Убийство Президента Кеннеди - Манчестер Уильям - Страница 90

В ту пятницу Руби, отбросив вымышленный предлог, будто он пришел в полицейское управление, чтобы присутствовать на пресс-конференции, принялся раздавать полицейским бесплатные пропуска на представления с обнаженными женщинами в двух ночных клубах, являвшихся его собственностью. Полицейские без лишних слов рассовывали пропуска по карманам. Они не видели в этом ничего предосудительного. Подобно окружному прокурору, они знали Джека и в свободное от дежурства время, переодевшись и штатское, частенько заходили в «Вегас» и «Карусель». Здесь они занимали специально зарезервированные для них места, наслаждались даровой выпивкой — обычно смесью виски с содовой водой, традиционным напитком этого своеобразного мира, — и хриплыми голосами подзадоривали размалеванных женщин на сцене сбрасывать с себя интимные предметы туалета из черной вуали.

Один тридцатилетний детектив — Август Эберхардт — знал Руби в течение пяти лет. Он познакомился с хозяином притонов, работая в отделе но борьбе с проституцией и наркотиками. Хотя в его служебные обязанности входило наблюдение за тем, что делается в «Вегасе» и «Карусели», и он даже задержал как-то одну из проституток Руби по обвинению в наркомании, это не мешало ему быть постоянным завсегдатаем этих мест. Мало того, он наведывался в оба притона вместе со своей супругой. Правда, г-жа Эберхардт предпочитала программу «Вегаса». О достоинствах каждого из двух заведений велись горячие споры на Харвуд-стрит. У обоих заведений были, разумеется, свои почитатели, равно как у каждой из поступавших там девиц — свои поклонники, бурно аплодировавшие их номерам. Однако все были единодушны в одном: у Джека всегда можно повеселиться как следует.

Эберхардт заприметил Руби на пресс-конференции. Они немножко посудачили. Руби осведомился о здоровье госпожи Эберхардт. Затем он снова пустил в ход свою басню о том, что он пришел в качестве переводчика. Полицейский был старым другом Руби и знал, что он говорит по-еврейски, по был невысокого мнения о его лингвистических способностях. Руби объяснил, что принес с собой кофе и бутерброды, чтобы угостить репортеров. После этого, по словам Эберхардта, он «поговорил немного об убийстве». Руби сказал:

— Слушай, я не могу понять, как подобное ничтожество, сущий ноль, мог убить такого человека, как президент Кеннеди. — Он с грустью в голосе заметил, что смерть президента — весьма прискорбное происшествие для Далласа. После этого, по словам детектива, он ушел. Впоследствии Эберхардт говорил, что он не заметил, куда пошел Руби. Другие полицейские тоже но обратили внимания на его уход. Они были уверены, что Джек Руби вернется, и они не ошиблись.

Часть вторая

ПРОЩАНИЯ

Глава шестая

ОБРАТНЫЙ КУРС НА ЭНДРЮС

Подгоняемый попутным ветром, президентский самолет «Ангел» несся на восток почти со скоростью звука. Оставив позади аэродром, Джим Суиндал взглянул вниз на желто-зеленую равнину, пересеченную дорогами и живыми изгородями. Впереди виднелось темно-голубое пятно воды, а еще дальше — гряды гор. Пилот сообщил по радио на военно-воздушную базу Эндрюс примерное время своего прибытия — 23.05 «3». «Зулу тайм» — на жаргоне военных летчиков означало время по Гринвичу. Они должны были приземлиться в Эндрюсе в 18.05 по местному времени.

Пассажиров в кабине секретариата обуревали смешанные чувства — от состояния кататонии до безутешного горя и мрачной отчужденности.

Первая группа из свиты президента, перенесшая трагедию в Парклендском госпитале, размышляла теперь о будущем. Она должна была встретить завтрашний день во всеоружии. Это был ее долг. Вторая группа еще жила в прошлом и мысленно возвращалась к событиям минувшего дня. Позже пассажиры каждый по-своему вспоминали об этом полете. Занавески на окнах были задернуты, и никто не заметил, как наступили сумерки. Было такое ощущение, словно все они жили вне времени и пространства. Каждый был предоставлен самому себе, наедине со своими горестными думами и в одиночестве создавал собственную цепь событий и собственное представление о времени.

Секретарь Жаклин Кеннеди Памела Турнюр думала, что никогда еще в ее жизни ни один полет не длился так томительно долго. Ей даже казалось, что этому путешествию так и не будет конца. Для Мари Фемер, которая была завалена работой, напротив, это был самый короткий полет. Однако все находившиеся в этой кабине сгущали атмосферу скрытой враждебности. Джек Валенти впоследствии назвал эти два часа в воздухе сплошным хаосом, а Чарлз Робертс — мучительными. По словам Мака Килдафа, это был самый сумасшедший рейс, в каком он когда-либо участвовал. Клинт Хилл, успевший переменить свой перепачканный костюм на форму одного из членов экипажа, задумчиво смотрел перед собой. Судя по его словам, обстановка на самолете была, вне всякого сомнения, очень, очень нездоровая. Отношения между людьми Кеннеди и людьми Джонсона были натянуты до предела.

Fortiter in re, suaviter in modo[49]. Человек, лежавший сейчас в гробу, очень любил это изречение древних римлян. Потеряв своего предводителя, приближенные Кеннеди поддались чувству плохо скрываемой враждебности. А кое-кто даже не старался скрыть его. Особой откровенностью отличался Кен О’Доннел. Джонсон дважды посылал Билла Мойерса в хвостовой отсек, приглашая Кена О’Доннела и Лэрри О’Брайена перейти к нему в салон. Оба они наотрез отказались. Годфри Макхью демонстративно направился к местам, отведенным для журналистов, где Чарлз Робертс и Мерримэн Смит делились своими впечатлениями о Парклендском госпитале. Он явно хотел, чтобы репортеры не пропустили ни единого его слова. Подчеркивая каждый слог ударом кулака по столу, Макхью сказал:

— Я хочу, чтобы вам было известно, что Кен О’Доннел, Лэрри О’Брайен, Дэйв Пауэрс и я во время всего полета находились в хвостовом отсеке самолета с президентом — президентом Кеннеди.

Когда Тед Клифтон, выполняя поручение президента Джонсона, вошел в хвостовой отсек, О’Доннел весь вспыхнул как порох.

— Вам лучше вернуться обратно и угождать своему новому боссу, — бросил он.

Клифтон спросил Макхью:

— Что это с ним? Я просто выполняю свои обязанности.

Техасцы тоже любили Кеннеди, и до этого дня у них было больше оснований, чем у других, опасаться Далласа. Поэтому даже малейшее предположение, что они разделяют ответственность за злодейское убийство президента, казалось им непростительным. Они были готовы отнести многое за счет неутешного горя. Но этого они не могли простить.

Понятно, что старая вражда, восходящая еще к съезду демократической партии в Лос-Анджелесе в 1960 году, вспыхнула в их сердцах. Среди них один только Билл Мойерс, самый великодушный из всех советников Джонсона, не поддавался чувству раздражения. Он понимал, что нарочитая грубость О’Доннела была всего лишь маской и что под сардонической оболочкой скрывается человек с нежной душой. Понимая, как глубоко был уязвлен О’Доннел, Мойерс оставлял без ответа его выпады.

Лиз Карпентер, главный помощник Джонсона, вновь принялась составлять проект заявления нового президента. Она знала, что на аэродроме его поджидает целая батарея телевизионных камер.

Покопавшись в своей сумочке, она нашла листок с записями, сделанными ею наспех во время бешеной гонки на автомобилях из Парклендского госпиталя на аэродром Лав Филд. Большую часть написанного разобрать было невозможно. Сморщив от напряжения лоб, Карпентер пыталась вспомнить, что она хотела написать. С трудом разбирая слова, она читала:

— Это трагический час для (неразборчиво) и (неразборчиво) — большая личная трагедия для меня. Я сделаю все, что в моих силах. И это все, что я могу сделать. Взываю к богу, чтобы он помог мне. И к вашей…

Тщательно написав от руки печатными буквами второй вариант текста заявления, она передала его в салон. Джонсон показал текст Мойерсу и попросил его поработать над ним, внес сам несколько изменений и затем отправил его Мари Фемер, чтобы она отпечатала его на небольшом листе. Однако перепечатанный текст не понравился Джонсону. В нем явно чего-то недоставало. Валенти наблюдал за тем, как президент внимательно перечитывал текст. Прежде чем положить его в карман пиджака, Джонсон изменил две фразы в заключительной части заявления. Теперь оно заканчивалось словами: «Я прошу вашей поддержки и божьей помощи».