Маг - Малинин Евгений Николаевич - Страница 79

Затем Многоликий проводил меня в соседнюю комнату, где меня ожидал писец. Я должен был продиктовать ему свои «мемуары» о картинках, которые накануне мне показал свихнувшийся камень.

Надиктовывал я довольно долго, выбирая выражения и стараясь по возможности точно воспроизвести свои ощущения. Ванька неподвижно, словно древний сфинкс, сидел рядом с моей ногой, не сводя внимательного взгляда с писца. Вернее, с кончика его пера, мелькавшего в воздухе вслед за каждым росчерком. А писец краем глаза косился на этого страшного, непонятного, неподвижного зверя, ожидая, от него какой-то коварной неожиданности.

Когда мы уже почти закончили, в кабинет, где мы расположились, вошел Навт и передал приглашение от Многоликого. Едва услышав, что меня ждет Многоликий, писец прекратил писать, сложил письменные принадлежности и бумагу в специальный ящик и молча с поклоном удалился. Увидев меня, Многоликий отложил в сторону какой-то маленький томик, который внимательно изучал, и сказал:

– Наш гонец должен быть уже в Некостине. Я думаю, тебе будет интересно посмотреть, что получится с твоим Глазом.

С этими словами он снял с зеркала покрывавший его платок и движением руки пригласил меня поближе к столу. Я быстро произнес заклинание, замкнувшее дверь, и направился к Многоликому. Он в это время уже поглаживал уголок зеркала, открывая Взгляд.

Зеркальная поверхность замерцала, и в ней в свете угасающего дня возникло изображение верхнего, зубчатого края кирпично-красной стены. На одном из зубцов примостилась пестрая сорока, ветер топорщил у нее на спине пестрые перья, но она, не обращая на него внимания, деловито разглядывала двор, лежавший за стеной, внизу. В клюве у любопытной сороки что-то поблескивало.

– Какова? – восхищенно спросил Многоликий, не отрываясь от изображения и медленно поворачивая Взгляд.

Сорока перескочила поближе к внутреннему краю стены и буквально свесилась во двор. И тут в поле зрения появились два стражника, одетые в хорошо мне знакомые костюмы гвардейцев Единого-Сущего. Они стояли за зубцами стены, на площадке для стрелков метрах в пятнадцати от сороки, спрятавшись в тени одного из зубцов, и не сводили с нее глаз. Птица, казалось, их не замечала.

Тут я почувствовал, как напряглась фигура Многоликого, а сквозь стиснутые зубы прорвалось:

– Ну что он делает?! Как же можно так подставляться?!

– Да про кого ты все бормочешь? – не выдержал я.

– Ты что, не видишь? Это же Игоша на стене сидит! В этот момент послышался голос одного из стражников, физиономия которого была подозрительно багровой:

– Смотри, у нее в клюве кольцо… Вроде золотое…

– А вот мы сейчас посмотрим… – пробормотал его товарищ, вытянул из-за спины стрелу и начал прилаживать ее на лук. Затем он опустился на одно колено и тщательно прицелился. Сорока, казалось, совершенно не замечала готовящегося на нее покушения, внимательно разглядывая что-то во дворе, прямо под собой.

Тетива сухо стукнула о кожаную рукавицу стрелка, и стрела сорвалась в цель, но в последний момент сорока как-то неловко подпрыгнула, пытаясь еще глубже заглянуть во двор через мешавший ей настил. Стальной наконечник стрелы ударил в кирпич точно под птицей. Та, громко заорав, подскочила над зубцом и, конечно, выронила из клюва свою собственность. Кольцо упало на площадку за стеной и покатилось по доскам настила. Сорока бросилась за ним, но не успела, стоявший рядом со стрелком красномордый парень кинулся вперед буквально рыбкой и, грохнувшись на настил, напугал птицу. Та, метнувшись в сторону, принялась громко и визгливо трещать, выражая свое возмущение столь наглым грабежом, а потом взмыла в воздух и, продолжая непристойно орать, направилась в сторону города.

Многоликий облегченно откинулся на кресле и стал гораздо спокойнее наблюдать за дальнейшим развитием событий.

– Поймал! – закричал довольный «ныряльщик». – Слушай, тут такой перстень, обалдеть можно!

Но его товарищ ничего не отвечал. Он стоял разинув рот и не отрываясь следил за удаляющейся сорокой.

Парень с перстнем в руке подошел к стрелку и тронул его за рукав.

– Ты чего, Кутя?…

Тот повернулся к нему с совершенно ошарашенным видом и недоуменно пробормотал:

– Ты видел? Я с пятнадцати шагов по птице промазал…

– Ну и что? Подумаешь, случайно промазал… Видно же было, что сорока со стены как раз в момент выстрела сорвалась. Повезло птичке – ну и Единый с ней! Ты лучше посмотри, что у нее в клюве было, – продолжил он довольно. – Я едва успел, еще бы немного и она опять его схватила бы. А?… Ну глянь!…

Он снова довольно толкнул стрелка локтем в бок и поднес перстень к самой его физиономии.

– Как думаешь, сколько за него у «Насовсем Единого» дадут?

Но Кутя его не слушал. Похлопав глазами, он сокрушенно опустил голову и запричитал:

– Да если бы покойник отец увидел, как я с пятнадцати шагов промазал по сороке, он лук мне об спину бы обломал! Как я теперь стрелять буду, у меня же руки трясутся!

Вдруг он повернулся к своему товарищу и лихорадочно зашептал, дергая его свободной рукой за отворот камзола:

– Слушай, а может, это вовсе и не птица была. Может, это Многоликий!… Он, говорят, на триста шагов вокруг себя все чувствует и точно знает, кто чем занят. К нему, говорят, незаметно и подойти-то невозможно. Если, говорят, за триста шагов кто тетиву натянул, так он уже знает, куда стрела ляжет!… Точно!… Это он, Многоликий был!… Ты видел, как он во двор заглядывал? Это он своего мальчишку высматривал!…

– Слушай, Кутя, тебе что, отдача по башке шибанула? Посмотрите-ка, по птичке промазал и тут же сбрендил! Сороку многоликую увидел! Да если бы Многоликий узнал, что принц здесь – мы с тобой уже на мостовой валялись бы, а на стенах его гвардия стояла бы! Ты что, думаешь, Многоликий нам такой перстень подарил бы. Он бы сюда не сорокой залетел, а драконом трехголовым, вот бы ты своими стрелками его напугал!…

Он хлопнул Кутю по лбу ладонью и добавил:

– Кончай ныть! В конце концов это ж ты сороку напугал. И не переживай, я никому не скажу, что ты с десяти шагов промазал…

– С пятнадцати… – обреченно уточнил Кутя.