Лекарь - Корчевский Юрий Григорьевич - Страница 20

— Он ведь четыре дня толком не спал, за тобой приглядывая. Как только на ногах держится?

— Я уже не сплю, — подал голос Никита. Несколько часов сна освежили, а то голова вовсе чумной была.

— О чём спор?

У кровати князя стояла Софья.

— Князь ещё бульона просит.

— Налей, ему тоже силы нужны.

— Я же говорил — дозволено мне, — как ребёнок обрадовался князь.

Софья налила в кружку бульона и с поклоном подала князю. Потом ещё одну — Никите.

— Ох, хорошо! — допил князь бульон. — Что там того бульона, а силы даёт. Чудно!

Софья вышла и тут же вернулась, неся что-то в кулачке. Высыпала это «что-то» князю в ладонь.

— Это камни, что Никита вырезал.

— У меня?

— Именно.

Князь стал разглядывать камни, потом вернул их Софье.

— Завяжи в тряпицу, я с собой заберу. Супружнице покажу, а при случае — самому Алексею Михайловичу.

— Никита, так я пойду?

— Иди.

Наступил вечер. Никита зажёг свечу. В углах комнаты таился полумрак, потрескивала свеча.

Князь спросил:

— Ты где так научился?

— Чему?

— Людей лечить. Что-то я не слышал, чтобы живот резали. Нет, вру — повивальные бабки иногда режут, когда бабы от бремени разрешиться не могут. Так ведь после того мрёт половина.

— Странствовал много, в других странах был, — односложно ответил Никита. Не говорить же князю правду — это будет выглядеть ещё более неправдоподобно.

— При дворе иноземные лекари есть, докторами себя величают, а лечат мазями да припарками. Я так думаю, ты им всем нос утрёшь.

— Врачевание — наука сложная, — уклонился от сравнения Никита. Разговор о медицине становился скользким — даже опасным для него. Надо было срочно менять тему.

— Расскажи, где бывал, что видел?

— Да почти везде одинаково. Деньги только разные, платье да еда.

— Это верно. Я вот по Руси езжу. Где-то рыбы больше едят, как на северах, а где мясо, свинины избегая, как басурмане — в той же Казани. А животных или диковины видел?

Никита стал рассказывать о разных животных. Некоторых он видел в зоопарке, других — по телевизору.

Князь слушал, открыв рот:

— Надо же, какие чудеса в мире бывают! Велик Творец, создавший такое!

Они беседовали долго, и сон сморил обоих уже за полночь, когда догорела свеча.

Утром после Софьи заявился боярин Михаил с половым, нёсшим горшок.

— Здрав буди, княже! Ушицы вот тебе принёс горяченькой, да с рыбкой.

— Пусть остынет немного. Горячее нельзя, только тёплое, — предупредил Никита.

— И ты угощайся, лекарь, и супружница твоя.

— Супружница? Так я не женат!

— А Софья?

— Помощница она моя, травами ведает.

— По годам-то уже пора…

Разлили уху по мискам. Уха явно тройная была, густая — ложка в миске едва ли не стояла. А вкусная! Никита и Софья ели её с пирогами, князь — только уху. Однако князь доволен был, каждую косточку из рыбного пирога обсасывал, смакуя. Боярин Михаил тоже не удержался, глядя на обедающих, сам подсел. Так горшок ухи за раз и съели.

— Ну Михаил, порадовал. Радение твоё непременно отмечу великому князю. Полагаю, пора тебе из стольников выше подниматься. Скажем — в спальники.

Михаил от похвалы зарделся. Понятное дело, доброе слово и кошке приятно.

Дав князю после еды отдохнуть пару часов, Никита сделал перевязку. К его удивлению, рана заживала первичным натяжением довольно быстро. Если так пойдёт, через пару дней пора швы снимать.

Князь уже вставал, и уху сегодня ел за столом.

Никита подошёл к боярину Михаилу:

— Князю пора есть чаще, но помалу, не переедать пока. В обед каши принесёшь, узвару. Молочного пока нельзя, пучить будет. Можно хлеба, но только белого.

— Всё исполню, — боярин ушёл с половым.

После перевязки князь вздремнул. В обед пришёл боярин, теперь его сопровождали двое. Один нёс горшок с кашей, другой — большую миску с нарезанным хлебом и кувшин узвара — компота из яблок и груш. Каша была рисовой, прозываемой на Руси сарацинской.

После нескольких дней голодания еда для князя была единственным развлечением и удовольствием.

После еды князь опять до вечера разговаривал с Никитой. Их прервал только боярин, принесший ужин — куски варёной рыбы, пироги с яблоками и сыто.

После ужина беседа снова продолжилась допоздна.

— Ох и умён ты, лекарь! Иные бояре да князья спесивы, а ведь по уму да знаниям пальца твоего не стоят.

— Переоцениваешь, князь. Возгоржусь ещё, а гордыня — грех.

— Не, тебе это не грозит. Я людей насквозь вижу. Не зря же у Афанасия Лаврентьевича Ордын-Нащокина помощником, правой рукой. Для гордыни либо власть потребна, либо богатство. А ещё — всё вместе взятое. У тебя же ни того, ни другого. Власти у тебя точно не будет, поскольку ты рода простого, не дворянского. А вот богатство умом своим, знаниями да умением снискать можешь, только не во Владимире. Мал город, лучшие его годы позади. Это два-три века назад владимирские князья в силе были. Ноне одна Москва высится. Вот в Москву тебе и надо.

— Я в первопрестольную не рвусь.

— А зря! Я тебе предлагаю со мной ехать. Будешь моим личным лекарем. Жалованье положу, скажем — пятьдесят рублёв, комнату дам для жилья и отдельно — лекарню. Хочешь, Софью с собой возьми. Я ей жильё и жалованье дам.

Такого предложения Никита не ожидал.

— Мне подумать надо, шаг серьёзный. К тому же я купцу местному должен за инструмент, за избу, что арендую. Как же уехать, про долг забыв?

— Что о долге помнишь, это хорошо. Так ведь рассчитаешься.

— Сам так думаю, только будет это не скоро. Тогда и об отъезде из Владимира подумать можно.

— Сколько же ты должен?

— Алтын и ещё семь копеек.

— Ха-ха-ха! — князь от души расхохотался, но потом схватился за живот и скривился.

Немного успокоившись, он вытер с глаз набежавшие слёзы.

— Да разве это долг? С такими руками и головой ты в первопрестольной за день втрое больше зарабатывать будешь.

— Сам же сказал — твоим личным лекарем.

— Я же не каждый день лечиться буду. Ну пусть дети, супружница. А в другое время делай, что хочешь. Я же понимаю, для мастера своего дела, хоть кузнеца, хоть цирюльника, надо каждый день работать, чтобы руки мастерство не потеряли. Тем более что знать лечить будешь.

— С чего взял — про знать-то?

— Э-э, Москву знать надо. Болящих и там полно — среди дворян и бояр. Как узнают, что ты меня спас, сами рваться будут, вот увидишь. А насчёт дома? Я же тебе деньги за лечение должен? Сколько просишь?

Никита задумался. Сколько взять за операцию? Трудов на неё положено много.

— Рубль серебром, — выдохнул он.

— Держи! — князь полез в калиту и вручил Никите монету. Он подкинул её на руке — монета была легковесной. За такую небольшой хутор купить можно или избу, которую он арендует, дом. После уплаты долга.

— Спасибо, Семён Афанасьевич!

— И тебе благодарность. Нешто я не понял, что ты мне жизнь спас? А это не рубль стоит, дороже. Назвал бы десять — я бы без попрёка отдал. Своё мастерство ценить надо, а руки у тебя золотые. Попомни мои слова, я похвалу не часто отмечаю. А насчёт денег скажу: я ведь не только тебе за умение твоё, пусть и высокое, платил. Я жизнь свою спасал. Положи на одну чашу весов рубль, а на другую — жизнь, и не чью-нибудь, а свою. Что перевесит, думаешь? То-то, можно не отвечать, я ответ и так знаю. Спать давай. Поздно уже, устал я. В Москве спать ложусь рано, это у тебя избаловался. Так я и встаю рано, царь-то с первыми петухами встаёт. В храм дворовый идёт, потом делами занимается.

— Ну спать так спать, — у Никиты у самого от недосыпа слипались веки.

Утром появился боярин с завтраком. Они поели, князь отдохнул, а после Никита осмотрел рану, снял швы. Подробно рассказал князю, как он должен в ближайшие дни себя вести, что можно кушать.

Князь внимательно выслушал, но потом с обидой спросил:

— Нешто ты не понял? Я же тебя с собой приглашаю! Зачем объясняешь, ежели со мной едешь? На корабле места хватит.