Обыкновенные ребята - Кассиль Лев Абрамович - Страница 5

И всю дорогу Юрий шопотом рассказывал Жене про Москву. Он рассказывал, как отец взял его однажды 7 ноября на Красную площадь и с белокаменных гостевых трибун он хорошо видел парад Красной армии и праздничное шествие трудовой Москвы. И потом отец поднял его на руки, и он увидел Сталина, который стоял наверху мавзолея, облокотившись на гранитный барьер, и дружелюбно махал рукой шагавшим мимо него сотням тысяч людей. О своем чудесном городе, о Москве своей, всю дорогу шептал маленький москвич Юрий Курохтин Жене Штырь. И перед глазами Жени вставал огромный многолюдный город, никогда не виданный Женей наяву, но не раз побывавший в Жениных снах и мечтах. И давно уже стали знакомыми и родными для Жени островерхие башни Кремля, и кудрявая зелень парков, и огромный зоопарк с дикими зверями, и планетарий с его ручными звездами, и матовая гладь асфальтированных улиц, и бегущие лестницы метро, и свежесть волжских струй, вливавшихся в город, и московские люди, торопливые и деловые, но радушные и приветливые, горячо любящие свой великий город.

А теперь фашисты что было сил лезли на Москву. Юрик похудел от тревоги за свой город. Тревога вскоре захватила и Женю. И они решили отправиться на защиту столицы. Их задержали уже недалеко от Москвы по телеграммам, которые были посланы родителями вдогонку беглецам. Теперь они стояли в кабинете военного коменданта вокзала.

— А чего же вы все-таки приехали? — допытывался начальник и никак не мог справиться со своими бровями, которые ни за что не хотели хмуриться.

— Мы ехали на подкрепление... — отвечал Юрик Курохтин и решительно добавил: — чтобы преградить Гитлеру дорогу к Москве.

Начальник издал какой-то странный звук, словно чихнул про себя, но опять стал серьезным и строгим.

— Ну, а ты, мальчик? — обратился он к Жене.

— Я не мальчик совсем. Я совсем сестра...

Начальник изумился:

— Чья сестра?

— Ничья... Просто медицинская... Для раненых.

— Стоп, стоп, стоп, — пробормотал начальник, беря со стола телеграмму. — Тут ясно указано: «Двое детей-школьников двенадцати лет. Юрий Курохтин и Женя Штырь». А ты говоришь — сестра.

Юрий пришел на помощь Жене:

— Она девочка, только замаскировалась под мальчика, чтобы ее в Красную армию взяли, а потом бы она все сказала и стала бы сестрой. А я хотел пулеметчикам патроны подносить.

Начальник встал и внимательно посмотрел на обоих.

— Эх, торопыги! — сказал он. — Не дело это вы затеяли. Для вас еще придет срок. А сейчас езжайте-ка домой и бросьте эти штуки. Вот вы считаете, верно, себя большими героями: из дому удрали, школу бросили. А ведь если говорить с вами по-военному, то вы просто-таки нарушители порядка — и всё. Куда ж это годится? Какая же это дисциплина? Кто же в школах учиться будет, а? Я вас спрашиваю.

Начальник замолчал. Он оглядел всех, кто был в кабинете. Подняли голову и ребята. Строгие военные люди стояли вокруг них.

А потом ребят усадили в вагон поезда, который шел из Москвы, и поручили их попечению пожилой проводницы. И ребята поехали обратно.

— Ничего, — утешала неудачливых беглецов проводница, — и без вас там справятся. Вон, гляди, какая сила на подмогу идет.

Поезд остановился у разъезда. Проводница взяла зеленый флажок и вышла. Юрик и Женя, спрыгнув с полки, подбежали к окну. Навстречу к Москве шел воинский эшелон. Поезд долго стоял на разъезде, пропуская состав за составом. И все шли и шли к Москве воинские составы, длинные поезда, на платформах которых ехало что-то тяжелое, покрытое брезентом, а на подножках стояли бойцы охраны, запахнувшись в теплые косматые тулупы, с винтовками в руках. Потом поезд пошел дальше. И сколько ни шел он — день, два, три, неделю — Женя и Юра видели везде людей в шлемах, в теплых шапках с красными звездами. Их было очень много. Тысячи, а может быть, и миллионы... Уже хорошо сладившимися голосами они пели песню о великом победном походе, срок которому скоро придет.

АЛЕКСЕЙ АНДРЕЕВИЧ

У Алексея Андреевича должны быть тугие темные усы, голос густой, плечи широкие, вид почтенный... Так думал командир войсковой части, которая расположилась у берега реки Н. Командир никогда не видел в глаза Алексея Андреевича, но слышал о нем каждый день. Неделю назад бойцы, возвращаясь из разведки, доложили, что в лесочке их встретил босой мальчуган, вывернул из карманов семь белых камешков, пять черных, потом вытянул веревку, завязанную четырьмя узелками, а в конце концов вытряхнул три щепочки. И глядя на добытое из карманов добро, неизвестный мальчуган сообщил топотом, что на том берегу реки замечены семь минометов немецких, пять танков противника, четыре орудия и три пулемета. На вопрос, откуда он взялся, мальчонка ответил, что его прислал сам Алексей Андреевич.

Пришел он к разведчикам и завтра и через день. И каждый раз долго рылся в карманах, вытаскивая разноцветные камешки, щепочки, считал узлы на бечевке и говорил, что его прислал Алексей Андреевич. Кто таков Алексей Андреевич, мальчонка не сказал, как его ни расспрашивали. «Время военное — болтать много нечего, — объяснил он, — да и сам Алексей Андреевич не приказывал ничего говорить о нем». И командир, ежедневно получая очень важные сведения в лесу, решил, что Алексей Андреевич — это какой-то храбрый заречный партизан, могучий богатырь, с тугими усами и низким голосом. Именно таким почему-то казался командиру Алексей Андреевич.

Однажды вечером, когда с широкой реки потянуло теплом и вода стала совсем гладкой, словно застывшей, командир проверил посты охранения и собрался поужинать. Но тут ему доложили, что к часовым заставы прибыл какой-то парнишка и просится к командиру. Командир разрешил пропустить мальчишку.

Через несколько минут он увидел перед собой невысокого паренька лет тринадцати-четырнадцати. Ничего особенного в нем не было. Мальчишка с виду казался простоватым и даже немного непонятливым. Он шел слегка разболтанной походкой, и слишком короткие штанины мотались из стороны в сторону над его босыми ступнями. Но командиру показалось, что мальчишка только прикидывается таким простачком. Командир почуял какую-то хитрость. И действительно, как только паренек увидел командира, он тотчас перестал зевать по сторонам, подобрался весь, сделал четыре твердых шага, замер, вытянулся, отдал пионерский салют и отчеканил:

— Разрешите доложиться, товарищ командир? Алексей Андреевич...

— Ты?! — не поверил командир.

— Я самый. Заведующий переправой.

— Чем? Чем заведующий? — переспросил командир.

— Переправой! — раздалось из-за куста, и сквозь листву просунулся мальчонка лет девяти.

— А ты кто такой? — спросил командир.

Мальчуган вылез из куста, вытянулся и, поглядывая то на командира, то на своего старшего товарища, старательно выговорил:

— Я — для особых поручениев.

Тот, что назвался Алексеем Андреевичем, грозно покосился на него.

— Для поручений, — поправил он малыша, — сто раз сказано! И не лезь, покуда старший говорит. Сызнова вас учить надо?

Командир скрыл улыбку и внимательно оглядел обоих. И старший и маленький стояли перед ним навытяжку.

— Это Валек, порученец мой, — пояснил первый, — а я заведующий переправой.

У маленького «порученца» от волнения все время шевелились пальцы босых запыленных ног, аккуратно сдвинутых пятками вместе.

— Заведующий? Переправой? — удивился командир.

— Так точно.

— Где же это твоя переправа?

— В известном месте, — сказал паренек и посмотрел на маленького. Тот только носом шмыгнул: понимаем, мол, не бойсь.

— А ты откуда явился?

— Из поселка. Вон там, за лесом.

— А по фамилии как тебя? — допытывался командир.

— А по фамилии — я потом, только вам скажу, а то может семейству моему вред получиться. Немцы узнают — отместку за меня сделают.

— За что же немцы тебе мстить будут?