Студентка, комсомолка, спортсменка - Арсеньев Сергей Владимирович - Страница 91

А эти идиоты сами лезли на мое место. Глупцы. Что тут хорошего? Ох, как бы мне хотелось забыть все это! Все эти бесконечные совещания, согласования, доклады. Но как же без меня-то? Меня никто не заменит. Помню, Гитлер когда-то, много-много лет назад, говорил, что после него уже никто в Рейхе не будет обладать таким влиянием и авторитетом, как он. Ошибся он. Мой авторитет сейчас многократно превышает авторитет Гитлера на пике его популярности. Ну, еще бы. Я же, по-моему, рекорд поставила. Семьдесят пять лет у власти! Кто еще может со мной сравниться? Ну, возможно, какой-нибудь король, что номинально стал править с младенчества, меня и переплюнет. Но и таких очень немного. А я правлю семьдесят пять лет вовсе не номинально. Все эти годы у меня в руках власть реальная.

А, так вот они какие! Страшненькие какие-то. Фон Степанов сюрприз мне обещал. Да, такого я еще не видела. В окружении хорошо знакомых мне танков «Тигр-XII» мимо меня проезжает пара новейших и секретных «Тигров-XIII». Первый раз вижу их в натуре. Забавные уродцы.

Да, власть. Власть у меня немыслимая. Практически абсолютная. Хотя досталась она мне не так уж и легко. Подраться пришлось. Идея Гитлера передать мне власть при его жизни провалилась. Не смог он. Не успел. Вернее, это гестапо лопухнулось. Покушение прозевали.

Мы с Рейнхардом тогда как раз в Тунисе были. Номинально еще не женатые, но по факту как муж с женой. Это вроде бы медовый месяц был у нас. Хоть и до свадьбы. Пожениться мы по осени хотели. Вот, мне кажется, под это дело они и сработали. Пока меня нет в Берлине. Убили Гитлера. 16 июля 53-го.

Как мы прорывались из Туниса в Берлин – отдельная песня. Мы с Рейнхардом практически бежали оттуда, внаглую угнав истребитель. Я сама его пилотировала. Нас пытались остановить близ Корсики, а над Францией так и вовсе чуть не сбили. Но мы прошли, прорвались, обманув радары ложными целями. Нам едва хватило топлива. На последних литрах мы буквально упали на аэродроме Дальхов в Берлине.

К тому времени «Временный Комитет по Спасению Нации» уже объявил себя высшим государственным органом. И, похоже, они выигрывали. Во всяком случае, сообщили о «временном приостановлении» полномочий Гиммлера. Это пока меня не было. Но уж когда я оказалась в Берлине… о, все поменялось.

Они ошиблись. Убийца промахнулся. Да, Гитлера убили. Но не наповал. После ранения он прожил еще полтора часа. И все это время был в сознании. Так что фюрер успел надиктовать десятиминутное обращение к нации, в котором он подвергал обструкции своих убийц и передавал мне всю полноту гражданской и партийной власти. Я в то время была рейхсляйтером и рейхсминистром космонавтики. И вдруг, внезапно, стала Рейхсканцлером и новым фюрером.

То, что фюрер – это теперь я, до меня дошло, когда я впервые в таком качестве вошла в малый зал совещаний в Рейхсканцелярии. Первым был Геббельс. Точно помню это. Но затем и остальные, кто раньше, кто позже, вскинули правые руки, и я услышала нестройное и пока непривычное приветствие: «Хайль Эльза!»

ХАЙЛЬ ЭЛЬЗА!!

Ох, задумалась! Все чаще и чаще отвлекаюсь. Старая стала. Это штурмовая пехота проходит мимо Мавзолея. С трудом я поднимаю вверх правую руку в ответном приветствии. Да, теперь даже и руку вверх поднять для меня проблема. Но надо. Я – Железная Эльза. Я – символ.

То, что в Берлине меня почти сразу признали, во многом было заслугой моего будущего свекра, Мюллера. Он и так лопухнулся, прозевав покушение на Гитлера, и изо всех сил старался реабилитироваться. Кроме того, он ведь не мог не понимать, что при моих отношениях с его сыном мой крах неминуемо будет означать и его крах тоже. Так что берлинское гестапо сразу и полностью встало на мою сторону.

Да и Гиммлер, опять же. Решил сыграть ва-банк. Его «временно» отстранили, но он послал этот указ «Комитета» на фиг и заявил, что подчиняться ему не намерен и «Комитет» не признает. Сильно помог Геббельс и то, что мы сохранили контроль над берлинской радиостанцией. Постоянно, каждые полчаса, в эфир на весь мир транслировалась запись последней речи Гитлера.

Ну а coup de grace нанес, как это ни удивительно, товарищ Сталин. Насколько я помню, в моем мире он умер где-то весной 53-го. Но тут вполне себе дожил до июля и даже был в то время довольно-таки бодрым старичком.

Московское радио объявило, что полностью поддерживает волю почившего Гитлера и что СССР признает меня новым Рейхсканцлером. Также товарищ Сталин в небольшом личном обращении по радио сказал, что любой иной вариант, кроме фрейлейн Штирлиц, в Москве воспримут с крайним неудовольствием. Со всеми вытекающими последствиями.

Формулировка, конечно, весьма расплывчатая. Но кому надо, те товарища Сталина поняли. Ведь в шахты и нефтепромыслы СССР было вбухано до фига немецких денег. И наши немецкие денежные мешки после такой речи товарища Сталина вдруг резко меня полюбили, открыв мне неограниченную кредитную линию. Впрочем, кредит мне и не понадобился. Ибо еще раньше, сразу после выступления товарища Сталина, прибежал Борман и толсто мне намекнул, что деньги вообще-то есть. Если надо. Хотя я про это и так знала, просто гадала, придет ли Борман сам или придется у него золото выцарапывать с помощью Гиммлера. Пришел. Опытный. И умный.

Ну а дальше уже все посыпалось. Муссолини, Хирохито, Георг VI, Эйзенхауэр. Обращения с соболезнованиями и поздравлениями пошли одно за другим. Геринг застрелился сам. Роммелю я послала пистолет с одним патроном, все-таки заслуженный генерал. Тот намек понял правильно, и потому хоронили его с воинскими почестями. А Розенберга взяли в Дюнкерке. Его опознали и сдали гестапо.

В общем, благодаря тому, что Гитлера убили не сразу, а также тому, что я быстро смогла вернуться из Туниса, обошлось почти без крови. Только в Мюнхене и в Нюрнберге дело дошло до открытых столкновений «рабочих отрядов» с гитлерюгендом. Но подошедшие войска СС довольно быстро этих «рабочих» разогнали.

Хм, гитлерюгенд. Мальчишки. Как раз сейчас мимо меня идут. Техника прошла, солдаты прошли. Теперь вот они. Гитлерюгенд. Наша надежда. Наше будущее. А с каким обожанием и болью они смотрят на меня! Эх, ребята! Да, они тоже понимают, что это Последний, прощальный Парад. Я прощаюсь с Рейхом, а они прощаются со мной. Наверняка они теперь всю жизнь будут рассказывать всем, что принимали участие в Последнем Параде Победы.

Эх, гитлерюгенд. Рейнхард. Дурень. Столько лет прошло, а я все переживаю. Ну зачем, зачем ты сам полез в этот Мюнхен? Да, ребят ты поднял. Остановил движение «рабочих» на Берлин. Как будто без тебя бы не справились. Хотя, конечно, крови было бы больше. Кого-то ты и спас, Рейнхард. Только мне дороже не «кто-то», а ты. Рейнхард. А я ведь даже номинально тебе не родственница была, так что и на похороны не смогла прийти. Только цветы послала. А вечером того дня, как тебя похоронили, полчаса рыдала в объятиях твоего отца. «Железная Эльза» в голос ревет на плече у «папаши Мюллера». Хорошо не видел никто.

Кое-кто потом упрекал меня. Мол, это я за Рейнхарда мстила. Потому и расправилась с мятежниками так сурово. Чушь! Мне тогда нужно было показать, кто в доме хозяин. Малой кровью предотвратить большую. Никакие мятежи и революции нам в Рейхе не нужны. Да и не так уж много заговорщиков я повесила. Меньше двух сотен. Сущие пустяки, если сравнивать с Третьим рейхом моего старого мира. Хотя, конечно, Розенбергу, идейному вдохновителю мятежа, досталось сурово. Ну, так он заслужил. А Геринг хитрый. Правильно сделал, что застрелился. А то бы и ему перепало.

Я только когда в свою машину села, задернула шторы на окнах и подняла перегородку между мной и водителем, только тогда смогла расслабиться. Меня прямо в машине вырвало, на пол. Пришлось в резервную пересаживаться, а то воняло сильно. Это после визита к Розенбергу меня так развезло. Хотя на людях я держалась. Даже не морщилась. И вообще, приказала привести доктора и вколоть подвешенным за левую ногу на мясницком крюке еще дышащим останкам Розенберга что-нибудь, чтобы он по возможности пришел в себя и полнее ощутил всю прелесть своего нынешнего состояния. Вот после того визита я, похоже, и стала «Железной Эльзой». Из моей свиты добрая треть проблевалась прямо там, в подвале. А я выдержала.