Александр Македонский. Сын сновидения - Манфреди Валерио Массимо - Страница 12

Но что больше всего привлекло внимание присутствовавших, так это Бессмертные Великого Царя. Ростом почти в шесть футов, смуглые и нарумяненные, с черными-черными курчавыми бородами и великолепно уложенными и завитыми при помощи щипцов волосами, они носили халаты до пят из золотой парчи [7] поверх голубых рубах тонкого полотна и шаровар, украшенных шитьем в виде золотых пчел. Воины несли через плечо смертоносные луки с двойным изгибом и кедровые колчаны, инкрустированные слоновой костью и серебряными пластинами.

Они шествовали размеренным шагом, стуча по земле древками копий с золотыми набалдашниками в форме гранатов на нижнем конце. На боку у каждого висело великолепное парадное оружие, которое вышло из рук всемирно знаменитых оружейников: ослепительные акинаки, массивные золотые кинжалы в ножнах, разукрашенных вереницами вставших на задние лапы выпуклых грифонов с рубиновыми глазами.

Сами ножны тоже были из чистейшего золота. Прицепленные к поясу, они свободно болтались при каждом шаге, ритмично вспыхивая и переливаясь драгоценным металлом.

Филипп, ожидавший подобной демонстрации роскоши, подготовил соответственный прием, выстроив по бокам зала две шеренги из тридцати шести педзетеров, могучих воинов своей регулярной тяжелой пехоты. Закованные в бронзовые панцири, они держали щиты с серебряной звездой Аргеадов и сжимали в руке сариссы — копья с огромными кизиловыми древками. Сверкающие, как зеркало, бронзовые наконечники сарисс касались потолка.

Александр, надевший свои первые доспехи, стоял на скамеечке у ног отца, окруженный своей личной гвардией. С другой стороны, у ног царицы Олимпиады, сидела его сестра Клеопатра, уже подросток, уже очаровательная. На ней был аттический пеплос, оставлявший открытыми руки и плечи и ниспадавший изящными складками на маленькую расцветающую грудь, а на ногах были сандалии с серебристыми лентами.

Приблизившись к трону, Арзамес поклонился царственным супругам, потом отошел в сторону, открывая дорогу сановникам с дарами: поясом золотого шитья с аквамаринами и тигровыми глазами — для царицы; индийские доспехи, инкрустированные черепашьим панцирем, — для царя.

Филипп выслал вперед придворного со своими дарами для Великого Царя и его супруги: позолоченный скифский шлем и кипрское ожерелье из оправленных в серебро кораллов.

Закончив торжественную часть, гостей отвели в соседний зал для аудиенций и усадили на удобные диваны. Александр тоже был допущен, так как Филипп хотел, чтобы сын понял, что такое ответственность государственного мужа и как подобает вести переговоры с иноземной державой.

Предметом переговоров было установление протектората Филиппа над одним греческим городом в Азии, верховная власть над которым в этом регионе по-прежнему формально признавалась за Персией. Персы, со своей стороны, были обеспокоены продвижением Филиппа в направлении Спарты, больного места, шарнира между двумя континентами и тремя великими областями: Малой Азией, материковой Азией и Европой.

Филипп пытался привести свои доводы, не вызывая излишней тревоги у своих партнеров по переговорам:

— Я не заинтересован нарушать мир в зоне Проливов. Моя единственная забота — укрепить македонскую гегемонию между Адриатическим морем и западным побережьем Черного моря, что, несомненно, через мореплавание и жизненно важную для всех торговлю принесет стабильность во всю область Проливов.

Царь оставил толмачу время перевести. Он наблюдал за лицами гостей, пока его слова, одно за другим, переводились с греческого на персидский.

Арзамес не позволял просочиться никаким эмоциям. Он посмотрел Филиппу прямо в глаза, словно понял его без перевода, и заявил:

— Задача, которую Великий Царь хотел бы решить, — это твои переговоры с греками в Азии и с определенными династиями на восточном побережье Эгейского моря. Мы всегда благоволили к их автономии и всегда предпочитали, чтобы греческими городами правили греки… дружественные нам, разумеется. И, кажется, они приняли мудрое решение, которое, с одной стороны, уважает их традиции и достоинство, а с другой — защищает как их, так и наши интересы. К несчастью…— он подождал, пока толмач закончит перевод, — мы говорим о пограничной зоне, которая всегда являлась объектом трений, если не прямого противостояния, а то и просто войны.

Спор начинал оживляться и затрагивать болезненные точки, и Филипп, чтобы разрядить атмосферу, сделал знак впустить прекрасных девушек и юношей, не очень одетых, со сластями и вином, специально выдержанным в снегу с горы Бермий, кувшины с которым хранили в царских погребах.

Серебряные кубки слегка запотели, что придавало металлу матовый оттенок и даже на глаз вызывало приятное ощущение прохлады. Царь дал время обслужить иноземцев, а затем продолжил беседу:

— Я прекрасно понимаю, на что ты намекаешь, почтенный гость. Мне известно, что в прошлом имели место кровавые войны между греками и персами и эти войны не привели ни к какому определенному решению. Но я бы хотел напомнить, что моя страна и предшествовавшие мне монархи всегда занимались посредничеством в переговорах, и потому прошу тебя передать Великому Царю, что наша дружба с греками в Азии продиктована лишь общностью происхождения, общностью верований и древними узами гостеприимства и родства…

Арзамес слушал все с тем же загадочным, как у сфинкса, лицом, которому черные подведенные глаза придавали странную неподвижность статуи, а Александр, со своей стороны, поглядывал то на иноземного гостя, то на отца, стараясь понять, что кроется за ширмой этих общепринятых слов.

— Не стану отрицать, — чуть погодя продолжил Филипп, — что мы очень заинтересованы в торговых отношениях с этими городами, а еще больше хотели бы почерпнуть из их великого опыта во всех областях знаний. Мы хотели бы научиться строительству, мореходству, орошению наших земель…

Перс странным образом опередил толмача:

— И что вы даете им взамен?

Филипп, довольно ловко скрыв свое удивление, подождал, пока толмач переведет вопрос, и невозмутимо ответил:

— Дружбу, подарки и товары, которые производятся только в Македонии: лес, великолепных лошадей и неприхотливых рабов из долины реки Истр. Мне бы только хотелось, чтобы все греки, живущие вокруг нашего моря, смотрели на македонского царя как на их естественного друга. Ничего более.

Персов как будто удовлетворяло, как Филипп ведет беседу. Хотя они отдавали себе отчет в том, что он хитрит, но также понимали: пока еще македонский царь не может позволить себе агрессивных замыслов — а этого в данный момент достаточно.

Когда все встали и направились в пиршественный зал, Александр приблизился к отцу и шепнул ему на ухо:

— Насколько то, что ты говорил, — правда?

— Почти ничего, — ответил Филипп, идя по коридору.

— Так значит, и они…

— Не сказали ничего поистине важного.

— Но тогда зачем нужны такие встречи?

— Чтобы принюхаться.

— Принюхаться? — переспросил Александр.

— Именно. Настоящий политик не нуждается в словах, он больше полагается на чутье. Например, как, по-твоему, кто ему нравится: девушки или мальчики?

— Кому?

— Нашему гостю, разумеется.

— Но… не знаю.

— Ему нравятся мальчики. Казалось, что он смотрит на девушек, но краем глаза исподтишка разглядывал того белокурого юношу, что подавал ледяное вино. Надо бы сделать так, чтобы гость нашел его у себя в постели. Этот юноша из Вифинии и понимает по-персидски. Может статься, нам удастся узнать кое-что о замыслах нашего гостя. А ты после пира поводи их вокруг, покажи дворец и окрестности.

Александр кивнул и, когда пришел момент, с энтузиазмом взялся за порученное задание. Он много читал о Персидской державе, почти наизусть знал «Киропедию» — сочинение афинянина Ксенофонта и с большим вниманием изучал «Персидскую историю» Ктезия, произведение, полное фантастических преувеличений, но интересное в некоторых наблюдениях, касающихся персидских обычаев и ландшафта страны. В первый раз Александру представилась возможность поговорить с живыми персами во плоти.