Лекарь - Корчевский Юрий Григорьевич - Страница 18

— Согласна. Летом на торгу хорошо, а осень настанет — промозгло, а зимой и вовсе худо.

— Так и перебирайся завтра. Знаешь, где?

— Конечно, знаю. Я грамотная, вывеску твою читала.

Никита возвращался с торга довольный. Конечно, некоторые травы, листья, корни и цветы вспоминать придётся, память поднапрячь.

Утром Софья, как звали травницу, приехала на телеге, перевезя мешки, мешочки и узелки. По избе сразу пошёл приятный запах.

Никита выделил ей небольшую комнату. Одного только не оказалось — прилавка, на котором товар должен находиться. Однако Софья лишь рукой махнула:

— Тоже мне беда! У меня сосед плотник. За мзду малую чего хочешь сделает.

— Так зови! Тебе прилавок, мне две кровати.

— Никак — спать удумал?

— Не для себя, для пациентов после операций.

— Вот ты который раз каких-то пациентов упоминаешь. Это кто будет?

— Ну если проще — больные. Я хирург, по-другому — лекарь, который болезнь ножом удаляет, скажем — нарыв.

— Понятно. Я хоть и грамотная, да не учёная.

Софья ушла и вскоре вернулась с молчаливым мастеровым. Тот складным аршином измерил место для прилавка. Потом Никита нарисовал ему кровать с размерами.

— Нет чтобы обычные лавки. Народ у нас не избалован, — пробурчал плотник. — Из какого дерева делать?

— Всё равно. Лишь бы прочно и красиво.

— Могу из сосны. Из дуба дороже выйдет.

Договорились на дуб. Сосна — материал лёгкий, но покоробиться может. А дуб — на века. Не думал Никита так быстро стационаром обзаводиться, но зачем момент упускать? И через три дня уже привезли две кровати, как и заказывал Никита — с высокими бортами, чтобы пациент упасть с неё не мог. Матрасов вот только не было — так заказать можно, и материал на выбор — из ваты или пуховые, перьевые, а многие так и вообще имели дома матрас, набитый сеном. Один раз Никита спал на таком — неудобно, шуршит и колется.

Пациенты понемногу шли — то с панарицием, когда гноилось под ногтем, то с абсцессом мягких тканей. А где гной — там всегда разрез. А в рану ещё серого толченого мха насыпали, который Никита покупал у Софьи. Мох этот — вроде природного антибиотика, помогает хорошо. А при небольших гноящихся ранах, скажем — от занозы, — неплохо шёл лист подорожника.

Через месяц с начала работы Никита отдал долг купцу, правда — сам на бобах остался, с пустой калитой. Зато долг не довлел — Никита не любил одалживаться.

А ещё через неделю произошло событие, изменившее уклад его жизни. Он уже стал привыкать к Владимиру, своей лекарне, даже какой-то интерес появился. Был бы научный склад ума — столько материала для диссертации собрать можно! Только Никита практик был.

Он уже заканчивал работу, раздумывая, куда отправиться поесть — на постоялый двор у Золотых Ворот или в харчевню на Варварке? На Варварку дальше, зато кормят — пальчики оближешь!

Софья тоже собиралась, уже платок накинула.

В этот момент у ворот остановилась подвода, заржала лошадь.

Никита вышел на крыльцо.

У ворот стояла не подвода, а настоящая карета — во Владимире их было по пальцам пересчитать. В открытую калитку ворвался боярин — в кафтане, суконной шапке, сафьяновых сапогах. Видел уже местных бояр Никита, по одежде научился различать.

— Ты, что ли, лекарь?

— Я.

— Ну слава Богу, нашли. Евстафий, помоги боярину.

И сам метнулся к карете. Дверцу открыл, подножку откинул.

Из кареты показался боярин в возрасте, сзади его поддерживал кто-то, а на подножке его под руки подхватил другой, тот, что спрашивал Никиту. Видимо — важный сановник, поскольку бояре вертелись вокруг него, как няньки вокруг ребёнка.

Никиту сразу насторожило, что сановник, согнувшись, прижимал к животу руки и едва передвигал ноги. Острый живот, насмотрелся уже таких Никита. Острый живот — это катастрофа в брюхе: прободение язвы желудка, острый панкреатит, приступ желчнокаменной болезни, аппендицит — да много чего. И, как правило, надобна операция. Можно понаблюдать час-другой, вот только анализы крови сделать невозможно.

Двое бояр бережно провели сановника в избу. Никита шёл перед ними, открывая двери.

— Раздевайте и кладите его на стол, — распорядился Никита.

На сановнике, несмотря на тёплое время года, было надето много одежды. Кафтан, тонкая ферязь под ним, рубаха шёлковая, под ней — исподняя.

Под бдительным взором бояр Никита начал осмотр.

Живот был напряжён, как доска, и при лёгком прикосновении мужчина кричал от боли. Язык сухой, пульс частил.

Насколько Никита мог, он расспросил больного. Иногда правильно, грамотно собранная история болезни могла подсказать правильный диагноз.

Понемногу крепло убеждение — желчнокаменная болезнь. Надо срочно оперировать, приступы в последнее время случались всё чаще. Только боязно. Случись летальный исход, что даже в лучших клиниках бывает — не сносить ему головы, причём не в переносном, а в прямом смысле. Ведь условий для такой операции фактически нет. Можно отказать. Чиновник тоже, с высокой долей вероятности, умрёт, но не у него в лекарне.

Никита посмотрел на землистое, страдальческое лицо боярина:

— Боярин, оперировать надо.

Тут же двое сопровождающих возмутились:

— Да знаешь ли ты, деревенщина, с кем говоришь? Это князь Елагин, правая рука самого Нащокина!

Ни о Елагине, ни о Нащокине Никита не слыхал никогда. Впрочем, мнение дворян Никиту не интересовало. Здесь должен решать сам пациент. Только он вправе распорядиться своей жизнью.

Никита взял князя за руку:

— Княже! Надо живот резать, оперировать. Не сделаем — день и ночь проживёшь только.

— А ежели резать?

Бояре снова открыли свои рты, но князь повернул к ним голову:

— Молчать! Я сам решать буду!

— Ежели резать, то по-всякому получиться может, — не стал скрывать от него серьёзности положения Никита. — Повезет с Божьей помощью — так впредь здоров будешь.

— Значит, шанс есть. Делай свою работу, лекарь. Бояр моих не бойся, без моей воли они тебе ничего дурного не сделают. Ты только скажи — что надобно?

— Пусть два матраса привезут, да подушки — после операции тебе здесь несколько дней провести придётся. Нельзя будет ехать, растрясёт.

— Тебе лучше знать. Приступай.

Князь повернул голову:

— Насчёт матрасов слышали? Ступайте.

Переглянувшись, бояре вышли. Хорошо — Софья не ушла, слушала, чем дело кончится.

Никита подозвал её к себе:

— Софья, помогать будешь. Сама видишь, человек непростой — князь и боярин, да и болезнь серьёзная.

— Ой, я крови боюсь!

— Не справлюсь я один. Инструмент подать надо, пульс посчитать.

Софья нехотя кивнула. Ну да, зачем ей проблемы? Проще травы собрать, высушить и продать. Хотя и это дело непростое. Мало того что траву нужную найти надобно, так ещё и сорвать её в определённое время суток. Какие-то растения полны сил на утренней заре, до сокодвижения, другие — поздним вечером. Тогда и эффект лечебный выше.

Тем не менее, раз решение принято, надо его выполнять.

Никита положил ватный тампон на лицо боярину, накапал эфира.

— Боярин, считай вслух, чтобы я слышал.

Пока пациент считает, стало быть, он в сознании, а как путаться начнёт — значит, наркоз действовать начал. Ежели смолк, можно проверить глубину наркоза и приступать к операции.

Так и сейчас. Боярин считать начал бодро, потом всё медленнее, и замолк. Никита кольнул его в живот кончиком ланцета. Никакой реакции. Значит, можно приступать.

Сделав разрез, он остановил кровотечение, перевязав сосуды. В брюхе боярина было полно спаек, видно — давно болячка его мучила. Обычно желчнокаменная болезнь чаще у женщин встречается, после родов. У мужчин же — любителей вкусно поесть. Как ни крути, всё вкусное вредно — те же шашлыки, выпивка. Хотя и другие факторы роль свою играют.

Он рассёк спайки, подобрался к жёлчному пузырю. Он был багровый, отёчный. В руку брать страшно — лопнет. Но шейку пузыря выделил, перевязал шёлковой нитью, перерезал. Вытащил пузырь, едва дыша, и он уже в руке лопнул. Не столько желчь потекла, сколько гной. И камней мелких полно, десятка два.