Приваловские миллионы - Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович - Страница 75

– Вы ошибаетесь, Игнатий Львович, – невозмутимо продолжал Альфонс Богданыч. – Вы из ничего создали колоссальные богатства в течение нескольких лет. Я не обладаю такими счастливыми способностями и должен был употребить десятки лет для создания собственной компании. Нам, надеюсь, не будет тесно, и мы будем полезны друг другу, если этого, конечно, захотите вы… Все зависит от вас…

– Скажите мне одно, – спрашивал Ляховский, – как вы успели выстроить все эти заводы, когда все время находились неотлучно при мне? Кто строил все эти заводы…

– Как кто? По матери у меня остались два племянника Маляхинских, и по отцу у меня три племянника Пуцилло… Молодые люди отлично кончили курс в высших заведениях и постройкой заводов только отплатили мне за то воспитание, которое я дал им.

– У вас пять племянников?!.

– И одна племянница… Очень милая девушка, Игнатий Львович! И какие завидные способности: говорит на трех языках, рисует…

– Довольно, довольно… Верю!..

Ляховский чувствовал, как он проваливается точно в какую-то пропасть. Ведь все дела были на руках у Альфонса Богданыча, он все на свете знал, везде поспевал вовремя, и вдруг Альфонса Богданыча не стало… Кого Ляховский найдет теперь на его место? Вдобавок, он сам не мог работать по-прежнему. Фамилия Пуцилло-Маляхинский придавила Ляховского, как гора. Впереди – медленное разорение…

Вечером с ним сделался удар.

XI

Публика начала съезжаться на воды только к концу мая. Конечно, только половину этой публики составляли настоящие больные, а другая половина ехала просто весело провести время, тем более что летом жизнь в пыльных и душных городах не представляет ничего привлекательного.

– Господа… mesdames, пользуйтесь воздухом! – кричал доктор Хлюдзинский с утра до вечера, торопливо перебегая от одной группы к другой. – От воздуха зависит все, mesdames!.. Посмотрите на Ляховских: отца привезли замертво, дочь была совершенно прозрачная, а теперь Игнатий Львович катается в своем кресле, и Софья Игнатьевна расцвела, как ширазская роза!.. Да, mesdames… А все отчего: Софья Игнатьевна вполне пользуется всеми благами деревенского воздуха, и розы на ее щеках служат лучшим доказательством ее благоразумия.

Как на всех других водах, знакомства здесь сводились с поразительной быстротой, и все общество быстро распалось на свои естественные группы: на аристократию, буржуазию и разночинцев. Конечно, во главе аристократии стояли Ляховские, а Зося явилась львицей сезона и поэтому заслужила откровенную ненависть всех дам и девиц сезона. В этой ненависти все разнородные элементы соединились в одно сплоченное целое, и когда Зося по вечерам являлась в танцевальном зале курзала, ее встречал целый строй холодных и насмешливых взглядов. Мы должны сказать, что в числе лечившихся дам была и наша уважаемая Хиония Алексеевна: ее высохшее тело требовало тоже отдыха, и она бродила по курзалу с самым меланхолическим видом. Собственно говоря, она ничем не была больна, а только чувствовала потребность немножко рассеяться. Оставаться в Узле, на развалинах погибшей пансионской дружбы, было выше даже ее сил, и она решилась отдохнуть на лоне природы. Но этот отдых продолжался всего один день, а когда Хиония Алексеевна показалась в курзале, она сразу попала в то пестрое течение, в котором барахталась всю свою жизнь. В обособлении членов на группы Хиония Алексеевна, конечно, приняла самое деятельное участие и повела глухую борьбу против аристократических привилегий, то есть против Зоси Ляховской, за которой больная молодежь ходила толпой. Раньше она занималась «этой девчонкой» только между прочим, а теперь принялась за работу вполне серьезно.

– Нет, я ей покажу, этой девчонке! – решила Хиония Алексеевна, закидывая гордо свою голову. – Она воображает, что если у отца миллионы, так и лучше ее нет на свете…

Началась настоящая травля. Заплатина преследовала Зосю по пятам и наконец добилась того, что та обратила на нее внимание.

– Скажите, пожалуйста, за что ненавидит меня эта дама? – спрашивала Зося доктора Сараева, указывая на Хину. – Она просто как-то шипит, когда увидит меня… У нее делается такое страшное лицо, что я не шутя начинаю бояться ее. А между тем я решительно ничего ей не сделала.

Доктор только пожал плечами, потому что, в самом деле, какой философ разрешит все тайны дамских симпатий и антипатий? Объяснять Зосе, что Заплатина преследует Зосю за ее богатство и красоту, доктор не решался, предоставляя Зосе своим умом доходить до корня вещей.

Потом Зосе случилось уловить какую-то саркастическую французскую фразу, произнесенную Хионией Алексеевной.

«О, да она еще говорит по-французски, и довольно порядочно!» – удивилась про себя девушка, оглядываясь на сердитую даму.

Наконец им пришлось заговорить. Сначала они обменялись сухими, почти враждебными фразами, но потом их беседа приняла более мирный характер.

Хина в самых живых красках очертила собравшуюся на воды публику и заставила хохотать свою юную собеседницу до слез; затем последовал ряд портретов общих знакомых в Узле, причем Бахаревым и Веревкиным досталось прежде всего. А когда Заплатина перешла к изображению «гордеца» Половодова, Зося принялась хохотать, как сумасшедшая, и кончила тем, что могла только махать руками.

– Странно, я встречаю в вас первую женщину, с которой нельзя соскучиться, – говорила Зося, все еще продолжая вздрагивать всем телом от душившего ее смеха.

– А я?.. Я задыхаюсь в обществе этих Веревкиных, Бахаревых и Половодовых, – в свою очередь откровенничала Хина. – Разве наши дамы могут что-нибудь понимать, кроме своих тряпок?..

Доктор Сараев давно разыскивал Зосю и немало был удивлен, когда нашел ее в обществе Заплатиной с следами слез на глазах.

– До свидания, милейшая Хиония Алексеевна! – проговорила Зося, пожимая руку своей собеседницы. – Не правда ли, мы еще увидимся с вами?

– Я удивляюсь, Зося, вашей неразборчивости в выборе ваших новых знакомых, – строго заметил доктор, когда они шли в номера.

– Ах, если бы вы слышали, как она смешно рассказывает!.. Ха-ха… Ведь это воплощенный яд!.. Нет, это такой редкий экземпляр дамской породы… Она меня просто уморила, доктор.

Хиония Алексеевна владела счастливой способностью выжимать какие угодно обстоятельства в свою пользу. Неожиданное знакомство с Зосей подняло в ее голове целый ворох проектов и планов Теперь Зося была не просто гордая девчонка, а совмещение всех человеческих достоинств: красоты, ума, доброты, веселья, находчивости, остроумия, а главное – эта девица была настоящая аристократка, до которой далеко всем этим Nadine Бахаревым, Аллам, Аннам Павловнам и tutti quanti.[26] Заплатина упивалась аристократическим происхождением Зоси, как раньше преклонялась пред магической силой приваловских миллионов. Одним словом, Зося являлась в глазах Хионии Алексеевны идеалом молодой девушки.

– У вас, mon ange, каждое мимолетное движение – целая история, – объясняла Хина Зосе ее совершенства. – Даже в самых недостатках сказывается кровь, порода.

А прибавьте к этому еще то, что Зося была единственной наследницей богатств Ляховского! У Заплатиной кружилась даже голова, когда она про себя перечисляла различные статьи этого богатства. Для кого курились винокуренные заводы по всему Зауралью? Для кого паслись в киргизской степи стада баранов, из которых после топили сало, делали мыло и свечи? Для кого работали кожевенные и стеклянные заводы? Для кого совершались миллионные торговые операции? Для кого качались богатейшие урожаи на тысячах десятин, купленных за бесценок?

Заплатина не могла не чувствовать собственного ничтожества рядом с этими дарами фортуны. Чтобы хоть чем-нибудь пополнить свои недостатки, почтенная женщина обратила свое внимание на Привалова, который в ее рассказах являлся какой-то частью ее собственного существования. Как бы удивился сам Привалов, если бы услышал, как Хина распиналась за него пред Зосей Во-первых, он был чем-то вроде тех сказочных принцев, которые сначала являются без королевства, а потом, преодолевая тысячи препятствий, добиваются своих наследственных прав. Хина сумела придать истории наследства Привалова самый заманчивый характер, а его самого наделила такими достоинствами, какие оставались незаметны только благодаря его скромности. Во-вторых, мельница Привалова и его хлебная торговля служили только началом осуществления его гениальных планов, – ведь Привалов был герой и в качестве такового сделает чудеса там, где люди в течение тысячи лет только хлопали ушами. Заплатина тонко намекнула Зосе, что мельница и хлебная торговля служат только прикрытием тех социальных задач, которые взялся осуществлять Привалов. Да, это был социалист и очень опасный человек, хотя никто этого и не подозревает благодаря его тонкой скромности. Новый Привалов, которого Хина создавала слушательнице, увлекал рассказчицу, и она сама начинала верить собственным словам.