Дживс и феодальная верность; Тетки – не джентльмены; Посоветуйтесь с Дживсом! - Вудхаус Пэлем Грэнвил - Страница 53

– Вы не догадались сказать, что меня нет дома?

– Леди не оставила мне такой возможности, сэр. Она изложила свое сообщение и повесила трубку прежде, чем я успел ответить.

Мой лоб вновь избороздили морщины.

– Скверное дело, Дживс.

– Да, сэр.

– Заявиться ко мне домой ни с того ни с сего.

– Да, сэр.

– А что, если Орло Портер со своим биноклем притаился где-нибудь поблизости? – предположил я.

Не успел я развить эту тему как у двери зазвонил колокольчик, и в следующее мгновение передо мной предстала Ванесса Кук. Дживс, как водится, испарился, точно семейное привидение при первых лучах зари. Он всегда исчезает, когда ко мне приходят. И в этот раз я не заметил, как он ретировался, да и моя гостья вряд ли успела это заметить, но его уже и след простыл.

Взглянув на Ванессу, я почувствовал беспокойство, какое испытываешь, наткнувшись на раскаленный докрасна предмет, и думаешь только об одном – сейчас взорвется! Я не видел Ванессу больше года, если не считать того случая, когда наблюдал за ней издали перед тем, как ее загребла полиция, и должен признаться, от произошедшей в ее облике перемены слегка стыла кровь в жилах. По виду она осталась той же красоткой, каких провожают свистом впечатлительные служащие американских вооруженных сил, но вместе с тем в ней появилось нечто устрашающее, чего прежде не было, властное и дерзкое, если я правильно выразил свою мысль. Несомненно, сказался образ жизни, который она вела. Если вы шагаете в первых рядах демонстрантов и кидаетесь с кулаками на полицейских, это не может не отразиться на вашей внешности.

Твердокаменная – вот самое подходящее слово. Ванесса всегда была, что называется, гордой красавицей, а теперь стала еще и твердокаменной. Губы плотно сжаты, подбородок выдвинут вперед, всем своим видом она давала понять, что не потерпит никаких заигрываний. Все же, хотя Ванесса и была красоткой с обложки, переплюнула бы любую кинозвезду, в остальном она напомнила мне мою детскую учительницу танцев. Я даже подумал, что лет через тридцать она станет похожа на тетку Агату, под взглядом которой, как всем хорошо известно, сильные мужчины цепенеют, точно кролики.

Ее приветственные слова нисколько не рассеяли мою тревогу. Смерив меня взглядом, словно в ее шкале ценностей я значился на одном из последних мест, она произнесла:

– Я очень сердита на вас, Берти.

Такое начало мне не понравилось. Неприятно оказаться в немилости у девушки, обладающей боксерским ударом, – от этого всякому станет не по себе. Я выразил сожаление и поинтересовался, в чем же я перед ней провинился.

– Вы меня преследуете!

Ничто так не поднимает дух, как сознание, что можешь опровергнуть незаслуженное обвинение. Я весело рассмеялся, но ее реакция на мой смех была такой же, как у Орло Портера, только он упомянул курицу, снесшую яйцо, а Ванесса предпочла сравнение с гиеной, у которой кость застряла в горле. Откуда мне было знать, что она находится в здешних краях, объяснил я. Тут уж она рассмеялась тем металлическим смехом, который не сулит ничего хорошего ни человеку, ни зверю.

– Да бросьте! – сказала она. – Хотя я и в бешенстве, но, как ни странно, не могу отчасти не восхищаться вами. Удивительно, вы оказались способны на такой натиск. Это отвратительно, но говорит о том, что у вас есть характер. Мне кажется, если бы я вышла за вас замуж, то сделала бы из вас человека.

Я содрогнулся от кончиков волос до стелек в ботинках и почувствовал еще более сильную, чем раньше, благодарность к ней за то, что она отвергла меня. Знаю, что это значит – сделала бы из меня человека. Едва епископ и его подручные завершат свое черное дело, как она уже начнет по-всякому мять и лепить меня, так и этак переиначивать мою душу, а мне нравится моя душа такой, как она есть. Возможно, она не годится для того чтобы заставлять толпы людей орать на улицах, но она устраивает меня, и я не желаю, чтобы моя душа стала игрушкой в чьих-либо руках.

– Но это невозможно, Берти. Я люблю Орло и не смогу полюбить никого другого.

– Вот и прекрасно. Ваше дело. Я хочу только, чтобы вы поняли одну вещь. Я действительно не знал, что вы здесь.

– Вы пытаетесь убедить меня, что это простое совпадение…

– Нет, не совсем так. Я бы сказал, это некое стечение обстоятельств. Мой врач прописал мне спокойную жизнь на лоне природы в деревне, и я выбрал Мейден-Эгсфорд, поскольку здесь гостит у своих друзей моя тетя, и мне подумалось, что будет неплохо пожить поблизости от нее. Тихая жизнь в деревне может стать слишком уж безмятежной, если вокруг нет ни одной знакомой души. Вот тетя и сняла для меня этот домик.

Вы, наверное, ожидали, что мои слова все прояснили, и жизнь превратилась в одну величавую прекрасную песнь[80], как выразился кто-то там, но ничего подобного не произошло, лицо Ванессы сохраняло прежнее выражение оскорбленной невинности. Некоторым девицам ничем не угодишь.

– Значит, я ошиблась, подумав, что вы способны проявить характер, – сказала она, и ее губы искривились в откровенно презрительной усмешке. – Вы всего-навсего жалкий безмозглый буржуа. Орло таких терпеть не может.

– Типичный представитель золотой молодежи, как полагают некоторые знатоки.

– За всю свою жизнь вы вряд ли совершили хотя бы один стоящий поступок.

Если на то пошло, я мог бы поставить ее в довольно дурацкое положение, сообщив, что еще в школе получил награду за прекрасное знание Библии – великолепно переплетенный том какого-то благочестивого автора, его имя не сохранилось в моей памяти. А когда тетя Далия издавала свой журнал «Будуар светской дамы», я написал для него статью, или, точнее говоря, эссе «Что носит хорошо одетый мужчина». Однако я промолчал, главным образом потому, что не мог вставить ни слова. Женщины проговаривают свой текст с такой чудовищной скоростью, что мужчинам остается только помалкивать.

– Однако сейчас речь не о вашей попусту растрачиваемой жизни. Господь Бог, создавая вас, наверное, знал, что делал, поэтому не будем углубляться в эту тему. Вероятно, вы хотите услышать, что привело меня к вам.

– Милости просим в любое время, – отозвался я со свойственной мне учтивостью, но она оставила мои слова без внимания и продолжала:

– Друг моего отца, майор Планк, который гостит у нас, упомянул за обедом какого-то Вустера, якобы он заходил сегодня утром. И когда отец весь побагровел и подавился бараньей котлетой, я поняла, что речь, должно быть, идет о вас. Вы относитесь к тому типу молодых людей, которых он просто не переваривает.

– А молодые люди отвечают ему взаимностью?

– Неизменно. Отец всю жизнь был своего рода помесью вождя гуннов Аттилы и каймановой черепахи. Узнав, что вы в Мейден-Эгсфорде, я пришла попросить вас кое-что для меня сделать.

– Все, что в моих силах.

– Сущий пустяк. Я, разумеется, буду переписываться с Орло, но мне не хочется, чтобы его письма приходили в Корт, потому что отец, помимо сходства с каймановой черепахой, отличается еще низким коварством. Он без зазрения совести перехватит и уничтожит его письма. Отец спускается к завтраку раньше меня, что дает ему стратегическое преимущество. Когда я выйду к столу, сливки с моей корреспонденции уже будут лежать в кармане его брюк. Поэтому я собираюсь написать Орло, чтобы он присылал письма на ваш адрес, а я буду каждый день забирать их.

Я в жизни не получал более неприятного предложения. Это что же, Ванесса будет каждый день сюда являться, а Орло Портер, уже доведенный до точки кипения, будет держать мой дом под постоянным наблюдением? Мысль об этом обдала мне кровь стужей, глаза, как звезды, вырвав из орбит[81], – как говорит Дживс, если я верно запомнил. Но в следующий миг я испытал безграничное облегчение, осознав, что мои страхи беспочвенны, поскольку в переписке между обеими сторонами нет никакой нужды.

– Но Орло здесь, – сообщил я.