Я стану твоим врагом (СИ) - Погожева Ольга Олеговна - Страница 77

У меня. Пока что. Всё.

Пока что…

Король Орест тщательно запер за собой двери, проворачивая защёлку несколько раз, и резко обернулся, поднимая свечу над головой. Огонь камина давал достаточно света, чтобы не дать его личным покоям погрузиться в кромешную тьму — но оставлял также и тёмные углы, в которых легко могла спрятаться тонкая девичья фигурка. Он с надеждой обвёл комнату взглядом…

В тот день, когда на него возложили такую тяжёлую и неудобную корону, он удалился в свои покои потрясённый и опустошённый, мечтая лишь об одном — забраться под одеяло с головой и не шевелиться до самого рассвета. Нестор, как и обещал, был рядом весь тот бесконечный и сумбурный день, но Орест оказался изнурён настолько, что даже поддержка старшего друга ему не помогала. Нестор не настаивал на своём обществе, сказал только, что это время нужно пережить, что выбора у них нет, и оставил его. А Орест вошёл в собственные покои, плотно закрыл дверь и медленно сполз вдоль створки. И тут же вскочил, потому что в сумраке спальни раздался тихий и вкрадчивый девичий голос:

— Трудный день, да?

— Кто здесь? — спросил Орест хрипло: в горле мгновенно пересохло. В памяти тотчас всплыли воспоминания о смерти брата, и о просьбе Нестора быть осторожнее. Личная охрана преследовала его повсюду, оставив в одиночестве лишь на пороге опочивальни, и, как оказалось, именно тут поджидала его…

— Не узнал, твоё величество? Флорика я, — и от дальней стены отделилась одетая в чёрное фигура.

Орест, торопясь, зажёг светильник, шагнул ближе к ожидавшей девушке.

— Как ты сюда попала? — спросил, разглядывая необычный наряд галагатской воровки. Флорика была одета в кожаную куртку и штаны, на ногах красовались кожаные, мягкие, с тончайшей подошвой сапоги. Должно быть, ступала в них воровка совсем бесшумно…

— Влезла по стене, — буднично сообщила она, склонив голову набок. Карие глаза полыхнули огнём, без стеснения рассматривая молодого короля. — Я чего пришла-то…

— Чего? — тотчас насторожился Орест.

— Спасибо сказать хотела. Помогал ты сильно, твоё величество. Без задней мысли помогал. Мы такое не забываем. Я такое не забываю, — тотчас поправилась Флорика. — Вот… — развела руками воровка, — говорю. Спасибо.

И, будто решившись на что-то, потянулась к его щеке, коснулась тёплой кожи… в тот самый миг, когда Орест повернул голову, губами встречая неожиданный поцелуй.

Он не знал, пришла ли в ту ночь Флорика лишь затем, чтобы просто отблагодарить, или же действительно была готова на то, что случилось потом… Но в этот бесконечный миг их первого поцелуя он вдруг понял, что влюблён — окончательно и бесповоротно. И влюблён с той самой первой встречи в особняке Большого Питона. И что если её губы, её живое тепло, её ускользающая близость окажутся ложью, то жизнь потеряет всякий смысл. Впервые он почувствовал себя так, как чувствует себя человек, давно потерявший память и вдруг неожиданно вспомнивший всё. Ищущий свой дом и наконец обретший его…

…Флорика ушла на рассвете. Именно тогда, когда блаженная расслабленность наконец взяла верх, отправив уставший разум в царство сна, и когда он наконец выпустил тонкое, горячее тело из кольца своих рук. Сквозь сон ему показалось, что одетая в чёрное фигура выскальзывает из окна, но проснуться окончательно так и не смог.

Он проснулся один, и долго думал, привиделась ли ему эта ночь или нет. На следующую ночь Флорика не пришла. Она не могла прийти днём, и всё же Орест высматривал её в каждом потаенном закоулке дворцовых коридоров, с утра и до самого заката не теряя надежды на их встречу. И если она не появится сегодня, значит, сознание попросту сыграло с ним злую шутку…

— Да здесь я, чего озираешься.

— Флорика!

Орест подлетел к скорчившейся в кресле девушке, подхватил, прижимая к себе.

— Удушишь, — предупредила Фло, уткнувшись носом в плечо короля. — Ох и жаркий ты, твоё величество!

Отстранилась, заглядывая в сиявшие ореховые глаза. Осторожно приподняла уголки губ: точно скорлупка треснула, выпуская наружу лучистые искорки искренней улыбки. Той самой, которой она улыбалась ещё до встречи с убитым ею Большим Питоном…

— Ждал меня, небось? — уже мягче спросила она. — Ответь, ждал?

— Очень, — вновь прижал её к себе Орест, — ты даже не представляешь, как! Как я скучал… выглядывал тебя… с ума сходил, думал — померещилось…

Флорика молча прижалась к плечу короля, прикрыла глаза, вдыхая вкусный, приятный запах его тела. После встречи с безумной Виверией ей просто хотелось убедиться, что с принцем… с королём… с Орестом всё в порядке. И никто не покушается на его жизнь. И уж тем более — она сама. Пророчица ошиблась! Пусть и не так представляла она их встречу, но не жалела ни капли — ни о тёплом поцелуе, ни о бережных ласках, ни о своей первой ночи любви. Она увидела в его глазах тот самый огонь, который со смертью Таиры погас в глазах её брата. А такой огонь лгать не умеет…

— Почему ты не пришла вчера? Я ждал…

— Думала, — выдохнула Фло, обхватывая руками талию короля. — Правильно ли. Ты — король, твоё величество… я — бандитка… Думала, да… не прийти не смогла…

— Что неправильного может быть в любви? — Орест обхватил ладонями её лицо, заглянул в блестящие глаза. — А я люблю тебя, Флорика! Слышишь? Веришь? Люблю…

Вместо ответа Фло высвободила руки, оплетая ими шею молодого короля, и притянула к себе. И ни к чему думы о будущем. Ни к чему знать Оресту, что её брат убил его брата. Вокруг не существовало ничего более, ничего, кроме их дыхания — одного на двоих — их крепко прижатых друг к другу тел, тихих и быстрых слов…

Она слышала и верила. Потому что, как ни пыталась она противиться новому чувству и отрицать его, оно пышным, буйным цветом расцвело там, где, как ей казалось, прежде царила лишь серая и бесплодная пустыня…

Нестор Ликонт остановился за углом поместья, прислонился к увитой плющом стене, наблюдая за представшей его взору картиной. Сэр Эйр и Михаэль, оба бледные и исхудавшие после болезни, отрабатывали тройку атакующих ударов, и оружие у них в руках, по принципу тренировок, проводимых леди Марион, было настоящим. Последняя наблюдала за боем, сидя на садовой скамейке, с лёгкой отстранённой улыбкой на губах. Наала сказала, что Януш разрешил ей выйти на свежий воздух, и что угрозы для жизни уже нет, и тем не менее лекарь, по словам сестры, старался ни на шаг не отходить от Синей баронессы. Для Нестора подобное поведение загадкой не оставалось, но сейчас Марион сидела одна, укутавшись в тёплую шаль, и чёрные волнистые пряди, полураспущенные, непокорные, падали ей на плечи. Тёмные глаза то беспокойно сужались, то перебегали от одного бойца к другому — Синяя баронесса участвовала в тренировке вместе с ними, пусть даже мысленно.

Нестор прекрасно понимал её. Тот период, когда он лишился руки, он также не мог взять в руки оружия. И этот мучительный процесс выздоровления, восстановления прежних сил изматывал похуже любого бездействия. Для воина, подобного ему или Марион, невозможно сидеть, сложа руки, и просто невыносима мысль о том, что эти руки могут забыть о том, как управляться с мечом.

Он помедлил ещё минуту, собираясь с духом. Разговор с Наалой сильно подкосил его, и грядущая беседа с Марион казалась неподъёмным грузом.

…Наала ни в чём не обвиняла его. Когда Нестор, как на духу, выложил ей собственный план касательно её фиктивного замужества с императором Таиром, сестра молчала довольно долго, и это её молчание убивало его куда больше упрёков или слёз.

— Я подлец, — тяжело сказал Нестор, — я это знаю. Одно твоё слово — и я всё переиграю.

— Ты мой брат, Нестор, — ответила тогда Наала. — А я — твоя сестра. Мы с тобой похожи больше, чем ты думаешь. Я всё понимаю, и считаю, что ты поступил правильно. Я знала, что ты отозвал меня из монастыря не напрасно. Признайся, Нестор, ведь ты всё решил ещё тогда?

Проницательность сестры поразила его; крыть было нечем, и ему стало стыдно — так стыдно, как не было ещё никогда в жизни. Похоже, это чувство вины, ощущение попрания взывающей к нему совести будет преследовать отныне каждый его тщательно продуманный шаг…