Я стану твоим врагом (СИ) - Погожева Ольга Олеговна - Страница 65

— Что нужно? — повторил Ликонт уже с нажимом, и камеристку наконец прорвало.

— Ну, мессир Януш обещал привезти завтра к вечеру новые порции лекарства, а до тех пор велел всё в доме перемыть, прокипятить, и постели им менять почаще, — затараторила Юрта, с интересом разглядывая герцога. Ликонта знали все — от придворных до черни — но чтобы он сам, вот так запросто, обратился к прислуге… Нет, его поведение не осталось для старой служанки секретом. Юрта повидала жизнь и прекрасно понимала единственную причину подобной заботы. — Велел обрабатывать им раны мазью, и поить настойкой, по ложке в час. Ещё сказал, как только лихорадка спадёт, неплохо бы обмыть самих больных, ну, как сумеем. Вы только представьте, ваша светлость, сколько энто воды мне натаскать надо! Ноги-то уже не те, с пригорка в обход холма, да назад, да гружёною…

— Где вёдра? — снова перебил Ликонт, развязывая плащ.

— Да вот же они, — кивнула Юрта на полные бадьи. — Только тут загвоздка одна, кострище развести надо бы, и котёл над ним установить побольше, а я там уже постиранные вещи вываривать буду. В камине-то огонь я развести сумела, бульончик для больных ужо закипает, да и миледи поесть не мешало бы… а вот в походах я не бывала, ваша светлость, как бы мне пожар не устроить-то…

Юрта говорила всё больше, чтоб занять себя. Герцог сбросил с себя плащ, перевязь с мечом, длинным полуторником, почётную золотую ленту, которую повязал ему на церемонии один из судий, стянул зубами левую перчатку, и сбросил всё это, не глядя, под стену дома.

— Закатайте мне рукав, — ровно попросил он старую служанку, протягивая левую руку.

Юрта поспешно расстегнула манжету, заворачивая ткань чуть повыше локтя. Правая рука, на которой красовалась тёмная стальная перчатка, висела безвольно вдоль могучего тела, и камеристка только сейчас вспомнила неприятность, произошедшую с герцогом в Ренне. Как же он собрался помогать ей, с одной-то рукой?

Самого Ликонта, казалось, ничего не смущало. Командующий, проведший в военных походах едва ли не большую часть своей жизни, взялся за дело с присущей ему решительностью, мгновенно задав темп и пожилой служанке, которая с удивлением поняла, что герцог каким-то немыслимым образом с первых же минут стал главным в их маленьком мирке.

Уже не она, но он отдавал указания, следя за тем, чтобы оба успели сделать как можно больше одновременных дел до наступления темноты. Командующий соорудил самое настоящее кострище из камней, устроив их вокруг выкопанной им в земле ямы, и установил над нею большой котёл для варки белья, вылив в него принесённую камеристкой воду. Того хвороста, который Юрта успела натаскать, едва хватило, чтобы развести костёр, но за домиком, у крошечного погреба, они нашли заготовленную сэром Эйром поленницу, и место для рубки на широком пне. Топор нашёлся тут же — и Юрта не отказала себе в удовольствии понаблюдать за самоуверенным герцогом, который без долгих раздумий принялся за дело.

Юрта уже поняла, что какие-то действия Нестор Ликонт мог выполнять и правой рукой, точнее, удивительным протезом, позволявшим ему сжимать какие-то предметы, даже удерживать определённый вес — но работать стальной рукой ему оказалось сложно и неудобно: слишком медленно сжимались стальные пальцы, слишком крепкой была хватка, и слишком сложно было разомкнуть намертво зажатый кулак. Ликонт поступил иначе.

Работал герцог только левой рукой: поддевал полено, вонзая в него лезвие топора, ставил на пень, удерживая правой рукой, отрывал топор, и, примерившись, замерев на секунду или две, с размаху вонзал лезвие точно посередине полена. Дальше работал также одной рукой: заносил топор с повисшим на нём поленом над пнём, и с силой опускал, раз за разом, пока полено не распадалось на две одинаковые половинки. Со стороны эти замахи напоминали настоящий бой, и топор лесника в сильной руке казался военной алебардой — герцог рубил дрова так, как воин разрубает неприятеля, с неизменной рыцарской выправкой, напрягая перекатывавшиеся под церемониальным мундиром бугры мышц.

Юрта перестирала все вещи за то время, пока мужчина заготавливал дрова, и дело оставалось лишь в недостающей для кипячения воде — той, с которой всё и началось. Уже смеркалось, когда герцог, прихватив вёдра и длинную сучковатую палку, ушёл вниз, к подножию холма, где протекал лесной ручей. Ушёл не прежде, чем установил несколько кольев вдоль тропинки с самодельными факелами из пропитанных маслом тряпиц, велев Юрте зажечь их сразу же, как только ночь окончательно упадёт на лес.

Старая служанка проводила взглядом решительно направившегося в сумерки мужчину, и вошла в дом. Леди Марион вышла из комнаты, услышав звук отворяемой двери, и остановилась у камина, прислонившись к стене.

— Он всё ещё здесь?

Юрта кивнула, не глядя на госпожу, и принялась разливать ещё тёплый бульон по мискам: две для больных, и одну для баронессы.

— И где он сейчас?

— Направился по воду, миледи. До того кострище сооружал, чан над ним приспособил, дрова нарубил, кольев с факелами понатыкал…

— Почему ты не отказалась от его помощи, Юрта? — устало спросила баронесса, растирая лицо ладонями. — Он чужой и враждебный нам человек.

— Мне так не показалось, миледи, — служанка поставила на стол миску с теплой водой и мылом, перекинув через руку свежее полотенце, — кроме того, его светлость был настойчив…

— Он всегда настойчив, — вздохнула Марион, опуская руки в миску. Тщательно вымыла до локтей, вытерла повисшим на локте камеристки полотенцем. — Похоже, не настало ещё то золотое время, когда он подчинился бы моему приказу. Всегда поступает так, как ему удобно…

— Ну-у, миледи, — с сомнением протянула пожилая служанка, — удобно ли? Я бы не сказала, нет. Видели бы вы, каково это — однорукому да с топором управляться… али с тою же лопатой воевать, чтоб кострище выкопать… светлый герцог Ликонт, конечно, своеобразный человек, но без его помощи я бы ни за что не управилась. Зачем же отказываться-то от доброй помощи, когда сами, да безвозмездно, предлагают? Не в том мы положении, миледи…

Марион вздрогнула, но Юрта уже отвернулась, чтобы повесить полотенце на гвозь, так что горящий взгляд баронессы, направленный на камеристку, пропал втуне. Несмотря на болезненное напоминание о безденежье, да и о самом месте, в котором они были вынуждены ухаживать за больными, она не могла не признать правоту Юрты. Чем они сейчас лучше бездомных простолюдинов, загнанных в леса, вынужденных влачить полунищенское существование на грани выживания?

Синяя баронесса рухнула в плетёное кресло, прижимая руку к губам. Она могла перенести всё, выдержать и отразить любой удар судьбы — но болезнь Михо будто выжгла в ней все прежние чувства, подточив своим чёрным пламенем внутренний стержень. Ликонт и всё, что было с ним связано в прошлом, даже смерть Магнуса — всё это казалось далёким эпизодом, рубцом на ленте её памяти. Её ненависть, будто чёрный след от пламени свечи на тонкой материи, исчезла, будто поверх этой дырочки ткань выжгли тяжёлым чугунным утюгом. Впервые в жизни ей было по-настоящему страшно: тревога за жизнь сына переростала в настоящую панику. Лесная хворь — не та напасть, с которой она привыкла сражаться. Её не облечь в плоть, не нанести удар, не убить точным выпадом, не проткнуть насквозь клинком, не спастись крепким щитом. Воинское умение оказалось бесполезным. И тем бесполезнее и беспомощнее чувствовала себя баронесса, наблюдая — уже в который раз — как жизнь дорогого человека утекает сквозь пальцы подобно песку.

— Давайте-те ка я приведу вас в порядок, миледи, пока они спят, — Юрта подступила к ней незаметно, прогоняя нерадостные мысли. — Негоже в таком-то виде да к столу. И гость у нас, какой-никакой, а мужчина…

— Мне нет до него дела, — раздражённо отрезала баронесса, мигом выпрямляясь в кресле. — Он здесь надолго не задержится, обещаю. Оставь меня!

— Ну уж нет, миледи, — ворчливо отвечала камеристка, принимаясь расчёсывать спутанные чёрные пряди. — Никто не обвинит старую Юрту в том, что она плохо знает своё дело! Ничто не заставит меня забыть о моих обязанностях, миледи, ну уж нет! Нет, нет, миледи!