Волчий клад - Кузнецова Наталия Александровна - Страница 16

— Ну, немцы в 1941 году высадились в поселке, ворвались к ней в дом, вынесли оттуда золото и драгоценности и зарыли их у озера. И некоторые их до сих пор ищут, — разъяснил Ромка и стал думать, о чем бы еще спросить лесника.

И тут ему на помощь пришла Катька. Она вспомнила о своих мытарствах в то злосчастное утро и, привстав, заглянула в лицо раненого:

— А щит, который о болоте предупреждает, вы в то утро видели?

— Видел.

— А теперь его нет.

— Серьезно? Куда же он мог деться? Кому он понадобился? Теперь, не дай бог, кто-нибудь в трясину угодит, — не на шутку взволновался лесник и обратился к Ромке: — А как ты меня там нашел? Ты-то что один в лесу делал?

— Да так, гулял. — Про то, что он нашел, вернее, «услышал» клад, Ромка решил пока помолчать. — Шел себе, шел, к кусту шиповника подошел, слышу, за ним кто-то стонет. Пошел туда и увидел вас. Побежал к дороге, так как мобильник в лесу не действует, вызвал полицию и «Скорую», вот и все.

— Нет, не все! — воскликнула Катька, вспомнив о прикованной к строптивой волчице несчастной Лешке. — Ты о звере забыл? Там еще волчица раненая была, — пояснила она леснику. — Мы пошли за Ромкой в лес и вдруг увидели огромную лужу крови, а потом ее нашли, раненую. Ну, мы ее сначала к ветеринару свозили, потом домой привезли. Думали, она смирная, то есть она и есть смирная, потому что не кусается, но в сарае сидеть больше не хочет, воет и дверь ломает, и нам пришлось с ней сегодня ночевать, чтобы никто ее жуткого воя не слышал. Потому что в поселке нас кое-кто осуждает за то, что мы дикого зверя к себе на дачу притащили.

Катькины слова произвели на лесника ошеломляющий эффект.

— Как? Вы спасли волка, будучи уверенными в том, что он дикий? — Забыв о своей ране, мужчина резко подскочил на кровати, охнул, упал головой на подушку и прошептал: — Потрясающие дети!

— А что, она не дикая? — кинувшись к раненому, Катька поправила его подушку. — Вы что, о ней что-то знаете, да?

— Так это же наша волчица, ручная! — лесник глубоко вздохнул и с шумом выдохнул из себя воздух. — Даже не верится, что она жива. Жена моя считает ее своим третьим ребенком, мы же с ней ее из пипетки выкормили, по очереди к ней ночью вставали, как к детям своим, когда они маленькими были. Волчица эта у нас уже три года живет, и, поверьте, за это время мы с женой ни разу не пожалели о своем поступке.

— А как она к вам попала? — спросил Артем.

— Я ездил по делам в Вологодскую область и нашел в лесу пятидневного волчонка. Перед тем там была облава на волков, он из всей стаи один остался, под кустом лежал и так жалобно пищал, как ребенок маленький. Как я с ним в самолете летел — отдельная история, когда-нибудь расскажу. А потом волчонок вырос и превратился в огромную волчицу. Ее, кстати, Даной зовут. Она добрая, преданная, хоть и избалованная, как мои дети. Для них, кстати, было большим ударом узнать, что она убита. Они меня вчера навестили, а потом с матерью в лес отправились, чтобы похоронить, да так ее и не нашли. А она, значит, жива. Ну ребята, ну спасибо. Как же мои домашние теперь обрадуются!

— Так вот почему она нас всех не изгрызла! — вскричала Катька. — А Лешка говорила, что ее все звери уважают. Значит, окажись волчица дикой, она бы ее не слушалась?

— Конечно, неизвестно, что б тогда было. Хотя я убежден, что звери чувствуют, когда люди идут к ним с добром.

— А почему говорят: «Как волка ни корми, он в лес смотрит»? Это что, неправда? — спросил Ромка.

— Это-то как раз правда. Чтобы превратить волка в послушную собаку, людям понадобилась не одна тысяча лет. А дикий зверь перед человеком лебезить не станет, дружить с ним на равных — еще так сяк, но первенства над собой не потерпит. Однако самки волков и ласковее, и добрее, и приручаются легче. А поскольку наша Дана со своими собратьями никогда не встречалась, то главарем своей стаи она считает меня, а с остальными — женой и детьми — держится на равных, но всех нас любит, как и мы ее.

— Вот так и Лешкин Дик ко мне относится, — вздохнул Ромка. — Она одна для него главная.

Лесник заметно воодушевился, лицо его уже не казалось таким бледным, видимо, от радостного известия у него прибавилось сил.

— У нас тоже собаки есть. Рик, немецкая овчарка, и Джеська с Солтиком, их с Даной дети. А знаете, каким необыкновенным нюхом отличаются помеси волка с собакой? До этого у них еще щенки были, так их у нас на Воронежскую таможню взяли взрывчатку искать. Я уж подумывал о том, чтобы открыть на своем хуторе собачий питомник. Вернее будет сказать, волчесобачий. Когда выздоровею, может быть, так и сделаю.

— Катька наша тоже из Воронежа, — ни к селу ни к городу сказал Ромка, думая совсем о другом. О том, что почти ничего он у лесника не выяснил, разве что о волчице. Как жаль, что Вячеслав Андреевич не имеет ни малейшего представления о кладе, исчезнувшем из-под куста шиповника.

— А зачем тот человек еще и в Дану стрелял, как вы думаете? — спросила Катька.

— Думаю, из страха. Нервы у него были на пределе, а тут волк. Любой бы, наверное, выстрелил. Дана никогда на глаза людям не показывалась, я потому ее и беру с собой, что она следует за мной как невидимка. А тут, видимо, почувствовала, что мне грозит опасность, вот и выскочила из кустов. Вышло себе на беду.

— Но почему все происходило именно там, на той поляне? — шепнул Артему Ромка и, порывшись в своей сумке, вынул блокнот, открыл его на чистой странице, нарисовал круглую полянку, куст шиповника, пень, для ориентира — дорогу и озеро и попросил лесника: — Если не трудно, покажите, пожалуйста, как вы шли.

— Пожалуйста, если тебе это надо знать, — ответил лесник и, взяв у него ручку левой рукой, неровной линией изобразил свой маршрут.

— Спасибо. — Ромка убрал свой блокнот в сумку, увидел на тумбочке рядом с кроватью мобильный телефон и обменялся с лесником номерами.

Друзья пожелали раненому скорейшего выздоровления и поспешили назад в Медовку.

Глава X

Прощание с волчицей

В метро было не протолкнуться, на вокзале — тоже, и только в вагоне электрички, устроившись с друзьями на свободном сиденье, Ромка смог снова достать из сумки свой блокнот и еще раз взглянуть на рисунок — мысль о нем преследовала его всю дорогу.

— Версию о браконьерах мы отметаем сразу, — вглядываясь в листок, пробормотал он, и вдруг издал такой вопль, что сидящий напротив него старичок уронил на пол свою газету.

— Эй, Темка, Катька, гляньте-ка, если эту линию продлить, то получается, что шел лесник прямо на тот самый куст шиповника. То есть прямо на мой клад. А из этого, знаете, что следует? Что тот, кто его вырыл, испугался, что его увидят, потому и выстрелил.

Артем наморщил лоб. Что-то в Ромкиных суждениях не сходилось.

— Но если было так, как ты говоришь, то почему твой прибор уже после того запищал? Ты-то туда позже них пришел. Выходит, преступник клад обратно зарыл, что ли? — с недоумением произнес он.

— Ну, да, наверное, — косясь на недовольного старичка, заерзал Ромка.

Катька удивилась не меньше Артема:

— Но зачем ему это понадобилось? Почему он не убежал вместе с сокровищами? Ерунда какая-то получается.

— Кто ж его знает? Но мох-то там еле держался, просто приложен был, а как я его тронул, так он сразу и отвалился, вы и сами видели. Значит, преступник и в самом деле клад отрыл, потом зарыл, потом снова отрыл…

— Точно. Хобби у него такое — клады отрывать и зарывать обратно, в ту же самую яму, — хмыкнул Артем, а Катька легонько постучала по Ромкиному виску:

— Ты хоть думай, что говоришь.

— Умница нашлась! — разозлился тот. — Скажи тогда сама, что там могло быть?

— Если б знать.

— Вот и умолкни. А еще я вот что подумал, — игнорируя Катьку, Ромка повернулся к Артему. — Что Седой — если это, конечно, был он — старый знакомый лесника, и потому он не захотел, чтобы лесник застал его за этим занятием.