Молодые годы короля Генриха IV - Манн Генрих - Страница 42

IV. Марго

Выставленный на высоком помосте

Нынче, восемнадцатого августа, большой праздник: сестра короля выходит замужза принца из дальних краев. Говорят, он хорош собою, как ясный день, и богат,как Цутон, ибо у него в горах растет золото. Приехал он сюда с целыми тюкамизолота, его всадники все в золоте и кони тоже. До этого принца, живущего загорами, дошел слух про нашу принцессу: она, мол, так хороша и учена, что ниодна королевская дочь с ней не сравнится. Знаменитый астролог показал ее принцув волшебном зеркале, она улыбалась, она говорила, он не устоял перед ееголосом, перед ее взглядом и пустился в дальний путь.

Не надо было запирать окна да закрывать ставни, когда на прошлой неделепринц вступал в Париж с громадной свитой. По крайней мере своими глазамиувидели бы, что тут правда, что нет. Ведь плетут-то разное. Рассказывают,например, о недавних нападениях на почтенных граждан; у иных эти разбойники,которых зовут гугенотами, даже карманы пообчистили. Мы, как стемнеет, больше невыходим на улицу, мало ли что может случиться.

И еще во многом люди идут против правды и порядка. Нынче наш король выдаетсестру за чужеземца, а тот будто бы из еретиков и даже ихний король. Развегосподь бог такие дела разрешает? Наш священник рвет и мечет. Но, говорят, пападал согласие. Что-то не верится! Тут что-нибудь да не так. Видно, гугенотывсякими угрозами заставили нашего короля пойти на это, а послание святого отцаони подделали. Всем известно, какие они хитрецы и насильники. С незапамятныхвремен, еще когда мы были вот такими, воюют они против католиков, грабят ижгут, даже самого короля хотели в плен взять, а теперь вдруг свадьбу играют.Это добром не кончится. Уже есть и вещие знамения.

Что до меня, то я нынче еще крепче запру свой дом. Говорят, вчера вечеромнаша знать по случаю обручения пировала и плясала во дворце короля. Людивидели: Лувр был освещен словно адским пламенем. А невеста возьми да и исчезни,точно ее черт уволок. Конечно, всему, что болтают, нельзя верить. Должно быть,она просто спала во дворце епископа, что против собора, — она там нынче будетвенчаться и слушать обедню. Двор собирается щегольнуть небывалой пышностью, асвадебный наряд невесты стоит столько, сколько целых два дома в Париже. На этонадо пойти поглядеть. Многие собираются, и все почтенные горожане туда ужеотправились. Солнце светит. Пойдем-ка и мы.

Так думал и говорил простой люд и почтенные горожане, когда, пообедавпораньше, устремились со всех концов города к церкви Нотр-Дам. Не то чтобы одинутверждал одно, а другой обратное, но по пути каждый повторял все, что былосказано остальными, поэтому иной раз сам себе противоречил. Происходило этопотому, что парижане сгорали от любопытства, предвкушая зрелища самыеразнообразные — поучительные и устрашающие, пышность и злодейство. Толпапереносила на события свои обычные страхи и тревоги, и хотя каждый старается,чтобы эти тревоги не смутили покой его домашнего очага, на улице им невольноподдаются и бедные и богатые.

Одно из первых нарушений тех законов, по которым живет толпа, — этозадержка. Толпа всегда неудержимо стремится вперед, к чему бы это ее нипривело, и, не будь охраны, она в своем движении опрокинула бы деревянныесооружения, воздвигнутые к празднику на Соборной площади. В предвидении этого ивыставлен отряд швейцарцев; скрещенными аллебардами они оттесняют ее обратно вулицы. Ни просьбами, ни проклятиями не тронешь этих чужаков: они же ни слова непонимают по-нашему. Швейцарцы — народ кряжистый; рукава у них — точно окорока,отчего эти молодцы кажутся еще шире, белобрысые бороды лежат на удивительнопестрых полукафтаньях. Поступь у них медвежья; но кто ловок да увертлив, легкоих перехитрит. Поэтому многим все же удается прорваться, хоть ползком, ныряяпод древки копий. Потом их все равно прогоняют, но они успели на всенаглядеться, разинув рот, и сейчас же окажется, что все-то они знают лучшеостальных, да и вообще многое знают и спорят без устали, надсаживая глотки.

— Мы из цеха плотников, и нам пораньше прочих все стало доподлинно известно.Ведь это мы строили перед главным порталом собора вон тот большой помост, нанем папа будет самолично венчать нашу принцессу Марго с королем Наваррским.

— И вовсе не папа, а один босой монах, мой знакомый, он хвастал, что будетих венчать. Он все наперед предсказал! Эх, вот горе-то, что приходится держатьязык за зубами!

— То же самое и я могу вам открыть: вот помяните мое слово, корольНаваррский станет рогоносцем. Что? Об этом запрещено говорить? Сам тырогоносец! Спросите у людей!

— Я вам не стану отвечать, как вы того стоите, потому я человек миролюбивый,а вот господин гугенот — вон рядом с вами стоит — другое дело. Как бы он вас неотколотил!

— Добрые христиане! Вы ведь и сами замечаете, что здесь, как и повсюду вПариже, слишком много еретиков. Им даже больше чести оказывают, чем нам:видите, охрана пропускает их!

— Да ведь жених тоже из таких. И выходит, добрые христиане, что вы попадаетев лапы к нечестивым. Горе вам!

— Добрые христиане! Чужеземцы, налетевшие на Париж, подобно сонмищу саранчи,кое-кого из нас уже убили, ограбили, опозорили, сожгли да повесили. Не дайтесвершиться еще большему злу, не допускайте этого брака!

— Эй, а вы кто такие, чернохвостые? Спрячьте-ка лучше свои рожи подклобуками! Бродят тут эти испанские монахи и нас подзуживают: разнесите, мол,помост, когда ваш король сестру выдавать будет! Вашему испанскому Филиппу это,конечно, было бы на руку! Куда же вы вдруг провалились? Ага! Как вас признали,так вы и спрятались!

— Все равно эти бандиты, эти гугеноты, будут гореть в геенне огненной, а посправедливости им следовало бы гореть уже сейчас, в этой жизни!

— И все-таки папа приедет и самолично будет их венчать. Уж вы со мной неспорьте! Мы, плотники, своими руками построили вон ту деревянную галерею, отсамого епископского дворца до собора. Кто же, как не папа, пройдет по ней, колиона обошлась двору в такие денежки?

— Вы, плотники, нынче хорошо заработали!

— Да нет, во всяком случае меньше, чем суконщики! Те вон всю галереюобтянули белым, нашей богатой работы совсем и не видно.

— Лучше всего дела идут у трактирщиков.

— Нет, у портных: ведь они шьют праздничные платья для всего двора.

— Нет, у девок: гостей-то, видишь, сколько — понаехало!

— С гугенотами мы еще сочтемся. А сейчас они очень поддерживаютторговлю.

— Посторонитесь. Ишь, встали! Рассуждают тут насчет торговли и загораживаютот нас нарядных господ! Видите: выходят из епископского дворца, вон их сколько,еще… еще… Они проходят перед нами по всей длиннущей галерее, будто милостьнам оказывают! Ну, конечно, милость, по крайности вид у них такой, когда ониважно шествуют, будто им невдомек, что каждый сверкает, как павлин на солнце, ина него глазеет весь Париж. Вот в том-то и состоит знатность — ведать, мол,ничего не ведаю! А вон гляди — фу ты, ну ты! Дамы пошли! Против них мужчины,что зола против огня! Кажется, сейчас только солнышко взошло. И как подумаешь,что все эти чудеса — дело рук наших портных, да парикмахеров, да ювелиров, такнашему брату-ремесленнику, пожалуй, и загордиться можно!

Впрочем, от многоопытных зрителей не укрылось и то, что, когда шествиеподошло к собору, произошла заминка. Совершенно так же, как если бы они былиобыкновенными простолюдинами, некоторые благородные гости решили протолкатьсявперед, чтобы первыми подняться на высокий помост и захватить сидячие места.Началась даже драка, и офицерам гвардии пришлось водворять мир средифранцузской знати. В конце концов надлежащий порядок все же был восстановлен.Король, кардинал, жених с невестой, королева, принцы, принцессы, свита издворян и фрейлин, а также духовенство, окружавшее кардинала, — все быливодворены по местам согласно своему сану, о котором прежде всегосвидетельствовало разнообразие их одежд.

Весь цвет королевства был выставлен напоказ на высоком открытом помосте;вельмож овевали летние ветерки, над их головой голубело испещренное белымиоблачками небо. Сюда были устремлены глаза стоящих широким полукругом домов —всюду раскрытые окна с вывешенными наружу коврами и расфранченными жителями.Внизу, вдоль стен, и на улицах наступила тишина, люди снимали шляпы, молитвенноскладывали руки, опускались на колени. А сейчас же за помостом с цветомфранцузского королевства, как памятник всем ушедшим поколениям, высился собор.И его колокола возносили в небеса свой звон, предназначенный для вечности.Именно так совершал кардинал Бурбон бракосочетание короля Наваррского спринцессой Валуа.