Маг - Малинин Евгений Николаевич - Страница 70

Наконец я почувствовал, что назначенная минута приближается. Чувствовать точное солнечное и лунное время – это одно из первых качеств, которым обучил меня мой учитель. Антип постоянно твердил, что правильное время для серьезного заклятия – половина успеха. Правда, если сложить все условия, которые он называл «половиной успеха», то получится не «целый» успех, а три или даже четыре «целых» успеха.

Я подошел к столу и, слегка прикрыв глаза, протянул руки над лежавшими в полном одиночестве вещами. Над моими руками медленно потекли минуты, потом побежали более быстрые секунды и, наконец, в тот момент, когда над линией горизонта выблеснул самый краешек дневного светила, мои губы словно сами собой начали выговаривать затейливую вязь наговора. При этом руки двигались над зеркалом и перстнем в завораживающем ритме, словно укладывая выпадающие изо рта звуки в золотые и бронзовые изгибы вещей, словно полируя кроваво-красный блеск рубина и ясную поверхность зеркального стекла. Это странное, полумистическое действо длилось не более нескольких минут, но когда мои губы договорили заклинание до конца, а руки бессильно упали вдоль тела, я почувствовал, что мое сознание погружается в какой-то зыбкий, слегка искрящийся, лениво волокущийся туман…

Очнулся я от того, что Многоликий, придерживая мою голову, пытался влить мне в рот глоток вина. Поперхнувшись, я проглотил терпкую кисловато-холодную влагу, и вокруг все прояснилось.

– Ну, Белоголовый, ты и напугал меня. Шептал, шептал какую-то тарабарщину, махал, махал руками и вдруг валиться начал. Я тебя еле успел подхватить!… Ну что, пришел в себя?…

Я улыбнулся:

– Да вроде… Честно говоря, такое сложное заклятие я впервые построил…

– И когда же можно будет посмотреть, что ты там построил?…

Я бросил взгляд на зеркало. Его поверхность была абсолютно черной и ничего не отражала. Поднявшись с кресла, в которое усадил меня Многоликий, я подошел к столу и провел пальцами по одному из завитков бронзовой рамы. Поверхность черного стекла слегка замерцала, и вдруг из черноты на овал зеркала выпрыгнуло изображение двух светловолосых мужчин, склонившихся над столом и разглядывающих стоящее на этом столе зеркало. При этом они сами в этом зеркале не отражались.

Я начал поглаживать правый верхний угол рамы, и тут же изображение поплыло в сторону. Было такое впечатление, что неподвижно стоявшее зеркало медленно поворачивалось, отражая стены и обстановку кабинета, прежде не попадавшие в него.

Было очень похоже на то, что у меня получилось задуманное.

– Что-то я не пойму, что и как это зеркало показывает? – подал голос из-за моего плеча Многоликий.

– Смотри. Если провести пальцами сверху вниз по этому вот завитку, изображение погаснет, зато включится память. Зеркало будет запоминать то, что видит Глаз. Если погладить тот же завиток снизу вверх, зеркало показывает то, что глаз видит сейчас. Проведи по правому углу рамы вот так. – Я показал как. – Видишь, Глаз начинает двигаться и показывать окружающее. Так можно следить за кем-нибудь, кто тебя интересует, если он при этом не стоит на месте. А вот здесь включается память, и зеркало начинает вспоминать. Можно память ускорить и быстро просмотреть все, что видел Глаз, когда изображение было выключено. Если в памяти есть что-то важное, можно ее пустить с нормальной скоростью. Понятно?

– Угу… А как бы проверить… ну вообще связь между зеркалом и перстнем. Глаз, как я понял, в перстне.

– Не совсем в перстне. – Я сграбастал перстень со стола. – Вот смотри, я перстень держу в кулаке. Теперь я пойду немного прогуляюсь, а ты следи за Взглядом. – Я кивнул на зеркало и направился к выходу из кабинета.

Закрыв за собой дверь и пройдя по коридору, я вышел на площадь перед главным зданием замка и оттуда поднялся на стену. Передо мной распахнулся великолепный вид на расстилающуюся у подножия Черной скалы равнину, залитую ярким утренним солнцем. Полюбовавшись с минуту чудесным пейзажем, я тихо сказал:

– Красота – великая сила, но надо ее тщательно оберегать!

Потом, быстро сбежав со стены, я поспешил в кабинет. Многоликий сидел за рабочим столом, уткнувшись в зеркало, и даже не обернулся, когда я вошел в кабинет.

– Многоликий, то, что я сказал, на стене было слышно?

– Конечно, кроме того, я видел, как за тобой следил шестиликий Галл. Похоже, ты ему не очень нравишься! – Он отвернулся от стола и, глядя мне в лицо, добавил: – Но, как говорится, старый друг лучше ликов двух. Галл, видимо, сильно переживает, что ты оттираешь его от меня. Надо дать ему понять, что я ему по-прежнему полностью доверяю.

Опустив глаза, он на несколько секунд задумался, а затем снова взглянул на меня.

– Как ты намереваешься забросить перстень в Храм?

– Признаться, я считал, что это сделаешь ты…

– Да?…

– Конечно. Я думаю, надо послать к Храму человека, способного обернуться небольшой птицей. Лучше всего подошли бы ворон, ворона или сорока…

– Какой странный набор птичек…

– Я не знаю, как у вас, а в моем мире именно эти птички отличаются повышенной любовью к разного рода блестящим безделушкам. У нас ни один человек не удивится, если увидит ворона, ворону или сороку с блестящим предметом в клюве, и, конечно, постарается испугать птицу, чтобы завладеть ее добычей.

– Да… Пожалуй, ты прав…

– Только нужно подобрать очень талантливого перевертыша, чтобы его не раскусила охрана Храма. Если он-птица выронит перстень якобы от испуга, я рассчитываю, что такая вещь обязательно окажется у одного из руководителей Храма. А именно это нам и нужно… Только забросить перстень в Храм надо как можно быстрее.

– А ведь у меня есть такой человек. Думаю, завтра к вечеру игрушка будет в Храме.

– Это даже хорошо, что к вечеру. В сумерках храмовники не разглядят, что перстень уронил перевертыш.

– Его и при солнечном свете не раскусят. Он просто помешан на обликах самых разных птиц!

– И еще одно, Многоликий. Я думаю, что никто не должен знать о нашей разведке, а зеркало стоит закрыть, очень уж оно странный вид имеет, даже когда не смотрит.

Многоликий внимательно посмотрел на зеркало.