Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

В погоне за Солнцем - Коэн Ричард - Страница 25


25
Изменить размер шрифта:

После смерти Александра в 323 году до н. э. антимакедонские волнения вынудили Аристотеля покинуть город второй раз в жизни, через год он умер в Халкиде (остров Эвбея), оставив человечеству прототип современной университетской библиотеки, зоологический сад, музей естественной истории и ни с чем не сравнимый свод сочинений (рассказывали, что даже в свой медовый месяц Аристотель собирал образцы морских организмов). Он не был большой величиной в математике или физике, не занимался астрономическими наблюдениями, но его влияние на эти и другие науки было чрезвычайным. Он систематизировал саму методологию обучения и установил принципы исследований, собрал массив данных, из которых можно было делать дедуктивные выводы.

Впрочем, одновременно с утверждением в науке теорий Аристотеля его современник Гераклид Понтийский (390–322), учившийся у Платона, но живший на южном побережье Черного моря, предположил, что Меркурий и Венера вращаются вокруг Солнца, а не вокруг Земли, а также что Земля совершает дневное вращение вокруг своей оси. Он утверждал, что Солнце порождает ветер, что в свою очередь вызывает приливы и отливы. Молодой астроном Теофраст Эресский (“говорящий подобно богу” – такое прозвище дал ему Аристотель) открыл солнечные пятна, хотя нам неизвестно, каким образом он это сделал. Именно его Аристотель завещал назначить своим преемником по школе.

В начале третьего столетия Аристарх Самосский (310–230), один из самых заметных греческих астрономов, впервые обнаружил явление прецессии. Он также вычислил соотношение солнечного диаметра к земному – между 19:3 и 43:6. Как могло такое большое тело вращаться вокруг столь заметно меньшего? Несколькими годами спустя Аристарх сформулировал утверждение, сокрушающее устои мироздания или как минимум понижающее статус Земли: наша планета должна вращаться вокруг Солнца, а не наоборот, и все прочие планеты, кроме Луны, делают то же самое. Именно Земля, а не небо делает ежедневный оборот и совершает полный оборот вокруг Солнца за год. Напротив, Солнце вместе со звездами остаются неподвижными.

Клеанф, философ-стоик из Афин, сейчас же обвинил Аристарха в безбожии и распространил памфлет, где уличал Аристарха в том, что он запустил “сердце космоса в движение”. Новая теория со всеми ее важными последствиями была похоронена. Это может показаться странным, учитывая, что модель Аристарха не только строилась на открытиях и исследованиях, бывших в ходу с VI века до н. э., но также и разрешала целый комплекс проблем, таких как, например, ретроградное движение. Вместе с тем, если бы Земля действительно двигалась, это нанесло бы удар по теории Аристотеля о падающих телах, никакой альтернативы ей не предлагалось.

Гиппарх (приблизительно 190–120 годы до н. э.) в Александрийской обсерватории. Слева от него армиллярная сфера, его изобретение, а сам он смотрит не через телескоп, а через трубу, которая определяет небесный сектор (SPL/Photo Researchers, Inc.)

Как признавал сам Аристарх, вокруг нас не было ничего, что позволяло бы предположить движение Земли. Если бы она двигалась, людей швыряло бы друг на друга, облака и птицы оставались бы позади, все предметы разбрасывались бы. Здравый смысл подсказывал, что эта теория неверна, и его поддерживала суеверная убежденность в том, что человек должен находиться в центре мироздания. Кроме того, существовали астрологические доктрины – а астрология еще удерживала сильные научные позиции, – которые также базировались на неподвижной центральной Земле. В общем и целом имелось весьма много причин для того, чтобы оставить Землю в центре космоса.

Так называемые эллинистические философы (те, кто занимался философией после смерти Аристотеля и Александра Великого), знавшие или не знавшие о гипотезе этого астронома-одиночки, не стали менять положение дел (а также положение Земли). Солнце было важно, но Земля еще важнее. Даже если возникали проблемы, на которые у науки не было ответов, они не должны были угрожать статус-кво. Другой вопрос: возникали ли сомнения? Для большинства астрономов того времени наука существовала, чтобы поддерживать убеждение, что человечество населяет вселенную определенного устройства и порядка. Но вот что пишет Дюран:

Поскольку организация религиозной группы подразумевает общую и твердую веру, всякая религия рано или поздно вступает в противоречие с тем переменным и неустойчивым течением светской мысли, который мы уверенно называем научным прогрессом. Конфликт в Афинах не был заметен на поверхности и напрямую не затрагивал народные массы; ученые и философы занимались своим делом, не нападая явно на принятую веру, а зачастую и смягчая споры использованием старых религиозных понятий в качестве символов или аллегорий для своих новых идей. Только изредка, как в случае с Анаксагором… эта борьба выходила на поверхность и становилась вопросом жизни и смерти[159].

Следующей значительной фигурой стал Гиппарх Никейский, часто называемый величайшим астрономом античности (хотя он и придерживался рамок геоцентрической теории). Он работал в своей обсерватории на острове Родос[160], где смог определить длину солнечного года с точностью до 6 мин, а также провел многочисленные измерения солнечного диаметра. Он нанес на карту около 850 звезд (что было крайне важно, поскольку без фиксации положения на карте математическая астрономия не имеет никакого приложения) и разработал шкалу из шести уровней для измерения яркости звезд – по сей день она почти не претерпела изменений.

Его карты были столь точными, что ему пришлось признать открытую Аристархом прецессию, когда его вычисления показали непостоянство положения звезд по отношению к Солнцу. Он попытался объяснить видимое круговое движение главных небесных тел таким образом, чтобы не потревожить геоцентрическую теорию. Зная о неравной длине времен года, он заставил Солнце вращаться на неизменной скорости, но сдвинул Землю из центра орбиты, а потом предположил, что время солнцестояний и равноденствий зависит от того, как плоскость движения Солнца совпадает с земной осью. Гиппарх остается прекрасным примером того, как ранние астрономы искажали свои рассуждения в пользу того, чтобы Земля осталась там, куда ее помещал древний мир.

Долгая и продуктивная жизнь Гиппарха закончилась около 120 года до н. э., а вместе с ним угасла и продолжительная греческая традиция астрономических наблюдений и размышлений. Наследником Греции стал Рим, а Рим не был заинтересован в небесах. Потребовалось еще более двух сотен лет, чтобы появился следующий выдающийся астроном.

Задолго до Гиппарха великая Македонская империя от Греции до Ирака была завоевана Римской империей. Римская элита в целом относилась к греческой науке с подозрением (исключая медицину). Только на самом закате Римской империи небольшая часть астрономии была включена в состав базового аристократического образования, но исключительно в порядке приложения к литературе – если это помогает лучшему пониманию литературных произведений. В империи с населением около 50 млн человек число ученых-естественников в одном только Риме снизилось слишком сильно для какого-либо плодотворного сотрудничества[161], что привело к общему упадку научного знания[162]. У ученых итальянского происхождения не было значимых достижений в солнечной астрономии более девяти столетий. Историк науки Тимоти Феррис пишет о римлянах:

Их культура была ненаучной. Рим уважал авторитет; наука не нуждается ни в одном авторитете, кроме природы. Рим блистательно применял законы, наука же ценит новизну выше прецедента. Рим был практичен и уважал технологию, но передовой край науки столь же непрактичен, сколь живопись и поэзия… Римским землемерам не нужен был размер Солнца, чтобы определить время по солнечным часам, а рулевые римских галер не особенно задумывались о расстоянии до Луны, пока она освещала им путь[163].