Время перемен - Аренев Владимир - Страница 7

Там, у костра, я едва ли не впервые задумался над этим. Потом мне показалось, что кто-то наблюдает за мной. Я обернулся, но никого не заметил.

Я вернулся в хибару ј1 — она пустовала. Мизинца я нашел в хибаре ј2.

Мы поговорили о разных вещах, как это делали раньше. Такие вечерние беседы перед сном я ввел, чтобы хоть частично отвечать на постоянно появляющиеся у Мизинца вопросы. Как я уже писал, иногда он становился просто невыносим, донимая меня ими — вот я и велел ему все вопросы придерживать до вечера.

Сегодня, как ни странно, он почти ни о чем меня не спрашивал. Нужно ли писать, что меня это насторожило? А впрочем, ничего поделать я не могу. Совершенно ясно, что между нами возник и продолжает расти барьер отчужденности. Мизинец наконец стал понимать, насколько отличается от меня и других эльфов. Когда-нибудь, теперь я уже не сомневаюсь, он поймет все.

Мы распрощались с ним — как обычно, безо всякого холодка в голосе или чего-нибудь подобного — и я отправился к себе домой. Но нет, покоя в моем сердце не было.

Вот что меня тревожит: когда я обернулся, сидя у костра с догорающими книгами (когда мне показалось, что за мной наблюдают), позади на самом деле никого не было. Но покачивались ветви, как будто кто-то стоял там и успел уйти».

Глава первая. Загадочный вызов

— Хочешь, я расскажу тебе об этом человеке? — Надежда озорно улыбнулась и указала подбородком на «жертву». Дочка недавно прочитала «Приключения Шерлока Холмса» и еще находилась под впечатлением от дедуктивного метода Великого Сыщика.

Подыгрывая, Максим подмигнул ей:

— А давай соревноваться.

— Это как?

— Будем по очереди называть какую-либо из черт его характера.

— Принято!

— Дама — первая.

— Ладно же! Держись, несчастный!

Она задумалась, изящно подперев щечку кулачком. Глядя на дочь, Журский поневоле покачал головой: девчонке шестнадцать, а молодые люди уже без ума от нее. Эх, старик-старик, точно тебе говорю — через пару лет заделаешься дедом!

Он поглядел вдоль автобусного прохода на объект Надюшиных исследований…

— Человек, который не хочет, чтобы его узнавали, — выдала дочка первый вывод.

— Аргументируйте, Холмс.

— Темные очки, неброская тенниска, минимум вещей.

— Ну и что? — поддразнивая ее, хмыкнул Максим. — Не согласен. Те же темные очки… вдруг у него плохое зрение, слабые глаза, от солнца слезятся.

— И поэтому он уселся у окна, да еще и почти все время смотрит туда? — парировала дочка. — Ерунда! Лучше делай свой ход, а то начинают тут всякие…

— Мой ход? Что же, изволь. Он живет в городе, сюда приехал скорее всего по делам. Причем дела незапланированные и не совсем приятные — погляди, как он недовольно поджимает губы и постукивает по окну костяшками пальцев. Потом… он на самом деле довольно известный человек, скорее всего писатель. Примерно моего возраста. Белорус…

— Ну-у, — перебила его Надежда, — это ясно, мы ведь сейчас в Белоруси!

— …но, возможно, некоторое время жил за границей, — как ни в чем не бывало продолжал Максим. — Зовут его Денис Федорович Резникович…

При виде возмущенного Надюшкиного взгляда Журский искренне расхохотался и завершил:

— …и он мой давний приятель!

Кое-кто в автобусе, в том числе и Резникович, обернулись на шумевших. Но даже если «жертва» был тем самым человеком, о котором говорил отец, Журского он не узнал.

— Что ж ты к нему раньше не подошел? Врешь ты все! — немного обиженно заявила Надежда.

— Да не вру. Я его сто лет не видел, понимаешь? И узнал вообще только когда ты придумала эту игру в дедукцию.

— А почему тогда уверен, что это он? Чего ж твой «Резникович» отвернулся обратно к окну? Или снова спишешь все на «сто лет»?

— А и спишу. Ладно, видишь, к остановке подъезжаем. Пока автобус будет стоять, подойдем, поговорим. И разберемся, ошибся я или нет.

— Денис Федорович? Можно автограф?

Незнакомец вздрогнул и обернулся к Надежде:

— Простите?

— Ну, вы ведь тот самый…

— Простите, вы меня, наверное, с кем-то спутали, — голос твердый, уверенный. Ошибки быть не может. Сидит себе человек, никого не трогает, и вдруг его принимают за кого-то другого. Что же, ничего страшного.

Надюша пожала плечами и уже собиралась отступить, но тут вмешался отец, сперва решивший понаблюдать за «старым знакомым» издалека.

— Погоди, Денис, не торопись. Тебя спутаешь!

— Мы разве знакомы?

— Конец девяностых. Стаячы Камень. Ну, вспомнил?

Незнакомец сдвинул очки на кончик носа, стали видны его прищуренные глаза.

— Макс? — неуверенно произнес он. — Журский?

— А ты говоришь «спутали»! — довольно хмыкнул Максим. — Ну, здравствуй, «писатель»!

Они обменялись ритуальным рукопожатием и похлопыванием друг друга по плечу.

— Я, между прочим, за твоей творческой судьбиной внимательно слежу, — признался Журский.

— И что скажешь?

— Уровень держишь, молодец! Слушай, я ж тебя с дочкой не познакомил. Надежда. Денис Федорович.

Вмешивается «громкоговорительный» голос, который сообщает об отправке со станции: «просим пассажиров занять места» и все такое.

— Надюш, ты не против, если я тебя сменяю на Дениса Федоровича? До Прудков недолго, так что…

Доча — умница, она кивает:

— Конечно, пап.

Взрослые пересаживаются на места Журских, Надежда занимает сидение Резниковича.

— В Камень? — спрашивает Максим.

— А куда ж еще?!

— Ну… Я слышал, ты бабкин дом продал.

— Не совсем. После смерти родителей он к брату отошел. Кстати, хорошо что ты спросил. У тебя можно будет пожить немного, всего пару дней?

— Конечно. Слушай, Денис Федорыч, я, может, не в свое дело лезу, но странно мне…

— Зачем я еду?

— Ну да.

— Непонятная история… — Резникович заметил, как напрягся его старинный приятель и поспешил успокоить: — Нет, к тому, что случилось когда-то, это не имеет отношения. Во всяком случае, я не представляю, каким образом…

— А что за история?

— Да вот, пришло мне по e-mail`у сообщение, что, мол, появился в Камене откуда-то тип, который меня ищет.

— Может, автограф хочет взять?

— Да непохоже. И вообще, мол, срочно я ему нужен и все такое. Приезжайте, а то человек места себе не находит.

— Ладно, а… откуда он взялся, кто такой, на кой ты ему понадобился?..

Резникович развел руками:

— Не говорит! Но утверждает, что, во-первых, мы каким-то образом с ним связаны, родственники, что ли… А во-вторых, есть у меня еще одна причина… Не буду покамест говорить, на месте разберемся. Ну а как ты? Слышал, таки добился своего — собственный зоопарк открыл.

— Открыл, — мечтательно улыбнулся Максим. — Расширяю помаленьку. Не одним же буржуям зверей спасать, как считаешь?

Услышав архаичное «буржуи», Резникович развеселился:

— Эт точно!.. А вообще как жизнь? Сложилась?

— Жена, дочь, любимое дело. Жаль только в отпуск выбираюсь редко, да и то либо я, либо Машка. Она сейчас на хозяйстве осталась, за главную.

— Дома?

— В Центре… это то, что ты зоопарком называешь.

— Ясно. Часто в Камене отдыхаете?

— По-разному. Раньше и за кордон выбирались, но там для меня не отдых, а работа, — признался, смеясь, Максим. — Все время за какими-нибудь зверюгами начинаю охотиться, чтоб потом под полой через таможню сюда протащить. Ну и моя в конце концов вынесла приговор: никаких загранотдыхов, не хватало только, чтоб мужа в контрабандисты определили!

— Забавно…

— Не веришь? Зря. Ну помешан я на этом, что поделаешь…

— Ты и тогда был такой, — протянул Резникович. — Мне другое странно. Я, например, после того лета не представлял, что когда-нибудь смогу вернуться в Камень.

— Я тоже не представлял. Надюша уболтала: возьми и возьми, хочу в деревню! Она не то, чтоб избалованная… просто, знаешь, ребенок с детства по заграницам, экспедициям — а в деревне никогда не была.