Путь к золотому дракону. Трилогия - Быкова Мария Алексеевна - Страница 36

Ревнителем традиций и гостеприимным хозяином поместья был тот самый общий знакомец, еще не настигнутый коварной эльфийской местью. Звали его Мароу ди Бертолли, и был он выходцем из Южной Марки — следовательно, все выпады близнецов насчет подобающих и неподобающих для дворянина занятий теряли всяческий смысл.

Южная Марка, иначе — Эвксиера, крохотный клочок суши в Зеленом море, еще на заре времен поняла, что именно является главным двигателем прогресса. Сложно было этого не понять, обитая на пересечении всех торговых путей, ибо уже в те времена Зеленое море называли Кораблиной Лужей, намекая на изобилие триер, галер, кнорров и прочего водного транспорта. Из природных богатств на острове имелись горы, козы, непроходимые заросли шиповника и несколько чрезвычайно удобных бухт. Главными из них были две: Мраморная и Тихая.

Мраморная бухта была весьма гостеприимна: ее глубина и размеры позволяли принимать огромное количество кораблей практически любой осадки. Там наличествовали порт и таможня, а на ближайшей скале возвышалась круглая Дозорная Башня. Вдалеке извивалась городская стена, и в ясные дни из бухты было видно, как сверкает солнце на куполе Дворца Дожей.

Эвксиера конечно же была республикой.

Тихая бухта была почти полной противоположностью Мраморной. Там ничего не возвышалось, не блистало и не шумело, а если и шумело — то очень-очень недолго. На карты ее обычно не наносили, однако если бы нанесли, стало бы видно, что она имеет форму деформированной буквы Z, элементы которой отстоят друг от друга под почти прямым углом. Собственно бухтой называли нижнюю перекладину, глубоко вдававшуюся в сушу. Там никогда не бывало штормов — ветра с моря туда попросту не добирались, — и в синей, очень прозрачной воде кишмя кишела рыба.

Над Тихой бухтой не нависали сторожевые башни — ее защищала сама природа. На юге остров опоясывал горный хребет, и узкий вход в бухту закрывали поросшие лесом скалы. Не зная, где он, отыскать его было почти невозможно: как-то мимо него ровно двадцать три раза проплыл флот Аль-Буяна, посланный королем Альбертом, чтобы приструнить наконец эвксиерских пиратов. Разумеется, экспедиция кончилась ничем.

Но пиратов, как скажет вам любой эвксиерец, на острове нет. По берегам бухты селились обыкновенные рыбаки, — а плох тот рыбак, который не умеет управиться с длинным раскладным ножом! Плох тот старожил, который не поможет заблудившемуся кораблику найти правильную дорогу, и плох, в конце концов, тот хозяин, который не найдет, куда пристроить имущество с этого самого кораблика. Да и кораблик денег стоит.

Огибать южную оконечность Эвксиеры рисковал далеко не каждый. А умные люди, каковых во все времена было немного, разделяли остров на две части: Мраморную и Тихую.

Так вот, Мароу ди Бертолли появился на свет именно в Тихой.

Дворянство Эвксиеры рождалось в боях, но то были особенные бои. Бой за право иметь монополию на торговлю рабами; бой с конкурентами из Фредзигера, продававшими эмаль по вдвое более низкой цене; бой… но в истории Южной Марки подобных сражений было много. Кстати, никто уже почти и не помнил, кем был последний эвксиерский маркграф и какому сюзерену он целовал кольцо. Здесь не любили истории: она наводит патину. Эвксиерцы предпочитали блеск — тяжелый блеск золота, тонкий блеск серебра, гордое сияние начищенной бронзы. И быстрый, как змеиный укус, блеск раскладных ножей.

Мароу ди Бертолли был истинным сыном своего острова. Он любил деньги, демократию и искусство в лице Златы Бржезовой, примы царского танцевального театра. Последнее плохо сочеталось с первым и постоянно требовало жертв. По меркам Эвксиеры, ди Бертолли был довольно знатен, но на Большой Земле, куда он перебрался, спасаясь от вендетты, его сперва даже не считали дворянином. Не стоит рассказывать всю историю этого человека — целиком, пожалуй, ее знали только он да банковские гномы, — но, добившись известности и богатства, он так и не смог получить одного: аристократического происхождения. И потому единственным, что он по-настоящему уважал, был набор из древности рода, благородства крови и некоторых знаков на фамильном гербе.

Генри Ривендейл располагал этим набором в полном объеме. На его гербе были изображены перелетные птицы; род Ривендейлов насчитывал уже не одно тысячелетие; и достаточно было взглянуть на то, с каким скучающе-надменным видом Генри рассматривал вино на свет, чтобы сразу же сообразить — вот он, эталон аристократизма! Ди Бертолли уважал его и побаивался, но он и думать не смел, что наследник вампирского герцога в самом деле примет его приглашение.

Меньше всего на свете наследник герцога хотел посещать чье-то загородное поместье. Он прекрасно знал, что его там ожидает, и оказался прав: в первом же зале его окружило множество девиц на выданье, по обычаю одетых в розовые платья, украшенные жасмином. Обычай этот давным-давно не соблюдался, но был возрожден исключительно для великолепного герцога, пускай пока и всего лишь наследного. Каждая из девушек была неприятно удивлена, увидев соперниц в платьях столь вызывающего оттенка. То, что Генри придет именно сюда, было, разумеется, величайшей тайной, и вызнать этот секрет каждой девушке стоило немалых усилий, в том числе и в денежном эквиваленте.

Близнецы аунд Лиррен работали не покладая рук.

Окруженный девицами, их матерями, отцами, кузинами и дуэньями, Генри Ривендейл начинал склоняться к мысли, что прорываться придется с боем. Он отставил бокал с мускателем и стал незаметно разминать пальцы. В этот момент он услышал за спиной некоторое шевеление, и весьма почтительный голос произнес:

— Дорогой герцог, как давно мы вас не видели!

Генри обернулся. Позади, сияя бархатом, лысиной и золотой орденской цепью, стоял хозяин дома. Стоимость его костюма, включая ткань, пошив и украшения, превышала годовой бюджет небольшого горного княжества.

— Верно, мой друг, — небрежно отвечал вампир, отпивая из бокала.

Из-за широкой спины ди Бертолли выплыла Злата Бржезовая, и Генри понял, что сейчас ему придется туго. Голубые глазки знаменитой танцовщицы заблестели как две свечки, но синьор ди Бертолли был бдителен и не настолько уважал аристократию.

— Покушайте винограда, милая синьорина, — настоятельно посоветовал он. — А у нас пока исключительно мужской разговор.

Этот тезис опровергало розовое сборище, шелестящее, хихикающее и пахнущее жасмином, но умная Злата не стала спорить. Взяв с подноса бокал с золотистым вином, она медленно пошла к увитой розами арке, а хозяин дома принялся развивать заданную тему.

— Как вы редко у нас бываете, герцог! — отеческим тоном пожурил он. — Лишаете нас счастья принимать у себя потомка столь древнего рода… как говорится у эльфов… хм… — Тут он разразился длиннейшей цитатой на эльфаррине, смысл которой едва ли был ясен ему самому.

Для того чтобы выслушать ее со скучающим видом, Ривендейлу не пришлось прилагать никаких усилий. Это вышло само собой.

— Я действительно происхожу из древнего рода, — сказал он топом, от которого на бокалах появилась легкая изморозь. — И потому мне хорошо известно, что такое долг. Мой отец, двадцатый герцог Ривендейл, отправил меня в Межинград, чтобы я постигал там суть магической науки, и потому, увы, я лишен радостей света.

Девушки хором вздохнули, трепеща веерами. Мароу ди Бертолли, кажется, пытался припомнить подходящую цитату на эльфаррине.

— Учиться, учиться и еще раз учиться! — выспренно произнес он по-лыкоморски, так и не вспомнив эльфийского первоисточника. — Вы являете подлинный пример сыновнего послушания. Но разве достойно сына вашего отца обучаться здесь, в этом… Межинграде, когда в прекрасном Аль-Буяне к вашим услугам был бы древний Хогсфорд, оплот наук и…

Оплотом чего еще был древний Хогсфорд, слушательницы так и не узнали. Благородный Ривендейл с оскорбленным видом вскинул голову, и синьор ди Бертолли запоздало смолк.

— Надеюсь, сударь, — вкрадчиво начал Генри, демонстративно опустив ладонь на посеребренную рукоять фамильной шпаги, — вы имели в виду не то, что сказали. Двадцатый герцог Ривендейл не может ошибиться, тем более — выбирая поприще для собственного сына. Или, возможно, вы со мной не согласны?