Убийство Президента Кеннеди - Манчестер Уильям - Страница 33

К тому же Джонсон упорствовал, твердо решив быть радушным, хозяином, а скота была наилучшим из всего, что он мог предложить на своем ранчо. Целый день он всячески стремился убедить Кеннеди в своей лояльности, Линдон вызвал своих сотрудников и заявил, что они должны забыть о своей личной преданности ему. С этой минуты у них один лидер. Они должны следовать его приказам и предупреждать его желания, всячески ему угождая. Сам Джонсон считал, что поступает именно так. Если бы он только мог представить себе, что его приглашение на охоту будет неприятно гостю, то никогда бы о нем не заикнулся. Джонсон воспринял сдержанность Кеннеди как проявление вежливости, вроде отказа выпить в гостях вторую рюмку вина и взять вторую порцию предложенного блюда. В данном случае гостя следовало уговорить, Взяв нового вождя крепко под руку, Джонсон объяснил Кеннеди, что эти местный обычай в его следует придерживаться: почетный гость должен поддержать традицию.

И вот 17 ноября 1960 года в 6 часов утра они собрались на охоту. Джонсон был в приличествующем случаю костюме — в замасленной бесформенной ковбойской шляпе и видавшей виды кожаной куртке. Кеннеди был одет в клетчатую куртку и легкие брюки. Один из гостей, глядя на него сонными глазами, заметил, что президент напоминает болельщика на футбольном матче. Как только растаял туман, они влезли в белый «кадиллак» и поехали в необыкновенно красивое урочище. Там почетный гость сделал то, что от него ждали. Техническая сторона дела была сравнительно незамысловатой. Чтобы попасть в глаза оленя, много не требуется. Вы прикладываете ложе винтовки к щеке, прицеливаетесь, делаете глубокий вдох, затем немного выдыхаете, потом задерживаете дыхание, и осторожно нажимаете на курок. Замена покрышки автомобиля требует большего умения.

Однако когда охотишься на животных, дело этим не ограничивается. Здесь есть нечто другое, какая-то доля секунды, которая причиняла этому охотнику страдания, — момент, когда стрелок смотрит на добычу. В охотничий сезон, предшествовавший его вступлению на пост президента, именно в этот момент взгляд Джона Фитцжеральда Кеннеди скользнул мимо винтовки и остановился на том воплощении жизни, которое он хотел уничтожить. Кеннеди дал слово и не мог отступить. Он выстрелил и сразу же вернулся к машине. Однако он не мог отделаться от воспоминаний: его преследовали мысли о подстреленном животном. И он рассказал об этом Жаклин.

Этим дело, однако, не кончилось. Вскоре после этого случая Джонсон заказал чучело не из одних рогов, а из головы убитого оленя. Однажды утром после завтрака с сенаторами он пересек Южную лужайку у Белого дома, держа чучело под мышкой. Президент Соединенных Штатов сразил этого оленя на его, Джонсона, ранчо, и вице-президент гордился этим, полагая, что президент испытывает такое же чувство гордости. Ведь это же был такой великолепный выстрел!

— Почему бы не повесить трофей в кабинете президента? — предложил он.

Кеннеди, притворяясь, что относится к этому с интересом, внутренне содрогнулся. После того как вице-президент ушел, ой приказал убрать голову. Как-то Линдон добродушно осведомился по телефону, где голова оленя? Когда ее водрузят на место? Потом он упомянул о чучеле еще и еще раз. В конце концов этот трофей, подобно всякому подарку, который неоднократно отвергается, превратился в проблему между президентом и вице-президентом, и Кеннеди снова уступил. Крупный деятель должен действовать осторожно. Президент должен уметь уступать в мелких вопросах, чтобы добиться своего в крупных. А этот вопрос был, по сути дела, мелочью. Голову оленя повесили, но не в Овальном кабинете, а рядом, в Рыбьем зале. Президент пошел на уступку, и одна лишь Жаклин знала, чего это ему стоило; немного выиграть, немного проиграть — такова тактика тех, кто находится на выборных должностях. Как-то президент шутливо заметил, обращаясь к своим друзьям:

— Есть три вещи на свете, которые слишком переоцениваются: штат Техас, ФБР и охотничьи трофеи.

Тем не менее воспоминание об этом инциденте было неприятным.

Выразительно жестикулируя, Кеннеди закончил свое выступление на завтраке в бальном зале отеля «Техас».

… Президент вызвал по телефону О’Доннела, затем сказал Жаклин, что они уедут отсюда в 10.40.

Когда Кен вошел в гостиную, Кеннеди сказал:

— А что, если поехать в Калифорнию в ближайшие две недели?

— Я согласна, — ответила Жаклин и была вознаграждена за это одной из улыбок Кена, который редко улыбался. Она всегда испытывала благоговейный трепет перед этим кельтским кальвинистом с худым лицом, сардонической улыбкой и спокойной, почти фанатической преданностью ее мужу. В сущности, она мало знала Кена. Жизнь президента была поделена на изолированные друг от друга отсеки, и он следил за тем, чтобы эта изоляция была действительно герметической. Тед Соренсен, к примеру, был ближе к нему, чем О’Доннел, однако Соренсен был далек и от жены президента и от О’Доннела. Единственным человеком, имевшим отношение ко всем сторонам жизни президента, был министр юстиции. Соренсена называли «вторым я» президента. В действительности «вторым я» был Роберт Кеннеди.

У О’Доннела был малоприятный сюрприз для президента: пока тот выступал в бальной зале, Килдаф, перелистывал далласскую «Морнинг ньюс», натолкнулся на объявление о «розыске преступника» и пришел с газетой прямо в номер к О’Доннелу. Так Кеннеди впервые увидел это объявление. Лицо его помрачнело. Молча он передав газету Жаклин. Ее оживление исчезло, и она почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Президент покачал головой и сказал Кену вполголоса:

— Трудно себе представить, чтобы газета печатала нечто подобное! — Затем, обращаясь к Жаклин, он медленно произнес:

— Мы отправляемся сегодня в страну ненормальных. О’Доннел перечитал текст. Президент в это время нервно ходил по комнате. Вдруг он остановился перед женой.

— А знаешь, вчерашняя ночь была весьма подходящей для убийства президента, — сказал он, но она не приняла это всерьез.

— Нет, я действительно так думаю, — сказал он, продолжая развивать свою фантазию. — Шел дождь, было уже темно, и кругом была такая давка. Представь себе, что у кого-нибудь был револьвер в портфеле. — Он живо жестикулировал, тыча своим негнущимся указательным пальцем в стену, и дважды дернул большим пальцем, имитируя нажатие курка. — Затем он мог бросить оружие и портфель, — президент представил, как убийца бросает револьвер, — и исчезнуть в толпе.

В этот момент вошел Линдон Джонсон. Вслед за ним появилась его сестра со своим мужем Бэрджем Александером. Они хотели пожать руку президенту. Линдон представил их, а затем, как всегда почтительно, незаметно удалился, сделав им знак последовать за собой. Визит напомнил президенту о междоусобице в рядах его партии. Президент поручил Кену О’Доннелу немедленно вызвать по телефону Лэрри и сказать ему, чтобы Ярборо ехал в одной машине с вице-президентом, даже если б сенатора пришлось насильно швырнуть на заднее сиденье. В конце разговора он выхватил трубку у О’Доннела и сказал Лэрри О’Брайену, подчеркивая каждое слово:

— Посадите его в машину!

Кен пошел к Лэрри, а Жаклин взглянула на небо, по которому все еще трудно было определить, какая будет погода. Она надеялась на плохую погоду. Было нелепо потратить столько времени на то, чтобы привести себя в порядок, а затеи испортить вое за сорок пять минут езды в открытой машине.

— Ах, как мне хочется, чтобы подняли верх у машины! — сказала она тоскливо»

Вопрос этот тут же был решен.

Полагая, что погода улучшится, президент надел легкий костюм. На небе появилась тонкая золотистая полоса.

О’Доннел вздохнул с облегчением; день обещал быть ясным, небо сияющим. Он» поеду в открытой машине. О’Брайен подмигнул ему и сказал:

— Погода, как да заказу, специально для Кеннеди. Кортеж для поездки в Карсуэлл готов был тронуться.

Корреспонденты газет заблаговременно заняли места в автобусах, так как никто из них не хотел пропустить выхода Ярборо.