Земля в цвету - Сафонов Вадим - Страница 30

Да, Мичурин знал, что жизнь — это жизнь.

Он видел, как иностранные сорта-неженки, скрещенные с местными, давали потомство, сразу уклонявшееся в сторону местного родителя, а во втором поколении еще более походившее на него — целиком, без всякого расщепления. Ибо тут нет игры в прятки с генами-зачатками, тут сталкиваются и борются две жизни, и сильная одолевает слабую.

И потому-то и мог Мичурин, глубоко и чутко вникнув в настоящие законы жизни, вести ее в нужную ему сторону. Осторожно, терпеливо и безошибочно направлял он развитие своих воспитанников, создаваемых им (необычайных растений. Восемь «менторов» приставлял он к гибридному сеянцу, восемь раз поворачивал его, пока не сложился превосходный сорт «бельфлер-китайка». Преобразователь природы знал, как можно создать наново свойства, каких не было ни у одного из родителей, и как можно уничтожить какое-нибудь нежелательное свойство. Не спрятать на время кубик в мендельянской игре в доминанты-рецессивы, а преодолеть это свойство силой новой развивающейся жизни и навсегда убрать его с ее дороги.

Вот оно все перед нами, растение, с его обликом, сложившимся в течение тысячелетий. А человеку-творцу надо перелепить его.

Морганисты услужливо подсовывали набор больших и малых латинских литер: вот оно, это растение, от макушки до кончиков корней!

Какая поверхностная ложь! Разве организм, такой сложный, с долгим жизненным путем «за плечами», разве может быть он весь одинаков? Первые пробившиеся из земли клеточки всхода-сеянца — там они в основании стебля или стволика, у шейки корня. А последние клеточки, рожденные уже стареющим телом, это почка на верхушке. И совсем различны упорство, стойкость, сила наследственных свойств этих клеток, этих частей тела.

Ни во времени, ни в пространстве (в разных частях своего тела) не одинаков организм, и важнее всего знать, где и когда к нему приступиться, чтобы он «прислушался» к тебе и сам помог перелепить его.

И надо уметь еще усилить эту его податливость, выбить его из колеи вековой наследственной рутины.

Отсюда многие ошеломляющие отдаленные скрещивания Мичурина. Отдаленные в смысле родства скрещивания с другими видами и даже родами. И в смысле географическом. Выводя свою изумительную десертную грушу «бере зимнюю Мичурина», он скрестил чужеземку «бере-рояль» с дикой уссурийской грушей. Антиподы, чуждые друг другу, они оба были чужды тамбовской земле. Все было какое-то робкое, неуверенное в гибридном сеянце, словно брел он ощупью по неведомому месту. И человек твердой рукой взял его и повел сам.

Уже посев косточками многих плодовых деревьев, размножаемых испокон века черенками, расшатывает их наследственность. И «осеверяя» абрикос, перебрасывая его на 700 верст, от Ростова на Дону к Козлову, Мичурин сеет абрикосовые косточки сначала у Арчадинской станицы, на 300 верст севернее Ростова, потом, собрав плоды с этих полусеверных воспитанников, делает второй посев уже в Козлове. Разгадка удачи в том, что были взяты именно «косточки от нового, молодого сорта, да еще выбитого из своей колеи…» Дело было именно в воспитании — контрольная прямая прививка южных абрикосов на козловских подвоях вымерзла вся…

А между тем прививка, произведенная с пониманием жизненных законов «партнеров», есть тоже могущественнейшее средство пересоздания растений. Никто не показал этого бесспорнее и яснее Мичурина. То, чего добивался он, граничило с чудом. Два организма соединяются, они питаются из общего источника, обмениваются соками. И наследственная природа их сближается. Гораздо легче скрещиваются, например, предварительно привитые друг на друга растения.

«Ментор» направляет развитие своего «подопечного». Южный миндаль нельзя было «осеверить» пересевом. Но сеянец, привитый на сибирский вид миндаля и всего два года «погостивший» на нем, а потом поставленный «на собственные ноги», отныне не боялся (как и все отводки, взятые от него) тамбовских зим. Стал неузнаваем монгольский миндаль, привитый, совсем юнцом, всходом, за кору садовой сливы. Грушеяблоко, грушелимон и еще десятки таких разительных, несомненных фактов — и Мичурин констатирует: «Вопрос о несомненной возможности вегетативных гибридов считаю достаточно исчерпанным».

Гибридизация твердо, планомерно избранных растений — половая и вегетативная, сотни точных и безошибочных способов вмешательства в их жизни и развитие — все это в сочетании с неотступным, изо дня в день, воспитанием их и строгим, непрестанным отбором и подбором: тут не было простенького рецепта вроде мендельянского перекладывания кубиков, но был ключ к подлинной переделке природы.

ЗЕМЛЯ В ЦВЕТУ

В годы особенного подъема дела Мичурина после Октябрьской революции дело это не просто выросло, но изменилось качественно в существе своем. Мичурин поставил его на службу социалистическому строительству. Он хотел быть самым активным участником его. Он искал и выполнял заказы страны. «Настало время, — говорил он, — когда страна вправе требовать от сельскохозяйственной науки результатов, отвечающих ее запросам и надеждам».

И он стремился, чтобы его работа стала частью общегосударственного плана.

Он поступал так, как в те же годы, в совсем иной области, поступал поэт Владимир Маяковский. При всей неожиданности сравнения есть известная общность между ними и своя внутренняя правда в сопоставлении этих имен бесстрашных новаторов.

На многих тысячах гектаров закладывались новые сады. «Поля-сады», называл их Мичурин. И он готовит для них вишню «ультраплодную». Она должна превзойти ту старую его вишню, «плодородную», которая так поразила канадских фермеров в зиму 1898 года. И точно: это выведенное им деревцо летом, в месяцы плодоношения, казалось одной сплошной вишневой гроздью.

Гигантская стройка охватила всю страну. Рождались новые города. Трубы заводов начинали дымить в недавно еще пустынных степях; сказочно росли промышленные центры. То было время первых сталинских пятилеток.

Тогда возникла и стала насущно важной идея о зеленом кольце вокруг индустриальных исполинов. Одним из инициаторов и страстным поборником этой идеи был Мичурин. Но для него сказать «надо» значило: признать себя обязанным подкрепить это делом. «Надо — ну, вот, и сделай». Зеленые кольца — но не просто зеленые, а плодовые. Фруктовые рощи, сады, аллеи вокруг городов. Значит, надо создать сорта плодовых деревьев и для сурового климата Урала и Сибири (где строились многие заводы-гиганты и новые города).

Позднее А. Д. Кизюрин, омский житель, предложил свое сенсационное решение для сибирского плодоводства: он заставил яблони лечь на землю. Они будут зимовать, укрытые снегом. Мичурин думал о сходном: о том, что дерево должно быть невысоко — чтобы снежный покров служил ему защитой. И он выводит несколько сортов карликовых вишен. Он думает о вишневых садах — об украинских вишневых садах! — под Ленинградом.

На этом его счеты с вишневым родом не закончились. Он создает еще одну вишню — вишню для всех. Эта должна расти всюду: и на самой тучной и на самой бедной земле, ничего не бояться, почти ничего и не требовать. Плоды на ней созревают все сразу. Сразу производится и уборка — без затяжек, с громадной экономией времени и рабочих рук. Тут почти фабричное производство вишневой продукции. Можно «в короткий срок собирать урожай на огромных площадях и выбрасывать в рабочие районы больших промышленных городов стандартный перворазрядный товар…»

Вся страна, миллионами рук, создает сейчас лесные защитные полосы среди степей и полей. Мы, современники величайшего в мировой истории плана, сталинского плана обеспечения устойчивых высоких урожаев, — мы хорошо понимаем теперь, что могут значить такие полосы в борьбе со страшным бичом — засухой, в борьбе за переделку самого климата. Мичурин был в числе тех, кто давно понял все их значение, кто пропагандировал их, настаивал, торопил их посадку — «ведь у нас колхозный строй!»

Но была у него и тут своя, мичуринская, точка зрения. Почему только орешник да клен, когда можно… Он отвечает делом, что еще можно: он предлагает свои специальные сливы, смородину, сладкую черемуху и еще вишню — «полевку». Они без претензий вовсе, до предела, не беспокойтесь об уходе за ними: только сажайте! А урожай — урожай будете собирать ежегодно… (Сейчас эта точка зрения великого преобразователя природы — об использовании и плодовых для защиты полей — вошла составной частью в государственный план создания лесных полос.)