Виллем Баренц - Пасецкий Василий Михайлович - Страница 6

Этой надеждой жили моряки, веря что с наступлением дня тяжкая участь их значительно облегчится.

Последние дни декабря свирепствовали вьюги, наметая огромные сугробы, достигавшие высоты конька крыши. Новый год путешественники провели взаперти. Начался он теми же метелями и ветрами, которые донимали их последние месяцы минувшего года.

В середине января запасы дров сильно истощились и мореплаватели снова стали жечь каменный уголь. Но на этот раз обошлось без особых происшествий, так как обитатели зимовья внимательно следили за печкой. Но каменного угля было мало. В это же время обнаружилось, что запасов хлеба в действительности меньше, чем думали раньше. Ежедневный паек, состоявший из порции в 300 граммов, пришлось урезать. Вскоре экспедиция потеряла еще одного участника.

31 января над горизонтом появилось солнце. С его появлением воскресла надежда на благополучное окончание зимовки. Погода несколько смягчилась. Однако вьюги и снег попрежнему не оставляли зимовщиков в покос и засыпали сугробами дом до самой крыши. Мореплаватели приспособили для сообщений с внешним миром дымоход от печки.

С возвращением солнца появились и медведи, исчезнувшие во время полярной ночи из окрестностей Ледяной гавани. Они подходили к зимовью, заглядывали в сени, а иногда забирались на крышу дома и поднимали страшный рев. Особенно привлекал их корабль. Всякий раз навещая покинутое судно, моряки находили следы десятков животных. В поисках съестного медведи сломали люк над камбузом и утащили его на несколько метров от корабля. Почти ни одна экскурсия в район Ледяной гавани не проходила без встреч с обитателями дрейфующих льдов и арктических земель.

Между тем каменного угля оставался небольшой запас на самый крайний случай. Зимовщики вынуждены были впрячься в сани и отправиться за дровами, собранными минувшей осенью в устье речки на северо-восточном берегу Новой Земли. От постоянных холодов, от жестоких условий жизни в наскоро сколоченном доме, от систематического недоедания люди ослабели. Они едва добирались обратно к дому. «Мы делали больше, чем позволяли силы» — скупо замечает Геррит де-Фер. Некоторые моряки сильно обмораживались во время этих походов и выбывали из строя. Несколько человек страдало от цынги. Среди них был «мудрый и опытный штурман» Виллем Баренц. Надломили ли его лишения трех плаваний и долгой зимовки или угнетали мысли о том, что ему не удалось и, повидимому, не удастся открыть проход по ледовитым морям в Китай? Неизвестно. Единственный документальный источник — драгоценный «Морской дневник» Геррита де-Фера — не сохранил каких-либо сведений о переживаниях и настроениях главного штурмана.

Несмотря на тяжелую болезнь, Виллем Баренц продолжал вести научные наблюдения. Ежедневно производились метеорологические наблюдения. Впоследствии опубликованные, они явились материалом исключительной научной ценности, дававшим представление о климатических условиях Новой Земли в то время.

В течение всей зимовки велись наблюдения над склонением магнитной стрелки и десятки раз определялось местоположение Ледяной гавани. Одновременно Виллем Баренц трудился над картой полярных стран, на ней он показал свои плавания в Северный Ледовитый океан, нанес западное, северо-восточное и отчасти восточное побережья Новой Земли, очертания которой изображались весьма схематично.

Между тем запасы провизии внушали серьезные опасения. Первого мая сварили последний кусок мяса. Оставалось немножко бэкона, хлеб и вино. Но настал день, когда и свинина, которой ежедневно выдавалось каждому около 55 граммов, была израсходована.

В мае продолжались метели. Морякам казалось, что скверная погода никогда не кончится. Впрочем, море, несмотря на мороз, благодаря устойчивым западным ветрам было свободно. Но Ледяная гавань была попрежнему скована льдом; здесь, окруженный со всех сторон высокими торосами, находился полуразбитый корабль. Всего лишь около сотни шагов отделяли его от чистой воды.

Спутники Баренца обратились к нему с просьбой уговорить капитана покинуть этот унылый край ледяного молчания.

Главный штурман внимательно и ласково выслушал своих верных исстрадавшихся помощников и обещал убедить Якова Гемскерка в ближайшие недели отправиться обратно в Нидерланды.

Но капитан решил подождать до конца мая, и покинуть корабль вместе с находившимися на нем товарами, если к этому времени он попрежнему будет зажат льдами, и плыть на шлюпках к берегам России в надежде встретить голландское судно.

Мореплаватели начали готовить все необходимое для далекого и опасного пути. Прежде всего оснастили и починили шлюпки. Но это оказалось очень трудным делом для обессилевших людей. 29 мая десять моряков отправилось к кораблю, поблизости от которого на льду находилась большая лодка. Метели навыожили около нее большие сугробы. Откопать ее из-под снега стоило путешественникам неимоверных усилий, а сдвинуть ее с места они не смогли. Сознание собственного бессилия тяжело подействовало на команду. Как ни уговаривал Яков Гемскерк подчиненных напрячь свои силы, чтобы не остаться навсегда на Новой Земле, однако слова его не придали энергии отчаявшимся людям. Бросив работу, они ушли в зимовье.

Когда путешественники вернулись в дом и отдохнули, Виллем Баренц, здоровье которого ухудшалось с каждым днем, нашел в себе силы ободрить своих спутников павших духом. Он, тяжело больной и изможденный недугом, вместе с капитаном вышел из зимовья и стал чинить другую лодку, лежавшую поблизости. Моряки последовали их примеру и скоро от недавнего уныния и неверия в возможность выбраться из этих мрачных мест не осталось и следа. Работа спорилась. Моряки, искусные в плотничьем деле, трудились над лодкой, а остальные шили паруса, готовили снасти, чинили одежду и обувь.

Мореплаватели понимали, что предстоит далекий переход открытым морем среди льдов и туманов и что на этом пути их ждут новые испытания и лишения.

Главный штурман страдал все сильнее. Он уже редко оставлял свою койку и почти не выходил из дому, но, будучи тяжело больным, всегда находил веселое зажигающее слово, помогавшее порой больше, чем хлеб и вино. Баренц внимательно следил за ходом приготовлений. По его указанию с крыши дома были сняты доски и нарощены борта у шлюпок, что впоследствии принесло немалую пользу морякам.

Успешно подвигавшиеся работы были приостановлены одним неприятным случаем. В последние дни мая белые медведи часто беспокоили зимовщиков. Однажды, убив медведя, сварили его печень и съели. На следующий день все заболели, так как печень белого медведя обладает ядовитыми свойствами. Особенно в тяжелом состоянии оказались трое моряков, у которых «стала спадать кожа с головы и ног». Надежды на то, что они поправятся, не было почти никакой. К счастью, все выздоровели. Это явилось большой радостью для Виллема Баренца, потому что, потеряв трех человек, экспедиция вряд ли выбралась бы за пределы Ледяной гавани.

Наступила весна. Начал таять снег. Иногда несколько дней подряд шел дождь со снегом или градом, мешая готовиться к плаванию. Удачная починка шлюпки, находившейся около дома, подняла дух путешественников. Им удалось перетащить к кораблю лежавшую на берегу лодку, которую еще неделю назад о «и не могли сдвинуть с места. Часть моряков приступила к ее ремонту и переделке, другие занялись перевозкой к кораблю продовольствия и других товаров.

День отплытия приближался. Баренц усилием воли заставлял себя вставать с койки и трудился над кратким описанием своего третьего плавания и зимовки в далеких просторах суровой Арктики. Это описание он хотел оставить в доме, на Новой Земле. Последние недели Баренц невыносимо страдал. Недуг усиливался тем, что в доме не было ни одного сантиметра сухого места. Парус, служивший крышей, плохо защищал от дождя, в ненастную погоду потоки воды лились в зимовье. Одежда на Виллеме Баренце была влажная, и обсушиться не было никакой надежды. Впрочем, и его спутникам приходилось нелегко.

Двенадцатого июня 1597 года все путешественники, за исключением больных, вышли на расчистку дороги от корабля до кромки льда, за которой находилась чистая вода. Много часов они скалывали и разбрасывали глыбы льда, проделывая проходы в высоких торосах. Вечером капитан сообщил Виллему Баренцу, что все готово к отплытию.