Олег Даль: Дневники. Письма. Воспоминания - Анчаров Михаил Леонидович - Страница 52

— Я думал, что ты умнее…

Прямо так и сказал, но это меня даже не обидело, потому что в данном вопросе соответствовало истине. Так что я ответила:

— Олежечка, ты же знаешь, что я — невежда…

И он ни в коем случае меня не запрезирал. Конечно нет. Но очень удивился, что такой пустяк, а я вдруг не знаю.

Со мной он никогда не разговаривал на темы религии и веры в человеческой жизни. У нас разговоры всегда были какие-то очень смешные, мы с ним очень любили в мечтах уходить куда-то, фантазировать, какой мы дом построим или еще что-нибудь этакое… На высокие темы мы с ним никогда не разговаривали, потому что я действительно на это не гожусь: он был настолько выше меня, настолько больше знал… Я со своими «знаниями» не была ему интересна как серьезный собеседник. Хотя, с другой стороны, например, доверяя моему вкусу, он иногда советовался со мной по тому или иному вопросу, или же интересовался моим мнением о чем-нибудь, так что он не ставил меня на совсем уж низкую ступень развития. Просто у него почти не было таких моментов, когда я могла с ним рядом сесть и поговорить на какие-то занимательные темы. У него и времени даже не было, а когда оно было — он сидел в кабинете и работал. У нас была какая-то духовная близость почти без разговоров, телепатическая, что ли… Он знал, что я его очень люблю, и он меня любил, у нас были одинаковые взгляды на многое и не было пустой болтовни. Мы во многом понимали друг друга глазами.

Олег очень любил говорить со Шкловским. О чем они «ворковали», сидя рядышком, никто не знает и не узнает, но оба были в восторге друг от друга. Поэтому я всегда с грустью думаю: как жалко, что мой отец не знал Олега! Вот тут-то могли быть разговоры на любые темы, начиная с религии и кончая кино. Они наверняка нашли бы общий язык! Например, Шкловский не понимал поэзии и музыки, а Борис Михайлович мог бы говорить с Олегом на эти темы без конца.

P.S. С темой религии вплотную граничит тема суеверий. Олег никогда не был банально суеверен. Он глубоко верил во что-то, но опять же от Библии, и откровенно этими своими мыслями не делился. Гороскопы читал «на уровне польских журналов». Амулетов и талисманов не собирал и не носил. Впрочем, было одно исключение, но опять же не явное, не декларативное.

В июле 1973 года мы с приятельницей отдыхали в Вильнюсе. Однажды, гуляя по городу, зашли в магазин, где мне приглянулся очень симпатичный перстенек. Печатка, а на ней — как бы пупырышки. Я его и купила.

Когда вернулась домой, Олег сразу приметил обнову. Попросил посмотреть, примерил. Перстень оказался маловат, не надевался, как нужно, до конца последней фаланги. Но Олега это не смутило, и я, видя, что ему нравится, отдала перстень с удовольствием. Так он и носил его — почти на середине пальца. Интересно, что это совершенно не портило руки, а как-то гармонично в нее вписалось.

…Странно повел себя Валя Никулин. В Киеве, в марте 1981 года, в гостинице студии Довженко Лизе вернули личные вещи Олега. Валя забрал снятые с мертвой Олеговой руки перстень и часы со словами:

— Я надеюсь, Лиза, ты не против?..

А в Москве через двое суток, накануне похорон, добавил:

— Я положил ему свои часы в карман. Пусть они ТАМ тикают… И перстень дорогой…

Для меня этот поступок совершенно не понятен. По какому праву человек так поступил? Что тогда было в его голове? Не знаю.

Это давняя запись из дневника Олега, сделанная им в начале 70-х годов. Рукописный архив Даля, хранящийся теперь в Музее им. А. А. Бахрушина, на сегодняшний день не располагает КАКИМИ-ЛИБО ЕЩЕ документами и материалами, в которых Олег САМ ГОВОРИЛ БЫ О СВОИХ ДРУЗЬЯХ. Есть, правда, довольно много прямых и косвенных свидетельств, принадлежащих третьим лицам, о том, что в последние месяцы жизни Олег публично причислял к своим друзьям покойных Владимира Высоцкого и Владислава Дворжецкого. Есть, наконец, и целая когорта деятелей искусства всех возрастов, мастей и рода занятий, периодически заявляющих о том, что они состояли с Олегом в дружеских отношениях. Все это, конечно, очень забавно, когда бы не одно НО: у Олега Ивановича Даля, к большому сожалению, не было настоящих друзей…

Видя его разговаривающим со стариками — Шкловским, Кавериным, Андрониковым, я всегда понимала, что ему, так много думающему молодому человеку, нужен был бы друг из старшего поколения, который бы его слушал, говорил с ним, много ему рассказывал, спорил, что-то объяснял. Такого друга у Олега НЕ БЫЛО. В молодые годы среди его окружения не нашлось вообще ни одного близкого по духу человека старшего возраста, кроме одного, с которым он и начал свою артистическую карьеру, — это Олег Николаевич Ефремов. Другом Даля он никогда не был, но Олег его любил. Нигде и никогда, что бы с ним не происходило, даже после полного разочарования в театральных идеалах юных лет, Олег не позволял себе не то что грубо — некорректно отзываться о Ефремове. «Ефремов мой учитель», — вот фраза, звучавшая из уст Олега часто и в очень уважительном тоне. Поэтому он так болезненно относился к нему потом, когда Ефремов, с точки зрения Олега, «начал делать что-то совсем не то». В 70-е годы в домашних разговорах Олег говорил о нем очень резко, считая, что «Ефремов предал „Современник“ и пошел потом не по тому пути». Но он никогда не отзывался о нем так, как, скажем, об Эфросе, который все-таки был ему чужим человеком. «Ефремовское» сидело в Олеге где-то очень глубоко всю жизнь. Другое дело, что он с ним совершенно разошелся и человечески, и творчески.

Их пути-дороги пересеклись однажды очень смешным и нелепым образом: в 1976 году, летом, об Олеге подготовили сюжет в «Кинопанораме», гостем которой сделали и Ефремова. Эта кошмарная передача вышла в эфир 31 июля. И Ефремов, и Даль выглядели в ней одинаково глупо. Сам Олег эту передачу не видел, ему о ней только рассказывали. Я, в частности, говорила, что сидела перед телевизором и мне было прямо тошно смотреть, потому что он не договаривал свою фразу, а Ефремов тут же говорил что-то не в ту степь!.. Как будто они не видят и не слышат друг друга — каждый «лепил свое». Все вырезали телескоты! Шел конец фразы Ефремова, потом конец фразы Даля. Вырезанное выкинули, и в итоге в студии сидели два дурака, которые друг друга не понимали и говорили каждый о своем. Иногда зрителям показывали физиономию криво улыбающегося, склонившего набок головку Георгия Капралова, ведшего передачу, вякающего невпопад и исполнявшего свое словесное соло. И больше ничего…

Через какое-то время после эфира этой передачи Олегу позвонили из «Кинопанорамы» и попросили еще раз «прийти в гости». Он помолчал секунду и сказал:

— Да, я согласен. При одном условии: если Капралов сменит фамилию на Генералов.

На том конце провода тоже немножко помолчали, потом рассмеялись, и на этом разговор закончился. Мы с Лизой не могли понять, в чем дело, потом Олег нам рассказал, и мы вместе совершенно помирали со смеху. А я-то было подумала: «Господи, неужели после всего этого он опять согласился на „Панораму“?!»