Блэз - Манье Клод - Страница 3

Женевьева. Нельзя сказать, что это идеальный тип горничной!

Блэз. Все из-за этой ненормальной Арианы Кларенс, которая должна была освободить мне квартиру в субботу. Я пригласил Карлье на сегодня и уже не могу отложить.

Женевьева. Во всяком случае, Мишель нашел не квартиру, а золото!

Блэз. Золото, ты правильно подметила! Так знай же – она обошлась в сто двадцать тысяч франков. Дороговато за денек!

Женевьева. Мишель сказал мне – восемьдесят.

Блэз (в ярости). Плюс мелкие расходы.

Женевьева. Ты вроде бы недоволен?

Блэз (с иронией). С чего ты взяла? Наоборот, это лучший день моей жизни.

Женевьева. Вечно тебе все не так! Все же устраивается – так, как мы хотели!

Блэз. Как ты хотела!

Женевьева. Как бы там ни было, если ты не сваляешь дурака, то скоро женишься на одной из самых богатых наследниц Парижа. Клебер только об этом и мечтает!

Во время разговора они снимают висящие на стенах картины и заменяют их картинами Блэза.

Блэз. Если тебе не трудно, не называй его при мне Клебером!

Женевьева. А как прикажешь его называть?

Блэз. Как хочешь или не называй вовсе, это будет еще лучше. Я тебе уже говорил, что мне в высшей степени неприятно слышать от тебя имя Клебера, поскольку я не могу не знать, что он твой любовник.

Женевьева. Любовник! Сразу какие слова! Ты мой любовник. А он – знакомый, помогающий мне справляться с моими жизненными трудностями.

Блэз. Так вот, если говорить о твоих трудностях, то не трудись напоминать мне о нем!

Женевьева. Поневоле приходится, поскольку благодаря мне ты скоро женишься на его дочери.

Блэз. Я еще не сказал последнего слова.

Женевьева. Снова начинается!

Блэз. Женевьева… Создалась ситуация, которую моя бедная мать назвала бы возмутительной. Жизненные обстоятельства вынуждают нас иногда совершать поступки, несовместимые с моралью, и вследствие этого…

Женевьева. Послушай, мальчик мой, сейчас двенадцать дня, а подобную философию я могу выслушивать не раньше двенадцати ночи, да и то со стаканом виски в руках. Блэз. Но посуди сама, моя козочка, вдумайся: ты говоришь, что любишь меня, а хочешь, чтобы я женился на дочери твоего любовника, причем ты по-прежнему останешься моей любовницей. Что ж в таком случае аморально, если не это?!

Женевьева. Еще раз повторяю тебе, что он мне не любовник. Но, учитывая, что мы вдвоем не можем существовать ни на мои заработки манекенщицы, ни на доходы от твоих картин, которые не продаются, я вынуждена…

Блэз. А щетки?

Женевьева. О чем ты говоришь? Пока что ты продал только три.

Блэз. Лиха беда – начало!

Женевьева. Во всяком случае, продавец половых щеток – это не профессия! Уж хоть бы пылесосы продавал! И потом, подумай сам – ты меня все время упрекаешь, что я говорю тебе о нем…

Блэз. О ком – о нем?

Женевьева. О некоем человеке! О известном тебе лице! О Клебере, в конце концов! Ты все время требуешь, чтобы я с ним рассталась. Так вот, когда ты женишься на его дочери, у тебя будет много денег, и моими трудностями будешь заниматься уже ты, и, таким образом, необходимость встречаться с ним отпадет сама собой. Ведь ты же этого хочешь, да?

Блэз. Разумеется, если смотреть на вещи под таким утломзрения, тут есть определенная логика.

Женевьева. Ну конечно! Кроме того, ты еще одного не можешь себе представить – моего ложного положения по отношению к вам обоим. Уверяю тебя, не так уж это весело. Как я хочу, чтобы все поскорее устроилось! Ты вот, например, нисколько не страдаешь от того, что некоторые вечера мы не можем проводить вместе из-за того, что…

Блэз. Я прошу тебя!

Женевьева. Вот видишь!

Блэз. А когда роли переменятся, ты не будешь страдать «из-за того, что…»?

Женевьева (громко смеясь). Она такая дура! Уверяю тебя, если бы плюс к своим деньгам она была бы красивой, образованной и остроумной, я бы ни за что тебя с ней не познакомила. Я готова ради тебя на жертвы, но всему есть предел.

Блэз. Если когда-нибудь мои картины начнут продаваться, клянусь тебе…

Женевьева. До того дня у нас еще будет время все обсудить. Лаура д'Амбрие! Звучит совсем неплохо.

Блэз. Что ты сказала?

Женевьева. Лаура д'Амбрие. Так будет называться твоя жена, когда ты станешь ее мужем.

Блэз. Ах да, правда!

Женевьева. У меня такое впечатление, что твоя приставка «де» произвела большое впечатление на того мсье, о котором ты не хочешь, чтобы я тебе говорила.

Блэз. Это на кого же?

Женевьева. На привидение, призрак, фантом, на твоего будущего тестя, в конце концов! Его дочка – графиня! Он спит и видит эту свадьбу. Должна сказать, что мне тоже как-то странно думать, что ты граф!

Звонок в дверь.

Блэз. Что осталось от моего графства!

Женевьева (подходит и обнимает его за шею). Если бы тебя звали Дюраном, я бы все равно тебя так же любила. (Целует его).

В это время появляется Мари и снова начинает покашливать.

Блэз. Что вам нужно?

Мари. Звонили.

Блэз. Так почему вы не открываете? Вы здесь зачем?

Мари выходит.

Женевьева. Мишель в этой истории вел себя как настоящий дипломат. Я не могла сама тебя знакомить с Клебером, ты же знаешь, как он ревнив.

Блэз. Да-да, ты мне уже говорила, спасибо за уточнение. Женевьева. Лучше, чтобы он вообще не знал, что мы знакомы: это может вызвать у него подозрения. В один прекрасный день он представит нас друг другу – постарайся не расхохотаться.

Блэз. Не думаю, чтобы мне когда-нибудь пришла охота смеяться в его обществе.

Мари (возвращается). Это цветы. (Протягивает счет.)

Блэз. Три тысячи франков за дюжину роз – это даром! (Достает деньги из кармана и отдает их Мари.) Держите, Мари.

Мари выходит.

Женевьева. Пока все прекрасно.

Блэз. Да, до того момента, когда Карлье обнаружит, что я снял эту квартиру на две недели, что у меня нет ни гроша и что все это – блеф.

Женевьева. Как он может обнаружить? Впрочем, я уверена, все это для него не важно, ему достаточно твоей приставки «де».

Мари (возвращается с цветами). Куда их?

Блэз (яростно). Положите на пианино!

Мари (осматривается вокруг). Пианино нет!

Блэз. Да в вазу, черт побери! Куда же ставят цветы? Вот она, у вас перед носом.

Женевьева. Не нервничай так, мой милый!

Звонок в дверь.

Пойду открою. (Выходит.)

Блэз. Снимите бумагу перед тем, как ставить в воду!

(Достает из своих рабочих принадлежностей ножницы и подходит, чтобы помочь Мари.)

Мари. Вы так и не дочитали письма моей тети!

Блэз (поправляя цветы). Не обижайтесь, но разговор о вашей тете мы отложим до лучших времен!

Мари. Она вам написала про баню.

Блэз. Какую баню?

Мари. Я бы хотела знать, смогу ли я раз в неделю ходить в баню?

Блэз. Сейчас самое время для разговоров о бане! Вы что, не понимаете? Принесите лучше воды.

Мари выходит. Блэз поправляет букет. Входит Женевьева.

Женевьева. Устрицы. (Протягивает ему счет.)

Блэз. Четыре тысячи восемьсот франков! За четыре дюжины устриц! Грабеж! Пойди же заплати. (Протягивает ей деньги.)

Женевьева выходит. Входит Мари с огромным туалетным кувшином.

Это еще что?

Мари. Разве вы меня не за водой посылали?

Блэз. О господи! Наливайте в вазу!

Женевьева возвращается.

Хватит, достаточно! Теперь идите в кухню и разложите устрицы по тарелкам. По дюжине на тарелку, понятно?

Мари (уходя). Да.

Блэз. До двенадцати вы считать умеете?

Мари смотрит на Женевьеву и перед тем, как выйти, разражается громким хохотом.

Ей одной весело!

Женевьева. Послушай, во время обеда не отвлекайся, следи за собой – ты великий художник, живешь здесь уже пять лет и продаешь картины по триста тысяч франков!