После прочтения уничтожить - Цветков Алексей Вячеславович - Страница 8

С тех пор идентичность нашего гуманитарного слоя принципиально не менялась. Отечественное кино почти закончилось. Во второй половине 1990-х своими у российской богемы признаются картины сербского анархиста Эмира Кустурицы: «Сны Аризоны», «Андерграунд», «Черная кошка — белый кот». Атмосфера этих фильмов — гротескная и самоубийственная предельность поведения героев. Причем главные герои относят себя к народу, у которого нет будущего — алеуты, югославы, дунайские цыгане. Перед нами истеричный восторг наблюдения за собственной исторической обреченностью.

А каким мог бы быть главный русский фильм нашего времени? На это звание претендуют и «Статский советник», и «Турецкий гамбит» с «Девятой ротой». Но яснее всего новая русская мифология дана все же в дневном и ночном «дозорах».

Главный фильм эпохи Путина с самого начала был рекламой новой российской бюрократии. «Дозор» — это заказной портрет власти. Ее взгляд на себя и всю ситуацию. Ее самопиар и одновременно послание к управляемым. Именно «дозоры» должны объяснить народу, в чем отличие наступивших нулевых годов от ушедших девяностых.

Пятнадцать лет назад многим казалось, будто власть в России полностью приватизирована капиталом. Реальная власть (думали тогда) собственно и принадлежит капиталу, а все политики из телевизора — просто прикрытие. Однако в нулевых игроки поменялись местами. С самых первых кадров «Дозора» ясно: безответственная богема и безродная буржуазия должны оказаться над надзором национальной бюрократии. Да и весь фильм — просто художественно выраженная идеология новой российской бюрократии, переживавшей ренессанс и почувствовавшей свою силу хотя бы оттого, как лихо они сделали всех этих новых русских.

Темный капиталистический способ принуждения против светлого административного способа. Шкурный интерес против верности и служения. Темные в «Дозоре» работают за бабки, светлые — бескорыстно. Зачем бюрократии деньги, если ее собственностью и так является все общество?

«Дозор» показывает власть так, как власть хотела бы сама себя видеть и показывать. Она (власть) дана людям щедрой высшей силой, а вовсе не нанята за деньги. Власть в «Дозоре» это не те, за кого бросают бюллетени, а те, кто зажигает лампочку взглядом. А значит, тем же взглядом могут любую лампочку и выключить. Их поражение означает абсолютную катастрофу для всех. Власть дана, чтобы удержать мир от превращения в преисподнюю. Власть — это абсолютное и оттого никем не контролируемое благо.

Подлинная власть не может быть открыта и прозрачна. О каком контроле над властью может идти речь, если светлые маги срочно решают задачи предотвращения вселенской катастрофы, уготованной засекреченными темными силами? Полная засекреченность всего, связанного с властью, это не плохо, а наоборот, хорошо. Гарантия выживания, а не опасность. Взяв на себя величественную миссию всеобщего спасения, горсветовская бюрократия ежедневно спасает всех нас от мистических катастроф: от воронки, лавины и прочих землетрясений.

Имперский принцип непрозрачности власти наглядно показан в сцене, когда Горсвет создает свой невидимый антикризисный штаб по борьбе с воронкой в первой попавшейся квартире типизированных лохов-обывателей. Непосвященные в конспирологические тайны граждане не замечают, что в их квартиру кто-то вторгся, и мирно смотрят телевизор .

Демократия в этом мире не нужна и смехотворна. Во втором фильме есть сцена, когда Городецкого пытаются отговорить лететь за волшебным мелом в Самарканд. В ответ он вроде бы прибегает к самой настоящей демократической процедуре и громко обращается к гражданам пассажирам с вопросом:

— Люди, все хотят лететь в Самарканд?

Их нестройное хоровое «Даааа!» становится аргументом в споре. Вроде бы вот: мнение большинства учтено. Однако ни в какой Самарканд пассажиры все равно не попадают. Как только Городецкий понимает, что мел не там, самолет, ни у кого не спросясь, просто разворачивают.

Читай, дорогой зритель, послание по слогам: демократия это дурацкая процедура. Неприменимая к нашей экстремальной жизни, где ведут войну тайные элиты, которым не до блеющей толпы непосвященных статистов. Девяностые годы — хаотическая эпоха дележа, когда важнее была активность темных. Но теперь эта эпоха окончена: настало время, когда светлые будут охранять поделенное. Отсюда и бюрократия как главный герой модного фэнтези.

«Дозор» — картина конспирологическая. И как в каждой конспирологической системе, историю здесь движут не силы и законы (которые мы можем проанализировать и понять), а мифологические образы (которые требуют не понимания, а страха, трепета, поклонения и горячей любви). Изменить свою судьбу в видимом мире куда сложнее, чем поверить, будто ее определяют силы в невидимом. Любая конспирология это всегда хроника оккультной войны и элитарное знание для посвященных. Такие системы рассчитаны не на взрослых, а на подростков. Разбираться в таблице Менделеева сложно и скучно. Поверить, будто судьбы мира зависят от битвы темных и светлых на мосту закона — куда увлекательнее.

Взрослый считает, что у нас и нашей Истории есть смысл и мы можем сознательно участвовать в его развертывании. Верящий в конспирологию подросток будет до последнего спорить: смысл Истории принадлежит тайным элитам, а мы можем иметь к нему доступ, только если встанем над толпой слепцов и примкнем к одной из армий. Если убедить в этом всех и раз в десять-пятнадцать лет менять конспирологический сюжет, то общество действительно навсегда останется манипулируемой толпой потребителей, нуждающихся не в знании, а во все новых и новых поворотах конспирологического спектакля. Толпа, состоящая из людей, охваченных нарциссическим бредом собственной «посвященности», наименее способна к последовательному мышлению и самоорганизации для решения реальных проблем.

Ну, а в финале утверждается старая добрая имперская идея светлых: наше поражение означает абсолютную катастрофу для всех. Мы проиграли, и мир почти погиб. Поэтому, чтобы мир спасти, мы отмотаем все назад, в 1991-й. В поздний совок, а точнее, в советизм без коммунизма. В командно-административный режим, лишенный исторических амбиций, внятной программы и хоть какой-то надежды на человека.

В отличие от «Матрицы», дозоровская перемотка происходит не в мировых, но всего лишь в национальных границах. Горсвету в общем-то совсем неважно, что происходит за пределами России, и он согласен пустить там все на самотек. Вся структура дозорского мифа это не система мира, но только система России с ее ордынским и византийским происхождением. Да и апокалипсис показан национальный, а еще точнее, московский: страшный сон современной бюрократии с ее имперской идеей, православными упованиями и кагэбэшным прошлым. Такая бюрократия уверена: у капитализма есть лишь одна альтернатива — средневековый феодальный рай великих империй. Священный источник власти в таких империях покоится на могильном камне великого предка, перед которым все в долгу. Отличный способ для имперской бюрократии снять с себя в случае катастрофы всякую ответственность.

Империя

«Дозор» — имперское кино. В этом, а вовсе не в навороченных спецэффектах, секрет его успеха. Слово «империя» вообще одно из самых популярных в современной России. И не только слово: сама имперская идея это золотой ключик, открывающий сегодня любую дверь.

Спрашивать, зачем империя нужна — занятие бессмысленное. В империю нужно просто верить. Чтобы предъявить имперскую утопию, ее чаще показывают народу, чем объясняют. Ведь впечатлиться гораздо проще, чем понять. Империя предлагает себя как более прекрасная, а уже потом как более справедливая или еще какая-то реальность. Отсюда заинтересованность всех империй в создании собственного Большого стиля.