяти греков, правда сильно изменившись. Отец, понятно, — это Дедал. В одном из множества построенных им лабиринтов и заблудился молодой Тайрон, прежде чем встретиться со мной, Ясоном и Арго.