Четвёртый ингредиент (CИ) - Брук Михаил - Страница 16

       Спрос, как известно, рождает предложение. Потому в справочнике на любой вопрос всегда найдутся «ответы». Ни к чему не обязывающие, ни что не обещающие... Подобные властным директивам, спущенным с заоблачных высот: «на белой глинистой земле и в болотистом месте сеять полбу, на сухих местах пшеницу...».

      Если же  урожаи низкие, посевы редкие, а зерно мелкое, новое указание: «...пахать, пахать, еще раз пахать и унаваживать...».

        Не помогло? Удобрения стоят больших денег? Стало быть, нужно ввести строгий учет и... Правильно! Читать параграф «N», пункт «V» и так далее... А именно: «Половину  вывезти на ниву, четверть положи под маслины, другую четверть оставить для луга».

       И неважно, что приходится с корзиной обходить свои владения, собирать все, что оставили за собой голуби, козы, овцы... и, даже, приворовывать у соседа. Правило в разделе «F»: «Верни земле все, что взял у нее...» должно быть выполнено неукоснительно.

      Бухгалтерский учет, иногда, может натолкнуть и на дельную мысль. Если, правда, на время позабыть, о «дебите» и «кредите». Оглянуться и увидеть: мир не подвластен сухим цифрам. Но, увы, римская «прямота», расчетливость, скадерность берут верх. И Катон, чтобы исключить любую вольность в толкованиях добавляет: «...той же валютой». 

       В коммерции  подобные взаимоотношения – закон. Любой вексель должен быть погашен в срок и не отваром из взятых в долг купюр, не настоем из сестерциев, долларов и рублей.

       Если вы читали главу «В ТЕНИ ШАМБАЛЫ», должны помнить, в древнем Китае, почвенная кулинария, а не бухгалтерия, предагала более изысканнные способы расчета.  Поливать же землю под масляничными растениями... маслом, а под виноградниками винным уксусом – это римская идея.

       Не удивительно, что жители Аппенин так и не изобрели сверхудобрений. Незатейливые «салаты» из трав и листьев, «каша», сдобренная  пеплом ветвей и косточек, напоминали «здоровый» завтрак современного европейца, который после незатейливого чревоугодия спешит разговеться в какой-нибудь ресторане с восточной кухней.

       Ну, а растения такой возможности не имели. Они часто голодали. И потому, не принося зерна и плодов, теряли   право на существование, право на жизнь, так как согласно «Трактату» Катона ни одна лоза, ни одно дерево не имеют право бесплатно пользоваться землей.     

        Наконец, советы бывшего интенданта надоели всем. Даже хозяева имений, еще недавно боготворившие его, стали рвать это сочинение на клочки и «возвращать» земле. Особенную ярость вызывала заключительная фраза «Трактата»: «Надо покупать, как можно меньше, а продавать больше...».

       «И самому впрягаться в плуг»,- добавляли шутники.

       Первым сдался Сенат. На одном из заседаний он единогласно принял решение: перевести на латинский язык сочинения Магона Карфагенянина, заклятого врага Рима. Книги передали в специальную комиссию, куда строжайшим указом запретили пускать Марка Порция Катона Старшего.                                                                                                                       

БИБЛИОТЕКАРЬ ЮЛИЯ ЦЕЗАРЯ.

         Sic transit gloria mundi! О, ветренная из ветренных! О, неблагодарная из неблагодарнейших! О, мирская слава! Не прошло и года со дня сенатского указа, а Катона забыли. Теперь читали, обсуждали, восхваляли лишь сочинения Магона. Даже Цицерон не стеснялся вставлять в свои речи выражения и цветистые обороты из трудов презренного пунна.

           Уже никого в империи не устраивала мудрость, измеренная в югерах и киафах, модиях и унциях. Все больше среди образованных римлян находили отклик сочинения Платона и Аристотеля, Теофраста и Эмпедокла. На форумах и базарах благородная латынь уступила место жаргону, невообразимой смеси греческих и финикийских слов. Именно, так раньше общались торгаши из Северной Африки. Давно ушедшего в небытие Ганибала, стали величать Великим Человеком.  Так был ли разрушен Карфаген?

         В то время, по другую сторону реки Рубикон, стоял другой, не менее великий, но гораздо более грозный военоначальник, проконсул Рима, Гай Юлий Цезарь. Он ждал. Он наслаждался паникой, которая день ото дня  усиливалась в столице.

       Уже не простые воины, а сенаторы в красных тогах толпились у входа в его палатку, пытаясь поймать фразу, намек о намерениях великого полководца. А тот ... спорил с каким-то  Марком Теренцием Варроном. Спорил о содержании «Народной Энциклопедии», уступая ему в мелочах, но не поступаясь главным, «Благом Республики!», которое, по мнению обоих, было превыше всего.

         Прения завершились примирением, можно сказать триумфом согласия. Тогда-то, улучшив момент, под вопли Viva Ceacar,  Сенат в полном составе и рухнул к ногам нового повелителя. Рухнул с мольбами взвалить на себя бремя власти.

        Цезарь, слегка удивленный настойчивостью штатных свободолюбцев, только и смог смущенно пролепетать: «Хорошо, хорошо. Успокойтесь же вы! Вот решим, как быть с... библиотекой... Так вы продолжаете настаивать на 30 томах Национальной Энциклопедии, Марк? Камень, бронза, папирус или этот, как его, новомодный пергамент? Полагаете, Сенат выделит фонды?»

        Сенат тут же дал «добро». Тогда-то и прозвучала знаменитая фраза:

 «Alea jacta est», «Жребий брошен»... в  Риме, наконец, открылась публичная библиотека. Ее парадную залу украшала Энциклопедия Варрона. А эпиграф к ней «Земледелие – наука необходимая и великая» - стал хитом сезона.

        Преувеличение, шутка полагаете? Думайте, как угодно. Только вопрос, что на каком поле сеять, чтобы земля приносила самые большие урожаи, по тем временам был совсем не праздным.

          Столица мира нуждалась в хлебе более, чем в новых легионах. Мир принадлежал Риму. Уже завоеваны плодородные Египет и Галлия, распахана Сицилия и Сардиния, начато освоение туманной Британии. Десятки миллионов модиев зерна ежегодно стекались на Аппенинский полуостров. А продовольствия не хватало.

      Огромные полчища «свободных римлян», как саранча захлестывали города древней Италии. Эти люди, не признававшие иного труда, кроме бесконечных застолий и посещения форумов, поглащали почти задаром неимоверное количество продуктов.

         Не меньший урон несли засухи, недороды, ранние заморзки, бури и прочие беды. Трижды за два десятилетия «Вечный город» посетил голод.

 Последний раз он совершил свой опустошительный набег за год до выхода в свет «Энциклопедии» Варрона. Великой книги Римской империи, дерзнувшей бросить вызов природе и... богам .

        «Большие  и устойчивые урожаи, нивы неподвластные погоде!» Этот призыв звучит сегодня вполне обыденно. И не потому, что удалось, свершилось! Просто, привычка к казенным лозунгам и пустым словам сделали свое дело. А всеобщая погоня за прибылью принизила человека-творца до простого наемного работника. 

       Во времена Юлия Цезаря на подобное вольнодумство посмотрели бы иначе. И уж наверняка спросили: «Что же это вы, любезный, подразумевали? Нивы, неподвластные чему, кому? Юпитеру-Громовержцу, Пану...? Да, за это и распять мало. Вы же бунтовщик, по хуже Спартака!»

        Наказали бы. Ой, как наказали, если бы ни сам император повелел сенаторам ознакомиться с сочинением Варрона... и, понятно, одобрить.

        «Есть еще вопросы к моей любимой настольной книге, милейшие народные избранники? Нет? Ну, и замечательно!»

        В остальном правитель Рима крамолу не терпел. И, вынося очередной приговор, постоянно повторял  фразу, вычитанную в «Энциклопедии»: «В ненастьях и несчастьях, постигших нас, сам человек и повинен!»  Ничего не возразишь. Кинжал Брута тому свидетель.