Выше неба - Манфреди Рене - Страница 3

И теперь ее жизнь состояла из тихих, незначительных радостей: бесцельных прогулок с Гретой, репетиций самодеятельного камерного оркестра и участия, при случае, в благотворительных акциях.

– Твоя подача, – сказала Грета, – валяй.

Анна тщательно прицелилась – это был верный удар, – но шар прошел мимо лузы. Грета засмеялась:

– В чем дело, бабушка, руки трясутся?

– Дай передохнуть. Я почти старушка. В некоторых штатах я могла бы уже выйти на пенсию.

– Конечно. В любую минуту ты рискуешь сломать бедро или подобрать бродячую кошку. Посмотри на мою юную ловкость: шестерка в угловую лузу.

Анна смотрела на Грету, сосредоточенную на игре, так же как и большинство мужчин в баре. Грете было уже под сорок, но выглядела она гораздо моложе. Она привлекала всеобщее внимание, где бы ни появлялась. Причиной тому отчасти были ее отливающие золотом длинные волосы. Но было и еще что-то почти мистическое, неосязаемое – она будто носила с собой свою собственную погоду, меняя холодный воздух на теплый, низкое давление – на высокое. Грета была крупной женщиной. Не то чтобы полной или слишком высокой, но ее размер как-то выходил за рамки привычного, и сложена она была нескладно, будто постоянно ударялась головой о потолок своей собственной жизни и каждый удар-оставлял след. Именно это ощущение повышенной уязвимости делало Грету действительно красивой.

Анна была рада, что никогда не придавала значения своей внешности, меняющейся с годами. Она знала, что мужчин привлекают к ней вовсе не физические данные. Однажды Хью сказал, что когда он впервые увидел Анну на вечеринке первокурсников, то его привлекла окружавшая ее аура одиночества. Что-то особенное было в ее светлом голубом платье, водопаде темных волос, гордо поднятом подбородке – будто ей было все равно – стоять в одиночестве или танцевать.

Анна была убеждена, что в идеальном мире было бы два типа женщин. Одни – движимые эстрогеном и материнским инстинктом, другие – рациональностью прогестерона, чуть подправленного тестостероном, выводящим их из холодного созерцания в мир борьбы. Анна выбрала бы второй, даже не раздумывая.

Грета забила восьмой шар и закончила партию.

– Еще разок? – спросила она.

Анна отказалась от игры, но согласилась зайти к Грете на рюмочку, поняв, что подруга не хочет оставаться одна.

– Ну, тогда домой, – сказала Анна и нырнула в дамскую комнату сполоснуть лицо.

Она чувствовала себя больной, голова слегка кружилась от внезапно – возникшего чувства опасности. Анна подставила руки под струю холодной воды. Прямо за дверью какой-то мужчина по-испански говорил по телефону. Голос был злым. Когда Анна вышла, он быстро осмотрел ее с ног до головы.

– Secora!

Она обернулась, и мужчина что-то протянул ей. Одну из шпилек. Анна взяла ее.

– Gracias, – сказала она и тут заметила, насколько тот был хорош. Большие темные глаза и красивые руки, худощавый и элегантный, одетый в облегающие брюки и желтую рубашку из жатого шелка. Анна покрутила в руке шпильку, ту, с серебряными незабудками, и убрала в карман. Возможно, она сохранит ее.

Пока Грета проверяла телефонные сообщения, Анна сварила кофе без кофеина. Затем провела руками по гладкой сине-белой плитке рабочего стола.

Все, что Грета собрала в своем доме, было красиво и самого отменного качества. Над раковиной на полке висели чудные медные баночки для специй. По всему дому витали волшебные ароматы: на кухне пахло корицей и укропом, в гостиной – эвкалиптом и лавандой. Обычно одна или две вазы были наполнены маргаритками или тюльпанами, но сейчас, прогуливаясь по дому, Анна насчитала как минимум десять вазочек, забитых всевозможными экзотическими цветами.

– Кто-то умер? – спросила Анна, кивнув на изобилие розовых орхидей и азиатских лилий.

– Как ты думаешь, что это значит? Майк приносит их домой каждый день. Тебе не кажется это подозрительным?

Анна подняла брови.

– Дни рождения, годовщины или «прости меня». Есть еще причины, по которым мужчины дарят женщинам цветы? – Грета открыла бельевой ящик и выудила сигареты из-под стопки салфеток. – Не хочешь побаловаться?

– Не знала, что ты куришь, – изумилась Анна.

– Я и не курю. Ну, только когда злюсь. Майк ненавидит это.

– Ладно, дай мне одну. – В колледже Анна была заядлой курильщицей, но за последние двадцать лет не взяла в рот ни одной сигареты.

Женщины прошли на веранду, где низкая ограда разделяла их участки.

– Грета, я должна у тебя кое о чем спросить. – Ну?

– У тебя все в порядке? У тебя и Майка? Грета немного помолчала, а потом ответила:

– Не знаю. Он все позже и позже приходит с работы. Иногда уходит в шесть утра и возвращается домой только в девять-десять вечера. Вчера он вернулся в полночь.

– Ну и что ты думаешь по этому поводу? – спросила Анна.

Грета тяжело вздохнула и покачала головой:

– Не знаю. Думаю, если бы у него была другая, он не стал бы этого демонстрировать так явно. Он достаточно деликатен, чтобы солгать.

– А он сказал, где был?

– Катался. Просто катался по городу.

– Майк может. Я имею в виду – это вполне может быть правдой. – В жизни Анны, когда она стала матерью, тоже был такой период. В то время она чувствовала себя спокойно только за рулем. И хотя, конечно, она и не думала бросить семью, ее манил каждый выезд с автострады, и мысль, что, сделав всего один поворот, можно оказаться в Канаде, волновала и создавала иллюзию свободы. В те годы, особенно когда Хью работал в больнице по двадцать четыре часа в сутки, Анна иногда чувствовала себя так, словно ее жизнь стала ненадежной и шаткой, как прогнившая половица.

Она училась в Смитсоне, специализируясь сразу по химии и по физике, когда встретила Хью. В то время Анна собиралась перейти на медицинский факультет и уже получила извещение о возможности зачислении в Тафт, но роман с Хью был настолько головокружителен и совершенен, что вопрос об отъезде сам собою отпал. Они поженились через месяц после выпуска. Было решено, что, прежде чем Анна сможет продолжить учебу, медицинский диплом и место в ординатуре должен получить Хью.

Анна закончила девятимесячные курсы медицинской техники и трудилась в лаборатории, чтобы оплачивать счета. Это была легкая и приятная работа, временный перерыв в ее студенческой жизни. Даже в долгие часы одиночества, в часы скучной, монотонной работы в лаборатории, она была довольна их совместной жизнью. Ей было радостно возвращаться домой – в обшарпанную квартирку, наполненную ветхой мебелью и скверным запахом соседской стряпни. Это было замужество, о котором она всегда мечтала, но на которое никогда и не надеялась. Первые два года все шло замечательно. А потом Анна обнаружила, что беременна. Они были очень осторожны, к тому же Анна прекрасно знала свой цикл – с точностью до часа, им и в голову не приходило опасаться случайной беременности.

Она знала, когда это произошло. У Хью как-то выдалось четыре свободных дня подряд, что случалось очень редко, и они укатили за город, в летний домик семьи Хью в штате Мэн. Для Анны это был самый счастливый период. Каждый день они гуляли по пляжу, ели омаров при сияющем золотистом вечернем свете, растворяясь в шелесте и шипении приходящих из океана волн.

Анна никогда не представляла себя в роли матери, и бездетный брак вполне ее устраивал. Мысль о вечно орущем ребенке вызывала чувство паники. Ей казалось, что ее загнали в ловушку.

Анна не смогла заставить Хью даже обсудить возможность аборта, он и говорить не хотел об этом. Вместо этого он пытался переубедить жену:

«Дорогая, ничего же не изменится. Мы просто поменяемся ролями: я поступлю в ординатуру, а ты будешь учиться дальше. Для ребенка мы наймем няню».

В итоге все пошло совсем не так. Он начал работать хирургом-ортопедом в Бостоне. Анна родила дочку, названную Поппи в честь бабушки Хью, и готовилась приступить к занятиям. Но ребенок полностью истощил ее силы. А были еще ужины с новыми коллегами Хью и общественные мероприятия для докторов и их жен, а еще клубы, в которые он настойчиво пытался ее записать, включая даже один, называвшийся «Клуб докторских жен».