По Нилу на каяках - Дави Андрэ - Страница 4

Продвигаемся цепочкой, передавая друг другу мешки со снаряжением. Чтобы преодолеть двести метров, затрачиваем уйму времени. Можно прийти в отчаяние. Когда мы смотрели с реки на покрытую густой травой террасу, возвышавшуюся над руслом Кагеры, нам казалось, что она расположена совсем рядом. Между тем болоту нет конца. Вымокшие и измазанные с головы до ног, задыхаясь в душных испарениях, барахтаемся в трясине. На поверхность стоячей воды поднимаются крупные пузыри газа... От потревоженной нами тины распространяется ужасное зловоние, которое издают разлагающиеся растения и животные. Мы не знаем, как избавиться от пиявок, облепивших наши ноги. Когда их отрываешь, на теле остаются маленькие болезненные подтеки.

Время от времени слышно громкое шлепанье — недалеко от нас, очевидно, плюхаются в воду какие-то огромные животные. Сразу же вспоминаем о населяющих эти места крокодилах — тут для них рай. Но увидеть нам ничего не удается — мы буквально утонули в чаще папирусов.

Самое ужасное — комары и всевозможные насекомые, которые густыми тучами вьются над болотом. Очень скоро начинаем страдать от их болезненных укусов.

Вспоминаем о парижских друзьях, пугавших нас страшными рассказами о мухе цеце и малярийных комарах. Интересно, что бы они сказали, увидев, как мы тут увязли в болоте, облепленные неимоверным количеством насекомых.

Наконец мы миновали папирусы. Полагаем, что прошли более полкилометра. Однако

наши мучения на этом не кончились. Мы попали в зону колючих кустарников, 

пробираться через  которые не менее трудно. 

Это — заросли акаций с острыми шипами, опутанные лианами. Последний паводок покрыл их грязью и водорослями. Земля вся в глубоких рытвинах. Джон, вооружившись мачете, отчаянно рубит эту, как он выражается, окаянную растительность. Здесь высокий рост ему явно мешает — продвигаться можно только ползком. От этого он еще пуще бранится.

К комариным укусам теперь прибавились муравьиные. Можно подумать, что насекомые яростно мстят нам за то, что их потревожили. Они сыплются на нас отовсюду мелким дождем. Самые страшные мучители — маленькие красные муравьи, длинными вереницами ползающие по стволам и ветвям деревьев: их укусы — подлинная пытка. Они вынуждают нас каждую минуту бросать кладь, чтобы стряхнуть их. Но прежде чем нам удается это сделать, их челюсти успевают вонзиться в кожу, распространяя сильный запах муравьиной кислоты. Однажды, чтобы подтащить каяк, я оперся о дерево. Гнилой ствол не выдержал, и я по пояс очутился в липкой грязи. Страх сковал меня. Каждую минуту могу погрузиться с головой в трясину.  Подоспевшему Джону оказалось не так-то просто выручить меня из беды.

Мы совсем выбились из сил, но стараемся сохранять хладнокровие. Опасность не позволяет терять голову. Я все еще никак не могу опомниться после своего "кораблекрушения". Все случилось так внезапно — даже не было времени дать себе отчет в том, что произошло.

Мы почти не разговариваем, и до тех пор, пока не выберемся отсюда, я не узнаю, почему Джон в грязи с головы до ног, отчего у него огромная шишка на лбу и раны на ногах. Вероятно, он тоже попал в переделку. Сильными взмахами мачете он молча рубит лианы.

Мы во всем солидарны, и этого достаточно: ни жалоб, ни упреков, ни бесплодных сожалений. В таких обстоятельствах одинокий человек счел бы свое положение почти безнадежным. Упадок духа подстерегает одиночку и может оказаться для него роковым. Возможно также, что более многочисленная группа не обладала бы тесным единением, необходимым для преодоления трудностей. Среди большого числа людей всегда может оказаться человек более слабый физически или морально. Втроем же мы чувствуем себя как бы спаянными опасностью — объединяем усилия и продвигаемся, правда, наугад, но вперед и вперед.

Еще не меньше двух часов боремся с адским хаосом зелени, не давая себе ни секунды передышки. Приближается ночь, она может обернуться для нас катастрофой, если застигнет здесь. Наконец, заросли редеют. Выходим на нижнюю береговую террасу. Мы неописуемо грязны, промокли до нитки и искусаны комарами, муравьями, пиявками, ноги изодраны колючками в кровь. С утра у нас маковой росинки во рту не было. Однако, несмотря на все это, мы счастливы, что отделались так дешево.

Но наши испытания еще не кончились. Обширный луг, куда мы вышли, покрыт травой с пурпурными колосьями, возвышающимися на два-три метра над землей. Немыслимо располагаться в этом океане зелени, в котором далее трех шагов уже ничего нельзя разглядеть. Местность кишит дикими зверями; ночью они могут опрокинуть нашу палатку и наделать немало бед.

Продолжая тянуть за собой разбитый каяк и мешки со снаряжением, взбираемся вверх по холму, пока не находим скалистый выступ, открытый со всех сторон. С него хорошо просматривается вся местность.

Теперь надо найти оба уцелевших каяка, оставленных где-то у берега. На этот раз нам везет. Жан наталкивается на углубляющийся в зелень туннель, идущий к реке. Это тропа, проложенная бегемотами. Она ведет к глубоким логовам, сохранившим свежие следы пребывания громадных животных. Этот ниспосланный провидением проход позволяет без особого труда выйти на берег и найти обе лодки, которые мы затем надежно укрываем в бухточке. Пользуемся случаем, чтобы хоть слегка смыть с себя грязь и принять мало-мальски человеческий вид. Однако болотная вонь словно прилипла к нам: мы еще несколько дней не сможем от нее отделаться.

Внезапно наступает ночь, словно прошитая светящимися нитями фосфоресцирующих насекомых, наполненная тысячью таинственных шорохов пустыни, напоенная ароматами окружающих нас высоких трав.  Издали доносится  глухой  шум  Кагеры...

Устраиваемся на ночлег. Жан и Джон ставят палатку и разбирают промокший багаж. Я занимаюсь стряпней. В непромокаемом мешке находим спички, которые удается зажечь. Прямо умираем от голода и жажды. Запах кипящего супа возрождает наше мужество. Теперь Джон может рассказать о своих злоключениях. Приближаясь к порогу — источнику всех наших бед — он свернул в узкий извилистый рукав, и мы потеряли его из виду.  

Вскоре путь ему преградили ветви деревьев, нависшие над самой водой. Течение было таким сильным, что Джон не успел затормозить.

В мгновение ока он очутился  в кипящем водовороте и почувствовал, что течение волочит его по каменистому дну. Когда он падал в воду, ружье ударила его по лицу и чуть не оглушило. Затопленные ветви деревьев и лианы, наклонившиеся над водой, не давали ему выбраться на поверхность.

— Ну, ребята, — воскликнул он голосом, прерывающимся  от  волнения,  —  никогда не  забыть  мне этой минуты. Я думал, настал мой последний час.

К счастью, Джон превосходный пловец. Он уже много лет занимался подводной охотой на своем родном калифорнийском побережье, и это помогло ему спастись.

Он выбрался сам, высвободил свой каяк, застрявший в корнях и водорослях, вплавь спустился по нескольким порогам, затем сел в лодку, и та вынесла его в тихие воды. Там уже находился Жан, который не потерпел аварии на порогах, так как умеет хорошо управлять каяком. Однако и у него не обошлось без осложнений. Его лодка зацепилась кормой за камень у самого края порога.

— Положение у меня было отчаянное, — спокойно  рассказывал  Жан. —  Моя  лодка могла за  несколько секунд  наполниться  водой  и  превратиться в  настоящую  ванну. Я  уперся  веслом  в  дно  возле кормы, со всей силой навалился на него — и вот лодка скользнула, поплыла; остальной путь прошел без приключений. Через некоторое время я увидел, что берега  реки сужаются, стал слышен шум  водопада. Надо было во что бы то ни  стало остановиться. Повернув лодку против течения, я сбавил ход и уцепился  за прибрежные  папирусы. И тут я  заметил плывущие по реке шляпу и весло. Это была шляпа Андрэ. Значит он опрокинулся, решил я. Но почему же нет его самого? Спустя несколько секунд появился Джон в довольно странном положении — сидя на опрокинутом  каяке...  Джон  делал  невероятные усилия, чтобы  направить свое суденышко в мою  сторону. Мне, наконец, удалось зацепить его. Он довольно счастливо избежал вторичного крушения, ведь в нескольких десятках метров от нас ниже по течению ревел следующий порог.