Дети и эти - Остер Григорий Бенционович - Страница 15

— А бабочки-людоеды? Ой, не людоеды. Пальтоеды. Моли. В шкафу водятся?

— Не знаю. Хочешь, посмотрим?

— Лучше не надо, — сказала мама. — Моли одежду едят. Могут нас искусать. Нечаянно.

— А мы, — предложил папа, — давай одежду снимем. Кусать будет нечего. Нас и не искусают.

Папа и мама сняли с себя всю одежду, взяли на всякий случай сачки, которыми их дети летом ловили бабочек, и распахнули шкаф.

Никто оттуда не вылетел. Моли не было. Вместо моли на самом видном месте висело старое белое мамино пальто. То самое, про которое дети говорили, что оно выкинуто на помойку.

Мама быстро сунула руку в левый карман пальто и сразу нащупала там шоколадку без обёртки.

— Тут моя шоколадка, — обрадовалась мама. — Так я и знала, что тут. Узнаёшь её?

Шоколадка из кармана была помятая, подтаявшая и немножко грязная. Но целая. Не укушенная.

— Нет, — сказал папа. — Не узнаю. Они без обёрток все на одно лицо. Одинаковые.

— Это та самая, которую ты мне ещё весной подарил. На Восьмое марта. Хочешь, теперь разделим её и съедим? Пополам.

Папа и мама честно поделили шоколадку и съели её всю. Детям не оставили ни кусочка. Потому что дети слишком часто обманывают родителей. Почти всё время врут.

ПОЛТОРА ЧАСА С ЧАШКОЙ, НОГОЙ И БЕЗ БУЛОЧКИ

Одни дети не забрали вовремя маму с работы. Мама сначала не очень расстраивалась, что за ней не приходят. Только иногда поднимала голову, поглядывала на дверь. За всеми сотрудниками приходили их дети, уводили своих пап и мам домой. То один, то другой взрослый, услышав знакомый детский голос, вскакивали из-за своих рабочих столов, бежали одеваться.

Пришёл худенький мальчик в очках за экономистом Степаном Филипповичем, подождал, пока его худенький папа закончит какие-то вычисления на компьютере. Мама смотрела, как Степан Филиппович не торопится домой, думала, что если бы это за ней уже пришли, она бы не стала ничего вычислять — сразу бы подбежала.

Наконец Степан Филиппович выключил компьютер, не спеша пошёл к своему мальчику и по дороге нечаянно наступил маме на ногу. Было не очень больно, но очень обидно. Мама даже чуть не заплакала.

Когда сотрудников стало совсем мало, мама начала нервничать, стала прислушиваться. Но знакомые голоса её детей всё не раз давались и не раздавались. Приходили за другими папами и мамами. А за ней никто не приходил и не приходил. И тут мама вспомнила про чашку. Целая, белая, ещё не разбитая чашка с молоком включилась у мамы в голове, как лампочка.

Вот уже только пять сотрудников на работе осталось. Потом только четыре: мамина начальница, бухгалтерша Стелла Ильинична, уборщица, в пёстром фартуке с веником, и мама.

Мамина начальница, старшая научная сотрудница, заметила, что мама нервничает, подошла, постаралась утешить:

— Не переживайте, за вами обязательно придут. Уже скоро.

— Не приду^ — Мама посмотрела на начальницу полными слёз глазами. — Они, наверно, решили совсем за мной не приходить.

— Ну что вы! — погладила маму по плечу начальница. — Они же ваши родные дети. Как вам такое могло в голову прийти?

— Я, — сказала мама, — сегодня утром очень плохо себя вела. Вставать не хотела. Капризничала. Чашку с молоком разбила.

— Глупости, — возмутилась начальница. — Немедленно выкиньте эту чашку из головы. Даже представить себе не могу, чтобы из-за такого маленького пустяка дети отказались от матери, не пришли за ней на работу. Подумаешь — чашка с молоком. Надеюсь, она у вас не последняя?

— Да, — вздохнула мама, — конечно. Чашки другие есть. Дома много чашек. Но я же нарочно. Локтем со стола столкнула. Видела, что упадёт, а всё равно локоть двигала.

Начальница помолчала. Потом сказала:

— Я уверена: они уже давно вас простили. Вообще не помнят про эту чашку. Наверно, просто дома какие-нибудь дела. Или в детском саду задержали. Это бывает.

Начальница хотела ещё что-то сказать, но за ней пришли. Она последний раз погладила маму по плечу, убежала одеваться.

И за бухгалтершей Стеллой Ильиничной тоже пришли. Плотненькая запыхавшаяся девочка поцеловала свою маму-бухгалтершу, дала ей булочку. Маме, за которой не пришли, тоже хотелось булочку. Но никто ей булочку не приносил.

«Стелла Ильинична, дайте мне, пожалуйста, кусочек булочки, — хотела сказать мама бухгалтерше, — помните, как наша начальница вам свою пиццу отдала, теперь вы мне булочку дайте». Но мама не успела. Сначала постеснялась, а потом было поздно. Стела Ильинична, плотненькая девочка и булочка уже ушли. Остались уборщица и мама.

— Ничего, — сказала уборщица. — Я ещё долго буду тут убирать. А потом за мной мой мальчик придёт. Если что — мы вас к себе домой заберём. А завтра утром приведём обратно на работу.

Мама заплакала. У неё почему-то вдруг ужасно заболела нога, наверно, вспомнила, как на неё наступили.

А в это время дети мамы, мальчик и девочка, спокойно возвращались домой. Одновременно подошли к подъезду с разных сторон, спрашивают друг друга:

— А мама где?

— Как где? Разве ты её с работы не забирал?

— Нет. Я думал: ты приведёшь. Как обычно.

— Кошмар! Ещё час назад забирать надо было.

— Бежим скорей.

И они помчались на мамину работу. Вбежали. Кинулись к маме:

— Бедная! Как ты тут? Я думал, она тебя домой приведёт.

— А я думала — он. Прости нас, мамочка! Это больше никогда не повторится. Теперь всегда будем заранее договариваться!

У мальчика оказалась с собой колбаса, у девочки — булочки. Получились бутерброды, только без масла. Но это было не важно. Мама шла домой между мальчиком и девочкой. Посерединке. И все трое думали, что самое страшное уже позади.

ПОТЕРЯ

Папа одной девочки очень боялся потеряться.

— Не бойся, — говорила девочка. — Выучи наш адрес. Потеряешься, тебя приведут домой.

— Кто?

— Тот, кому скажешь адрес.

— Не буду учить, — отказывался папа. — Не хочу, чтобы он, тот, кому адрес скажу, меня домой вёл. Хочу всегда с тобой домой приходить. Вместе.

На улице папа крепко вцеплялся в руку девочки, ни на секунду пальцы не разжимал. Когда в кафе или магазине девочке надо было взять что-нибудь двумя руками, папа соглашался разжать пальцы, отпустить руку, но тут же хватался за платье дочки. Не отходил от неё ни на шаг.

— Не глупи, — сердилась девочка. — Вдруг мне надо будет на минуточку в женский туалет? Ты что, со мной пойдёшь?

— А можно?

— Конечно нет. Папам в женские туалеты нельзя. Тебя оттуда вытолкают.

— А если я, — с надеждой спрашивал папа, — глаза зажмурю. Крепко-крепко. Тогда можно?

Девочка не знала, как избавить папу от страха потеряться, посоветовалась с одним знакомым мальчиком. Мальчик был смелый, думал, что все тоже должны быть смелые, как он.

— Бояться стыдно, — сказал мальчик. — Надо его отучить. Устрой так, чтобы он потерялся. А потом нашёлся. Пусть узнает, что это не так уж страшно.

— Как я такое устрою?

— Спрячься где-нибудь. Потом выйди.

На следующий день девочка привела папу в магазин, сказала:

— Сейчас пойду в примерочную кабинку, платье мерить. Оттуда я никуда не денусь, ты не потеряешься. Стой спокойно возле кабинки и жди.

— А давай, — попросил папа, — я буду с тобой через стенку разговаривать.

— Нет. Когда девочки платья меряют, их отвлекать нельзя.

Продавщица взглянула на платье, которое несла в кабинку девочка:

— Возьми другое. Это будет тебе велико.

— Посмотрим, — сказала девочка и ушла в кабинку.

Папа остался снаружи. В кабинке стенки доходили не до самого низа. Девочка осторожно, вместе с платьем, пролезла сквозь щель у пола в соседнюю кабинку, оттуда ещё в одну и ещё в одну. Вылезла из-под крайней кабинки, незаметно подошла к продавщице, сказала тихо:

— Вот ваше платье. Оно велико.

— Я же говорила.

— Вы были правы. Простите, у меня просьба. Там, возле кабинки, мой папа. Станет меня искать, скажите: она уехала на троллейбусе. Только, пожалуйста, не удивляйтесь. Так надо.