Полукровка - Кольцов Анатолий - Страница 17

В самом крайнем из свинарников размещался маточник. В нём зачинались, появлялись на свет и в присутствии их свиноматки подрастали маленькие поросята. Каждая из таких свиноматок располагалась в отдельных клетках. Там, на свежей подстилке из приятной колючей соломы, развалившись поцарски, она валялась на боку, а вокруг её сосков, постоянно перемещаясь, неотличимые, как карты одной колоды, суетились розовенькие поросята. Броуновское движение этой розоватой орды напоминало тасование той же карточной колоды. Самое смешное, что, находясь в постоянном движении, они ещё умудрялись полноценно поесть.

К примеру, если взять и попытаться, проявив необыкновенную сноровку, уследить, какое «мелкопятачковое» существо на каком месте было до того, как его там не стало, уверяю — никакой изобретательности ума на это не хватит. Как пчёлы в улье, снуют они тудасюда, кувыркаются, отпихивают друг дружку, поддевают своими носиками обвисшие соски своей свиномамки и при этом все дружно чавкают, дружно чмокают, дружно похрюкивают и дружно повизгивают. Умиротворяющее зрелище, как на течение потока воды смотришь и отдыхаешь.

В этом же помещении, чуть дальше, за плотной перегородкой, отделяющей от этой идиллии, находятся ещё шесть отдельных клетей. В них размещаются хряки. Это полудикие на вид, огромного размера самцы. Их клетки срублены из мощного бруса, скреплены коваными скобами с крепкими засовами на дверках, и выглядят они устрашающе, как узилище убийцрецидивистов под усиленной охраной. Но иногда случалось, что и эти, крепкие на вид, преграды не справлялись с напором мощных «мастодонтов». При появлении в коридоре между клетями случайных людей эти зверюги начинали нервничать. В своём истерическом порыве, с воплями, напоминающими грозный, отрывистый собачий лай, они поочерёдно бросаются в сторону нежелательного посетителя. Для непосвящённого человека впечатление бесподобное и очень страшное. Крупная щетинистая туша, напоминающая африканского носорога, с гиканьем рвётся в твою сторону и торчащими из пасти клыками скребёт брусчатые перегородки клети — каково?

Вот представьте: если вдруг когонибудь, в качестве шутки или розыгрыша, заманить в этот коридор и неожиданно оставить одного — уверен, шутка быстро обернётся трагедией, в которой перепачканные штаны «испыту емого» станут минимальной потерей. Но вот в чём странность, если вдруг это чудовище вырвется из клетки, его ведь надо сопроводить обратно. Однако оно не хочет возвращаться и сопротивляться станет наверняка, а среди обслуживающего персонала одни молодые женщины, вес которых в десяток или полтора десятка раз меньше, чем у этих монстров. Как быть? В морду ему особо не двинешь, может жёстко ответить. Решение оказывается очень простым: этой хрупенькой дамочке всегонавсего надо взять в руки тряпочный халатик, помахать им перед его пятачковым носиком, и он живенько, развернувшись в коридоре, который втрое уже общей длины его тела, летит к своим пенатам. Вот только засов за собой закрыть не может. Но уж это и женщинам сделать нетрудно. Для хряков, сильных и страшных, женщины, раздающие корм, самые главные и непререкаемые начальники, подчинение тут беспрекословное.

Весной и летом хряков почти каждый день выпускают из клеток на выпас в поле, засаженное топинамбуром и расположенное по соседству с фермой. Тогда они становятся покладистыми и вполне мирными «парнями», иногда ребятне удаётся даже покататься на некоторых из них. Но это очень отчаянные сорвиголовы, почти что «матадоры».

В следующем свинарнике пасётся подрастающее стадо. Для них предоставлен целый двор и отдельный свинарник, отгороженный от маточного отделения и от взрослых особей одновременно. Именно об этом дворе пойдёт речь в следу ющих событиях. Два оставшихся свинарника — для откорма взрослого поголовья. Свинарки в нём почти не появляются, там заведуют приготовлением и раздачей кормов Николай с Василием, и ещё довольно часто к их заботам подключается молодой балагур Колька. Иногда он чинит кормораздатчики, рассыпает витамины, расставляет кормушки, в остальное время им распоряжается бригадир свинофермы Евдокия.

Руководством совхоза и района их работа оценивается на очень высоком уровне. В прошедшем году об их передовых методах откорма свиней райком партии выпустил брошюру, а самим механизаторам выплатили бооольшую премию. Вот такой «комплекс» находился неподалёку от окраины посёлка. Всем известно, что любое производство имеет свой собственный специфичный запах. Это производство пахло сверхспецифично. Именно по этой причине его расположение предопределял тот самый запах, который был весьма узнаваем и столь же нелюбим. Поутру обслуга на свиноферму ходила пешком, обычно собираясь вместе у моста через речку. Затем говорливая бабья стайка дружно шагала навстречу трудовым будням. Мужики приходили чуть позднее и начинали свой рабочий день с перекура в раздевалке.

3

Колька, привычно сидя за штурвалом своего ТопТопа, рассекал по ухабистой поселковой дороге. Николай, покачиваясь и подпрыгивая от неровностей дороги, трясся рядом. Сегодня они опаздывали и поэтому особенно торопились. Расстояние до свинофермы было не более пары километров, доехали они быстро и поспешили заняться каждый своими обязанностями. Колька первонаперво развернул свой топтопающий агрегат и задним ходом загнал его на наклонную горку, с помощью которой, в нужный момент, в бортовые машины грузили свиней. Так вот, скатываясь с неё, очень удобно было заводить тракторок. Молодой тракторист поставил его на горку, затормозил колёса и пошёл было внутрь фермы, к бригадиру Дуське на «расправу». Это он так называл утреннее распределение поручений. Евдокия, крепкая молодая женщина, руководила фермой и заодно свинарками, которые занимались всеми внутренними работами. В основном эта работа сводилась к одному определению: уход за свиноматками и их поросятами.

Сделав несколько шагов, Колька вдруг остановился, чтото неожиданно привлекло его внимание. Это чтото, почти невидимое, мелькнуло под эстакадой и исчезло в тени. Он поначалу прошёл мимо, но, смекнув, что чтото здесь не так, присмотрелся к тем самым теням в глубине под эстакадой.

— Палкаха, барбос, ты откуда тут взялся? Ну ты даёшь, бродяга. Значит, проследил за нами, а дальше что ты станешь делать? А нука домой проваливай.

Колька потянулся к Палкану, чтобы вынуть его изпод эстакады. Не тутто было. Палкан не простой пёс, а с характером, и далеко не каждому позволено прикасаться к нему.

«Мало ли что на охоте вместе побывали, это вовсе не повод ручонки протягивать. Одзынь».

Тут же Палкан вынужденно предъявил наглецу свой фирменный оскал и впривесок грозно рыкнул. Из соображений предосторожности Колька, как намагниченный, тут же отпрянул назад.

— Ты что взбесился, Палканчик? Это же я — Коля, не узнаёшь меня? Мы с тобой охотились сегодня, ну что, вспомнил?

Колька забыл, что перед ним не человек, а собака, и продолжал его уговаривать. Бархатным и полным мнимой нежности голоском опытного ловеласа он продолжал монотонно бормотать:

— Ты же знаешь, я свой, меня нельзя кусать, я хозяину пожалуюсь и на охоту тебя больше не повезу, пешком побежишь, бестолочь.

После слов он вновь приступил к действиям и решил наконец вынуть партизана из его импровизированного логова. В этот момент Палкан оскалил пасть, блеснули его ужасные клыки и всем телом он приподнялся на лапах, насколько позволил ему низкий потолок убежища. В этот раз до Кольки наконецто дошла серьёзность намерений противника.

— Вот даёт обормотина. Ну что с ним поделать? А ну тебя, пусть сам Николай с тобой торкается. Я пошёл, как хочешь.

Колька, за пять минут получив от грозного начальника очередную взбучку и задание на рабочий день, прибыл в кормоцех к Николаю с обоснованной, как он считал, жалобой на его Палкана.

— Слушай, Коль, я его и так и эдак, а он зубы скалить. Иди сам гони его, а то случится что, тогда как? — скороговоркой, с порога, почти прокричал Колька, вбегая к Николаю в кормоцех.