Дело «Тридевятый синдикат» - Баженов Виктор Олегович - Страница 35

Профессор оскорбленно поджал губы.

– Лучше ты.– Указующий перст ткнул в Труса.– Рога косичкой… с бантиком. То что надо. Держи!

Трус накинул на голову уже изрядно помятый, разодранный платок, стыдливо поправил рога, висящие на плече, запрыгнул на нижнюю ступеньку избушки и уставился оттуда на шефа в ожидании дальнейших распоряжений.

– Чего-то не хватает,– задумчиво пробормотал Бывалый.– Не верю! Цветочек ему! И сделай свою пропитую рожу невинной!

Трус закатил глаза к небу, а потому не заметил, как в руки ему бухнулся «цветочек». Заверещав, Трус закатился внутрь избушки. Оттуда он выполз, горстями выдирая из разных частей тела шипы. Цветочком оказалось какое-то дикое растение, отдаленно напоминавшее мексиканский кактус.

– Дебилы! Придурки! Уроды! Дегенераты! – в такт рывкам стонал Трус, пристраиваясь обратно на крылечке.

– Сколько экспрессии,– удовлетворенно хрюкнул Бывалый,– это мне нравится. Только слова другие подбери. И лепестки срывай не с себя, а с ромашки!

Трус принял позу, отдаленно напоминавшую позу факира, когда он собирается войти в транс, зажав между ног основание «ромашки».

– Колючая! Блин! Зараза!

– Не верю! – поправил Бывалый.– Любит! Не любит!

– Не любит! Скотина! Зараза!

– Так, здесь все в порядке. Теперь вы.– Бывалый посмотрел на слегка побледневших статистов. Если охраняемому объекту на тренировке приходится так тяжко, то что же суровый тренер приготовил им? – Ты будешь папа! – Палец тренера ткнулся в возникшего перед ним профессора.– Что?!! Опять ты? Сгинь с глаз моих долой! Папа у нас крутой, значит, им будешь…

– Ты!!! – радостно завопили черти, поедая глазами Бывалого.

– Я ваша мысль,– веско произнес режиссер будущего шоу,– а мысль убивать нельзя, ибо она бессмертна!

– А ты проверял? – буркнул, высовываясь из-за кресла, Балбес с ошметками банановой кожуры в руках.

– За базар отвечаю! Папой будешь ты!

Балбес поперхнулся, подавившись бананом. «Папе» на тренировках доставалось больше всего.

– А мы кто будем? – поинтересовался толстощекий доцент.

– Пока статистами. Будете изображать толпу и бить папу. Только понатуральней! И учитесь уходить. Ударили, и с копыт! И уползайте, уползайте! Для вашей же безопасности говорю. Настоящего папу все равно не пробьешь, но уж если он ответит… он ответит…– Бывалый помотал головой, видно что-то вспомнив.

– Позвольте, – проблеял профессор, – но Люцифер…

– Для нас же стараются, – зашипел на профессора доцент, – потом хоть отмазка перед Лютым будет.

– Вот именно, – внушительно произнес Бывалый, недобро посмотрев на профессора.– Короче, начинаем. Папу на исходную. И быстро! Быстро! Время! Ползаете как черепахи!

Статисты это поняли по-своему. Подхватив Балбеса, они раскачали его и на счет «три!» запустили в полет, вследствие чего «папа» ускоренными темпами покинул охраняемую зону. Границей ее был бамбуковый частокол, прочно стянутый лианами. Раздался глухой удар. Дуб затрясся. Бельчата к этому были не готовы. Они горохом посыпались с ветки. Приземлились удачно. Прямо на мохнатую грудь «папы».

– Убью! Зарежу! Загрызу вусмерть! Рога поотрываю, козлы безрогие! Вот только птичек разгоню… с белками вместе. Вы какого хрена летаете?

– А мы летяги,– нагло соврал самый вредный бельчонок, цапнул «папу» за нос и взметнулся по стволу вверх.

– Ну всё! Я иду зверствовать!

– Учитесь у профессионалов! – восхитился Бывалый.– Как в роль вжился! Теперь вы! – Он ткнул пальцем в статистов.– Один из вас будет обидчиком, остальные играют в массовке. Итак, появляется папа…

За спиной режиссера раздался треск бамбука. Это «папа» сосредоточился и начал зверствовать. Но частокол был сделан на совесть и первый натиск благополучно выдержал. Увлекшийся режиссер слышал в тот момент только себя, а массовка начала потихоньку втягивать головы в плечи. Профессор на всякий случай решил ретироваться.

– …и видит, как какой-то козел обижает Марьюшку. Обидчиком будешь ты! – Палец Бывалого ткнулся в пятящегося профессора.– Опять ты?!! Ну, считай, ты попал! Дубль два! Мотор! Поехали! – Рука режиссера указала профессору, в какую сторону ему надлежит ехать.

– Почему два? – рискнул спросить профессор.

– Потому что дубль один был вчера. Ближе к тексту! – рявкнул Бывалый.

Сзади вновь затрещал бамбук. Профессор, опасливо косясь на трясущуюся изгородь, деликатно прогарцевал к «Марьюшке», пошаркал копытом и начал обижать:

– На мой взгляд, вы неправильно готовите гороховый супчик. Во-первых, гороху маловато…

– Ну ты даешь, старче,– проблеяла «Марьюшка» голосом Труса.– Откуда горох-то? Его в накладной нет. Я точно помню. Подержи! – В руки профессора ткнулась ромашка. Пока «обидчик» визжал, пытаясь стряхнуть ее с рук, «Марьюшка» не поленилась сбегать в избушку и вернуться оттуда с товарной накладной Яги, заверенной печатью царя-батюшки, с личной подписью министра финансов.– Ну я ж говорил!

– Говорила! – рявкнул режиссер.

– Говорила,– согласился Трус.– Нет здесь гороха. И вообще за такие наезды могу отоварить по полной программе.

– Это как? – чуть не плакал профессор, продолжая стряхивать «ромашку».

– Это в рыло… тебе как, с ноги или с копыта?

– Да какая теперь разница! – верещал профессор.

– С копыта больнее,– пояснила «Марьюшка».

Тренировка набирала обороты. Треск за изгородью усилился. «Папа» продолжал рваться к статистам.

– Нет, ну до чего ж упорный,– ежилась массовка. На «Марьюшку» и профессора-обидчика они не смотрели. Их больше волновал «папа».

– Не верю! – решительно мотнул рогами Бывалый. Треск за спиной он по-прежнему не замечал. А лианы, опутавшие частокол, уже начали кое-где рваться. Тем временем профессор, спеша закруглить затянувшуюся, на его взгляд, тренировку, решился на отчаянный шаг.

– Вы не девушка!!! – провыл он.

– Придурок,– хрюкнула «Марьюшка»,– ясен хрен…

– Вы меня не так поняли.– Профессор облегченно вздохнул, сумев-таки стряхнуть с себя «ромашку».– Марьюшка не девушка.

До Труса дошло.

– Ой, напрасно ты это сказал, старче.– «Марьюшка» горестно покачала головой и впечатала раздвоенный девичий каблучок в крючковатый нос профессора. Останки пенсне полетели в одну сторону, тело профессора – в другую. Профессор летел так быстро, что массовка увернуться не успела.

– Ты че делаешь? – выпучил глаза Бывалый.– Ты ж девушка!

– А он, скотина, утверждает, что нет!

– Он кого имеет в виду, тебя или Марьюшку?– насупил брови режиссер.

– Догадайся с трех раз,– прорычал Трус.

Первыми угадали коллеги профессора. Они поднялись с желтого кирпича, мрачно посмотрели на своего научного руководителя, засучили рукава и деликатно, копытами, объяснили бывшему шефу, что он не прав. И тут рухнула бамбуковая изгородь и, строго по сценарию, в дело вступил «папа». Путь к статистам лежал через кресло режиссера.

– Огонь! – азартно скомандовал самый вредный бельчонок. Его братья и сестрички вонзили свои белые зубки в «тетиву». Лиана лопнула. Прицел был точен. Кокос угодил в самую середину огромной кучи малы, в которой периодически мелькали хвосты, рога, копыта и ножки плетеного кресла…

– Умеет папа кадры подбирать,– умильно прошептала Яга, не отрывая глаз от зеркальца.– Еще пара таких тренировок – и их голыми руками можно брать.

Фрау Грета проснулась от грохота. Кто-то ломился в дверь и стучал явно не руками.

– Бегу, бегу…– запричитала фрау, торопливо одеваясь,– не фулюганьте!

Дверь слетела с петель, и на фоне полной луны перед испуганной старушкой предстал красавец-мужчина с крутыми козлиными рогами. Он был одет в безупречный черный фрак, белую манишку, бабочку, был слегка небрит, слегка нетрезв, а в руках держал огромный букет желтых роз.

– Ты жива еще, моя старушка? – вопросил он хорошо поставленным опереточным баритоном.

– Жива… пока…– испуганно прошелестела фрау.