Три портрета эпохи Великой Французской Революции - Манфред Альберт Захарович - Страница 27

К тому же для жизни при дворе требовалось много денег. Маркизу де Мирабо импонировало независимое положение, занятое его старшим сыном при королевском дворе, но год от году теоретик школы физиократов становился все более скупым.

У Оноре-Габриэля, терзаемого не переносимым для молодого знатного дворянина пороком — скудостью средств, оставался лишь один давно известный среди людей его круга выход: выгодно жениться.

С некоторых пор он все чаще наведывался в дом одной из самых богатых наследниц в Провансе, Эмили де Мариньян. Мадемуазель де Мариньян была образованна, умна, миловидна; она обладала приятным голосом, немного пела, немного музицировала.

Но Оноре-Габриэля в то время личные достоинства Эмили не привлекали: более двух лет он был близким другом всеми почитаемой госпожи де Лиме-Кориолис; она владела большим поместьем в Провансе, была лет на восемь старше своего любовника, переживала пору последнего цветения, и Мирабо торопился навестить уютный дом мадам де Лиме-Кориолис, подгоняемый не корыстными расчетами, а ради нее самой.

Его многоопытной возлюбленной нетрудно было сообразить, что время работает против нее и что вскоре более молодая соперница оттеснит ее. Самым верным способом удержать Оноре дольше — было способствовать его женитьбе на мадемуазель де Мариньян; она полагала, что позже сможет конкурировать с Эмили.

Подталкиваемый своей метрессой, Мирабо стал усердно посещать дом Мариньянов, но вскоре убедился, что опоздал. То ли ради личных достоинств Эмили, то ли ради ее будущих богатств, но на огонек нарядного особняка де Мариньяна в Эксе слетелось множество претендентов на руку и сердце невесты. Один из них, сын главы магистрата-Экса кавалер д'Альберта, пользовавшийся особым расположением отца Эмили, преуспел больше других; общественное мнение называло его официальным женихом мадемуазель де Мариньян.

Мирабо не спасовал. Та одержимость, та сила напора, которые помогали ему преодолевать столько препятствий в жизни, обеспечили его победу над соперником. Драгунский капитан склонил на свою сторону Эмили, но оставалась еще одна труднопреодолимая преграда: непреклонная решимость господина де Мариньяна выдать дочь за избранного им жениха.

Здесь нет нужды рассказывать об изобретательных усилиях графа де Мирабо завоевать симпатии своего будущего тестя. Все старания остались безрезультатными.

Тогда Мирабо, может быть даже по совету госпожи де Лиме-Кориолис, остававшейся его незримой наставницей в этом неожиданно трудном деле, решился на крайние меры.

Его экипаж был оставлен на всю ночь, до позднего утра, перед подъездом дома де Мариньяна. Эмили была скомпрометирована, и ее отцу ничего не оставалось, как, подавляя ярость и гнев, дать согласие на этот брак, ставший необходимостью.

Переговоры об условиях брачного договора взял в свои руки маркиз де Мирабо: по обычаям того времени старший сын приобретал полйоту прав лишь при достижении двадцати пяти лет; Мирабо-младший, следовательно, не достиг еще в то время совершеннолетия, и отец полностью отстранил сына от решения вопросов, касавшихся прежде всего самого Оноре.

Переговоры были трудными. Родители молодоженов по мотивам, не требующим пояснений, не питали друг к другу симпатий. Господин де Мариньян был вынужден скрепя сердце дать дочери приличное приданое; что же касается главных богатств, к которым жадно тянулись руки Мирабо старшего и младшего, то господин де Мариньян отнюдь не обнаружил склонности передавать хотя бы акр земли.

Словом, повторилась ситуация, хорошо знакомая старому маркизу де Мирабо по его собственному печальному опыту с Марией-Женевьевой де Вассан. Быть единственной наследницей огромных богатств означало нечто совершенно иное, чем быть их владелицей.

23 июня 1772 года в церкви Святого духа в Эксе состоялось торжественное бракосочетание графа Оноре де Мирабо и Эмили де Мариньян. Свадьба не была ни веселой, ни радостной. Отец невесты не мог скрыть раздражения по поводу того, что его принудили к этому браку вопреки его воле. Со стороны жениха не было ни отца, ни матери: по разным мотивам они не пожелали принять участия в церемонии. Семью Мирабо представляла его сестра — Луиза де Кабри.

Недочеты церковной церемонии Оноре-Габриэль стремился возместить послесвадебными торжествами. Отец передал старшему сыну фамильный замок Мирабо; дядюшка — судья Мирабо — перебрался в другой замок семьи, в Руэрг. Молодоженам старались не мешать.

Но Оноре-Габриэль хотел напомнить Провансу, что он старший сын, будущий глава самэй знатной и богатой семьи края. Он обновил и разукрасил старый замок, обтянул внутренние стены главных комнат новой яркой тканью, проложил широкие дороги к замку, устлал их розами» и цветами.

На протяжении ряда недель в старом замке Мирабо шли пышные приемы. Молодой Мирабо приглашал чуть ли не всех обитателей края, большинство из приглашенных были дайке незнакомы ни «ему, ни старым слугам в замке. Он хотел, видимо, всех поразить, ошеломить: вот как празднует свою свадьбу граф де Мирабо! Развлекайтесь и веселитесь! Граф Мирабо ничего не пожалеет для своих гостей! Он покупал экипажи с лошадьми, мебель, платье, драгоценности для Эмили; он хотел ее потрясти: вот как богаты Мирабо! Они не считают денег; расходы никого здесь не заботят!

Но Эмили, воспитанная в достатке, в неге и холе, Эмили, наблюдательная, рассудительная в двадцать лет, недоуменно пожимала плечами. Ей было непонятно ни это бессмысленное мотовство, ни эти ночные кутеж-и с людьми, которых муж не знает в лицо, даже по имени, ни эти странные, кажущиеся ей подозрительными господа, спешащие, отталкивая один другого, предлагать ее мужу деньги на огромных, надо думать, процентах. Ей не нравился этот кажущийся парадным замок с цветами, которые так быстро здесь вянут, с покрытыми нарядными тканями холодными, скользкими стенами, где в углах плетут густую темную паутину пауки, где ночью слышится писк крыс, раздаются какие-то странные шорохи. Она боялась ходить одна по этим бесконечным коридорам и анфиладам комнат, запертых огромными заржавленными замками, которых, наверно, лет сто уже никто не открывал.

Ее пугал в этом старом замке даже собственный муж. В Эксе он казался таким добродушным, простым, понятным. Здесь она не могла его постичь: у него всегда озабоченное выражение лица; глаза неспокойны; он почти всегда не в духе, встревожен, и, даже когда он говорит ей ласковые слова, они только внешне, по видимости обращены к ней; он думает о чем-то совсем другом.

Нет, жизнь в замке Мйрабо — это не безмятежное счастье молодых, любящих друг друга супругов. Так ли представлялся ей медовый месяц с этим веселым капитаном драгунов в нарядном синем мундире?

Не успел пройти и год, как безрассудное расточительство привело Оноре к полному финансовому краху. За год он успел растранжирить, бросая деньги на ветер, и крупное состояние жены, полученное в приданое, и средства, предоставленные отцом, и, наконец, все полученные им от ростовщиков Марселя деньги. Имя Мира-бо — первое в Провансе. И кто посмеет отказать в кредите графу де Мйрабо? Но зато какие проценты он должен был платить — 100, 200, 300! Проценты возрастали по мере того, как для кредиторов становилась все более очевидной неспособность молодого графа оплачивать в срок свои долги. Когда было прокучено все приданое жены и сделано на 120 тысяч франков долгов, старый маркиз решил, что ему пора снова вмешаться.

В октябре 1773 года в семье молодоженов произошло важное событие: родился сын, наследник славного имени. Ему дали имя деда — Виктор, и Оноре надеялся, что этим актом сыновней почтительности он возвратит расположение отца.

Но «Друга людей» этим не проймешь. Он оказался перед необходимостью оплачивать долги своего старшего сына, чтобы не бесчестить имя семьи, и он был полон решимости положить конец этому мотовству.

В декабре 1773 года графу де Мирабо власти представляют новое lettre de cachet короля; оно пока еще милостиво: находящемуся под государственным надзором графу запрещается покидать родовое поместье; старый маркиз надеется, что его старший сын не сможет совершать путешествий в Марсель и заключать с ростовщиками новые заемные сделки на кабальных условиях.