Драконье горе - Малинин Евгений Николаевич - Страница 3

Женщина опустила веник и замолчала. Потом, по-старушечьи пожевав губами, поинтересовалась:

– А тебе зачем второй дом нужен?…

– Да вот хочу с гражданкой Фоминой побеседовать… – дружелюбно ответствовал я.

– И о чем же это ты с Феклой беседовать собрался? – спросила тетка, делая шаг в сторону калитки и выставляя вперед свой острый носик. Это повышенное любопытство мне очень не понравилось, и потому я нагло соврал:

– Да вот слышал, собака говорящая у нее завелась, может, она отдаст пса нам в цирк?

– Есть у нее собака, – немедленно подтвердила аборигенка. – Недавно появилась… Но только она не говорит. – Она покачала головой и уверенно добавила: – Если б собака болтала, я б об этом знала.

– Так где второй дом-то? – вернулся я к первоначальному вопросу.

Тетка, видимо, успокоилась относительно моих намерений и махнула своим веником вдоль улочки:

– В самом конце улицы второй дом… Фекла-то во второй квартире живет, вход к ней со двора.

Я двинулся в указанном направлении, раздумывая, по чьей же это прихоти дом номер два оказался замыкающим в недлинном ряду строений славной Второй Вагонной.

Улица кончилась довольно быстро. В ее конце действительно стояло старое, давно не крашенное здание, состоявшее из рубленого первого этажа и легкой надстройки, выполненной из всевозможных обрезков и накрытой покатой рубероидной крышей. На толстых темных бревнах белела большая цифра «2».

– Нам сюда… – пробормотал я и толкнул скрипнувшую калитку.

За калиткой начиналась дорожка, замощенная крупно накрошенным кирпичом. Она вела мимо парадной двери, на которой была прибита латунная цифирка «1», и скрывалась за углом дома. По этой дорожке я, следуя полученной информации, и направился.

Дорожка вывела меня на довольно обширный задний двор, огороженный серым некрашеным забором и густо заросший высоченной, сочно-зеленой крапивой и серой, заматерелой полынью. В этих травяных джунглях явно кто-то прогуливался, поскольку верхушки зарослей раскачивались, показывая маршрут его неторопливого следования. Впрочем, мне удалось только бросить быстрый взгляд на эти заросли, так как мое внимание привлек басистый женский голос, донесшийся из-за обитой рваной рогожкой, покосившейся двери:

– И кого ж это к нам… к-гм… послал?!

Я не совсем понял, кто послал, но уточнять этот момент не стал, а четко ответил:

– Специальный корреспондент областной газеты Владимир Сорокин со специальным заданием!…

Дверь скрипнула, приоткрываясь, и из-за нее показалось лицо далеко еще не старой женщины. И лицо это впечатляло!

Из-под небрежно задвинутых под серый платочек сальных волос выныривал узкий покатый лоб, почти мгновенно переходивший в выпуклые надбровные дуги, украшенные такими бровями, какие до недавнего времени разрешалось носить только генеральным секретарям. Под этими волосяными кустами совершенно прятались малюсенькие глазки, так что если бы не их буравчатый блеск, можно было бы решить, что тетка обходится без органов зрения. Зато носяра, начинавшийся непосредственно между глазками, превышал все достижения «лиц кавказской национальности» на два, а то и три порядка. Под этим шедевром лицевой пластической хирургии (ну не мог же, в самом деле, этот нос быть продуктом естественного происхождения!) располагались внушительные… усы. Я понимаю, что усы для женского лица – нонсенс, но как еще прикажете называть волосяной покров над верхней губой, мало чем уступавший бровям. А вот губки тети Феклы были настолько незаметны, что казалось, будто вместо рта у нее под усами притаился тонкий шрам. Правда, из угла этого шрама торчал здоровенный желтый клык, по-видимому, совершенно не мешавший хозяйке жевать и говорить. А впрочем, что я вам описываю?! Представьте себе каноническую Бабу Ягу, только лет на двадцать-тридцать моложе, и вы получите точный портрет появившейся передо мной тетеньки.

С минуту поизучав мою растерянную физиономию и раскрытое редакционное удостоверение, дрожавшее у меня в руке, тетка Фекла вынырнула из-за двери полностью, явив свою невысокую, своеобразную фигуру, укутанную в некое подобие длинного лабораторного халата.

– Значит, спецкор?… – чуть пришамкивая клыком, переспросила она. – И что, говоришь, у тебя за задание?…

– Я… это… ищу… – медленно приходя в себя, пояснил я, – провожу независимое… Макаронина ищу… лейтенанта… Юру… старшего…

– Участкового нашего?! – неизвестно чему обрадовалась тетка. – Так его у меня нет! Вот и начальство его приходило, спрашивало, а теперь ты. Ну с какой стати он станет у меня прятаться?!

Как ни странно, ее радостное оживление мгновенно привело меня в чувство и насторожило до такой степени, что дальше я смог вполне осмысленно вести разговор, хотя, может быть, для меня было бы лучше, если бы я сразу потерял сознание.

– То, что Макаронина ищут у вас, дорогая Фекла…

– Федотовна… – подсказала тетенька.

– …Федотовна, – продолжил я, – объясняется тем, что вы и ваш… ваша… в общем, тот, кто живет в вашей квартире, вызывал резко негативное отношение со стороны старшего лейтенанта. Это подтверждается беседами, которые вел старший лейтенант, и некоторыми составленными им документами…

Тут я поймал себя на мысли, что говорю, как следователь в каком-нибудь советском фильме пятидесятых годов прошлого столетия. Потому я быстро сменил и тон и тему разговора:

– А можно мне посмотреть на вашу собачку? Василь Василич так ее хвалил, а я, признаться, большой поклонник больших собак!

Фекла Федотовна склонила голову и впилась своими глазами-буравчиками в мою физиономию, которой я постарался придать самый простодушный вид.

– Ну и рожа у тебя, – сообщила она через некоторое время. – Ох и рожа – вылитый мазурик! Пожалуй, я познакомлю тебя со своей собакой…

И, посмотрев через мое плечо в сторону своего крапивного огорода, она громко рявкнула:

– Куша!… Куша!… Посмотри, кто к нам пожаловал!…

Я невольно оглянулся, посмотрел в направлении ее взгляда и успел заметить, как высокие нервно раскачивающиеся стебли крапивы, которые явно кто-то тряс снизу, вдруг замерли.

– Да выйди, посмотри… Тут корреспондент из газеты лейтенанта ищет и хочет с тобой познакомиться! – гаркнула у меня над ухом тетка Фекла, так что я вздрогнул.

Заросли крапивы снова пришли в движение, и теперь это движение было направлено в нашу сторону.

– Щас он выйдет, – удовлетворенно проговорила похитительница участковых. – Он очень умный, так что ты не вздумай с ним сюсюкать и коверкать его… имя. Он этого не любит.

– Что, и тяпнуть может, если я его Кушечкой назову?… – нервно пошутил я.

Тетка бросила на меня укоризненный взгляд и не совсем понятно пробормотала:

– Тяпнуть, может, и не тяпнет, а вот пришкварить вполне может…

Между тем тот, кто прятался в зарослях крапивы, приблизился совсем близко к вытоптанному пятачку около двери и, на мгновение задержавшись, выбрался наконец на открытое пространство.

Это была здоровенная, выше моего колена, гладкошерстная псина непонятной породы со странно толстыми, когтистыми лапами, плоской головой, украшенной маленькими стоячими ушками и несуразно толстым, словно бы негнущимся хвостом. А кроме того, в это ясное прозрачное солнечное утро ее было до странности плохо видно, как будто между моими глазами и телом собаки вдруг встало горячее марево, искажающее, заставляющее трепетать… но не все, что располагалось за ним, а только изображение этой самой собаки. Ведь заросли крапивы позади псины я видел совершенно отчетливо.

Видимо, это мешающее мне марево заставило меня прикрыть глаза и тряхнуть головой в попытке прояснить свое и без того прекрасное зрение. Когда я открыл глаза и снова посмотрел на собаку, то вместо долговязого пса увидел… «…Змея Горыныча карликовой породы…»!

В двух шагах от меня, раскорячившись на четырех толстых лапах, стоял трехголовый дракон метрового роста! Он был серо-зеленого окраса и потому здорово сливался с окружающей пыльной растительностью, так что рассмотреть его в деталях было довольно трудно. Но, сами понимаете, отличить собаку, даже самую большую, от дракона, даже самого маленького, я был еще в состоянии. Тем более что во рту у меня с утра даже кружки пива еще не было!