Телохранитель ее величества: Точка невозврата (СИ) - Кусков Сергей Анатольевич - Страница 46

– Вот он.

Она завихрила большую голограмму с изображением молодого человека лет двадцати пяти приятной внешности. Тот смеялся, держа в руках над головой большой позолоченный кубок. Надета на нем была, насколько я мог судить по доступной части голограммы, форма пилота команды "Молния", принадлежащей "Моторам Омеги", производителю таких крутых машин, как "Молния" и "Инспирасьон". Ну, ничего себе! Я присвистнул.

– И вот.

На другой голограмме этот же парень, только в костюме и галстуке, шел под ручку с обалденной девчонкой, в которой я так же признал Катарину, и так же не без труда, только более старшую, чем на снимке с братом.

Катарина достала из ящика капсулу и кивнула в сторону дивана. Сели. Она развернула голограмму в большую планшетку и принялась листать различные снимки, простые двухмерные, трехмерные, и даже четырехмерные.

– Мы с ним познакомились, когда мне было двадцать три. Я уже оклемалась после посвящения. Была, конечно, дурочкой, но дурочкой знающей, что почем в этой жизни.

– Не шарахалась от мальчиков, – перевел я ее слова на испанский.

– Его звали Адальберто. Адальберто де ла Фуэнте, – кивнула она. – Он был пилотом. Хорошим, великолепным! Мы познакомились случайно, и на первое же свидание он пригласил меня не куда-нибудь, а на гонку. – Ее глаза мечтательно прикрылись. – Ты не представляешь, как это было романтично!

Я не представлял. Честно. Такие люди, как Хуан Карлос, могли додуматься до подобного. Но чтобы это показалось романтичным, приглашенная девушка сама должна быть такой же повернутой, как он. Ну, или, оказывается, как Катарина.

– В тот день гонку он не выиграл, – покровительственно усмехнулась моя собеседница, – но маленькая дурочка, визжавшая от восторга в закрытом для простых смертных секторе для наблюдения, была покорена. Далее последовала сумасшедшая ночь, после которой я поняла, что Адальберто – это навсегда.

Она сделала паузу, пролистнув несколько изображений.

– Мы встречались долго, пять лет. Я боялась серьезных отношений. Я, ангел, которую постоянно кидали куда-то в бой, и он, пилот, рискующий жизнью на трассах. Но все свободное время мы проводили вместе, и проводили не напрасно. Он научил меня всему, что знает и умеет, рассказал и показал, как надо ездить и летать правильно, – она сделала ударение на этом слове, и я понял, о чем она. – Объяснил основы тактики. Нет универсального секрета победы, у каждого он свой, но используемые тактические приемы одни и те же.

Я же учила его стрелять и драться, показывала приемы рукопашки, которые не стоит знать обычным людям. Ему нравилось. Иногда мы ходили в клуб, играть в "контрас" (12), и от этого он тоже был без ума. И только спустя пять лет таких отношений, мы решились.

Она резко дернула управляющий контур, открывая изображения следующего раздела капсулы. На самой первой из них сияющая от счастья черноволосая девушка, только еще чуть старше прежней, в белоснежном платье и фате, висела на шее того же самого парня, тоже повзрослевшего и возмужавшего. Я бы сказал, не парня, мужчины даже – слишком разительны были в нем перемены. Он тоже был счастлив, но такой безмятежной радости, как в ее глазах, я не видел. Скорее, он был привычно счастлив, ключевое слово "привычно".

– Свадьба кончилась, началась совместная жизнь. И оказалось, что то, что представлялось радужно-розовым, на самом деле таковым не является, что в самых неожиданных местах скопилось столько грязи… – Катарина скривилась. – И преодолеть ее, когда некуда друг от друга деться, когда ты живешь одновременно в двух местах, по разные стороны одной баррикады, очень сложно.

– Кто был больше виноват? Он или ты? – услышал я свой вопрос. Его задал я, но как бы не разумом, а сердцем, читая то, что творилось у нее в душе.

– Наверное, женщинам нельзя говорить такое, особенно мужчинам, – ответила она. – Мы же всегда правы, и попробуйте убедить нас, что это не так. Но я неправильная женщина, потому буду объективна. Я виновата.

Она откинулась на диван, задумалась. Я не торопил, листая планшетку со счастливой парой в свадебных нарядах в окружении друзей, полутора десятка молодых мужчин и женщин, среди которых узнал Норму-Августу и еще нескольких виденных ранее офицеров. Пожалуй, не зная заранее, кто они, без формы этого и не определишь.

– Брак – это не равноправный союз, что бы о нем не говорили, – горько усмехнулась Катарина. – В семье может быть лишь один глава, и глава этот – мужчина. В нормальной семье, в настоящей. Есть семьи, где наоборот, женщина берет всё на себя, всю полноту власти, мужчина же не против, и обоих это устраивает. Это тоже хорошая, правильная семья. Потому, что счастливая. Но Адальберто был не из тех, кто позволил бы управлять собой. Манипулировать – может быть, все мы вами манипулируем, но управлять… Он должен быть только хозяином, и это не обсуждалось.

– Суровый мужик! – усмехнулся я.

Она кивнула.

– Да. Но с другим мне было бы скучно. Мне нужен был именно такой: сильный, мощный, подавляющий. Я устала быть сильной там, в корпусе, и здесь, в семье, хотела побыть немного слабой, побыть под защитой. Пусть даже иллюзорной…

Пауза.

– Но я не смогла, – отрезала она. – Моя сила постоянно проявлялась, давала о себе знать. Я давила на него, мы сцеплялись друг с другом по пустякам, постоянно ругались. Я понимала, что это неправильно, пыталась сдерживаться, и у меня получалось. Но не всегда.

А однажды меня ранили. И он несколько недель провел рядом со мной, с моей кроватью, ухаживая. И после, пока восстанавливалась. Он любил меня, Хуан. Любил слабую, о которой нужно заботиться. И пока я таковою являлась, наши отношения можно было назвать идеальными.

Но я выздоровела и снова стала сильной. – Катарина горько усмехнулась. – И мы поняли, что, несмотря на любовь, будущего у нас нет.

Она встала и подошла к окну – в ее квартире было настоящее окно, выходящее в небольшой внутренний дворик, засаженный деревьями и цветами, радующий глаз. В этом дворике можно посидеть, отдохнуть, погулять с детьми, расслабиться. Конечно, не оранжерея, как в школе или корпусе, но все равно нечто близкое.

– Мы сходились еще дважды. – Но каждый раз все равно разбегались, с психами и руганью. Последний раз стал решающим: я была не совсем трезвая и… Я его ударила.

Она обернулась. В ее глазах плескалось раскаяние.

– Ты же знаешь, чему нас там учат, видел. Я могу справиться с десятком невооруженных людей не самых плохих физических данных, голыми руками. Мы – убийцы, Хуан, этим все сказано. И до этого я никогда не применяла свои навыки дома – знала, чем может кончиться. А в тот раз…

Вздох.

– Я его вырубила. А когда поняла, что натворила, было поздно. Он мог мириться с моей работой, с моими навыками и способностями, с тем, что скорее я смогу защитить его в темном переулке, чем наоборот, но только до тех пор, пока дома я – жена и женщина, а он – муж и мужчина. Но после того, как ящик Пандоры открылся…

Продолжать не требовалось. В этот момент от Катарины несло таким отчаянием, что даже мой внутренний голос, самый главный скептик моей жизни, не смог бы упрекнуть, что она играет на публику.

– Второй моей ошибкой стало то, что я… Стала гонщицей. Профессиональной. Как и он. Не стоило этого делать. – Снова вздох. – Нужно было гонять лишь для себя, в удовольствие. Мне же хотелось экстрима, признания. "Катарина де ла Фуэнте, первая в таком-то классе!" "Ракета в юбке!" "Женщина-молния!"Знаешь, как заманчиво звучало? А такие слоганы: "Семейная династия!" "Женщина, превзошедшая своего мужа!"? Я подсела на этот наркотик, отрываясь от реальности все больше и больше. Я конкурировала с Адальберто. Конечно, этим его только подстегивала, настраивала на борьбу, но у нас слишком разные классы подготовки, мне следовало вести себя осторожнее. Вместо этого в один день я взяла и выиграла приз, о котором Адальберто мечтал всю жизнь. Взяла его влегкую, почти не напрягаясь. Все бы ничего, если б между нами был кто-то еще, но Адальберто пришел к финишу вторым. Сразу после меня.