Красные полковники. Дилогия (СИ) - Бриз Илья - Страница 4

– Не умеешь ты жить, Витек, – констатировал Геннадий. Они случайно встретились у метро «Чкаловская», рядом с которым Гольдштейн теперь жил один в маленькой однокомнатной квартирке. Кононов только вышел из своей скромной «Шкоды Октавии», когда опять о чем-то размышлявший Гольдштейн чуть не впилился в него. Обнялись, и бывший аспирант затащил друга к себе. Там-то Виктор и рассказал о своих злоключениях. И о том, что теперь работает в сервисной фирме, ремонтирует разную электронику.

– На жизнь хватает, а вот на… – Гольдштейн замолчал и как-то виновато опустил глаза.

Гена посмотрел на друга:

– Колись, Витька, опять что-то еще изобретаешь?

Тот молча встал и пошел в комнату из кухни, где они сидели уже почти час. Отдернув занавеску, отгораживающую угол, махнул рукой:

– Вот.

Письменный стол, на нем какая-то явно самодельная установка, подключенная к полуразобранному блоку питания стационарного компьютера и интерфейсным кабелем к раскрытому ноутбуку.

– И что это такое? – спросил Кононов, разглядывая странную помесь маленьких самодельных печатных плат, каких-то электронных модулей и опять-таки странной решетки, смонтированную на самодельном шасси из алюминиевых уголков.

– Все то же, – угрюмо пробурчал Виктор.

Геннадий широко раскрыл глаза на друга:

– По-прежнему пытаешься Риманову дырку в Эвклидовой геометрии проделать? И даже до экспериментов дело дошло? – Кононов покачал головой. – Ты же сам тогда говорил, что получившиеся у тебя в результате формулы в принципе решения не имеют.

– Говорил, – в голосе Гольдштейна был какой-то надрыв, – а потом пять лет искал другой вариант. В прошлом году вроде бы нащупал один, даже вполне удовлетворительное техническое решение под него удалось собрать, – он махнул рукой на свою установку, – но где-то, кажется, опять ошибся. А может быть, и нет, но… Пробой появляется на доли секунды, и тут же срыв генерации. Никак застабилизировать не могу.

– Подожди, – Гена как-то неуверенно покрутил рукой, – ты хочешь сказать, что вот эти твои проколы пространства возможно получить при современном техническом уровне?! С помощью чего-то вроде этого?! – жест в сторону установки и огромное удивление в глазах.

– Ну, – Виктор ответил не сразу, и тон его голоса был каким-то извиняющимся, – наверно, можно предложить более совершенное решение, но у меня вот так получилось.

Кононов, обычно всегда уверенный в себе, сейчас был не просто удивлен. Ошарашен? Может быть. Вот так вот с помощью разных собранных в кучу деталюшек в XXI веке штурмовать звезды?! Как-то это совершенно не укладывалось в его голове. Стоп, а если?.. Внутри что-то предательски задрожало, когда он увидел, как Виктор щелкнул выключателем блока питания, шевельнул подключенной к ноутбуку мышкой и стал что-то быстро набирать на клавиатуре.

– Вить, а нас за эти твои доли секунды в космос не вытянет? Там ведь вакуум. Воздуха там почему-то нет, – попытался пошутить Геннадий.

– Так это же только информационный пробой, – не оборачиваясь, ответил Гольдштейн. – Физический с такой маленькой мощностью, – красноречивый жест в сторону блока питания, – да больше двух десятков километров никак не вытянуть. – Он еще пару раз нажал на клавиши, и над решеткой появилось слабое голубоватое свечение.

Гена посмотрел на него, на это свечение, бросил короткий взгляд на Виктора и опять уставился в этот слабый голубоватый свет с мелькающими внутри редкими искорками. Оно… нет, оно не завораживало, но все равно взор сам почему-то тянулся к нему. Вдруг что-то мелькнуло, и свечение погасло. Глаз никак не успел понять, что это было.

– Опять, – раздраженно протянул Виктор, – опять срыв генерации. Совершенно не понимаю, по какому закону идет эта чертова разбалансировка. – Он, похоже, уже весь был в своих экспериментах. Вообще-то Витька всегда был такой, немного не от мира сего. Сколько знал Гольдштейна Геннадий, тот всегда мгновенно погружался в какую-либо идею, если она была для него интересной.

– То есть это все-таки должно работать? – по-прежнему неверяще спросил Кононов.

– Должно-то оно должно, но пока не получается. – Виктор совершенно не замечал скептические нотки в словах Геннадия. Или не хотел замечать?

– Тогда почему не обратишься в какой-нибудь институт? На ту же нашу кафедру?

– Издеваешься?

Гена посмотрел на друга и сразу понял, что тот хотел сказать. Виктор всегда боялся насмешек. Нет, внешне это никак не проявлялось. Наоборот, когда над ним смеялись, он смеялся вместе со всеми. А на самом деле… Интересно, кто кроме рано умершей матери и единственного друга мог понять, насколько внутренне ранимым был Гольдштейн? Они, может, потому и подружились, что Геннадий никогда не подшучивал над Витей всерьез. Беззлобные шутки, конечно, были, но именно что беззлобные.

– Извини, – серьезно ответил Кононов. – А с другой стороны, ты наверняка прав. Никто и никогда тебе не поверит. Ну, – он вдруг улыбнулся, – кроме меня, конечно. А поэтому… – Гена всегда быстро принимал решения, – я сейчас остаюсь у тебя. Ты мне все до последней капельки расскажешь и объяснишь. Пока я не пойму, как эта штука должна работать, отсюда не выйду.

В тот вечер они сначала сидели над формулами, и, хотя Кононов, как он сам говорил, был не семи пядей во лбу, но с помощью друга в теории все-таки разобрался. А когда переключились на схемы и чертежи, то даже нашел вариант упрощения одного из вспомогательных элементов устройства. Он же сформулировал возможную причину срыва генерации:

– Вот привык ты, Витя, в своей сервисной мастерской с бытовой техникой работать, а тут требуется совершенно другой уровень. В первую очередь виноват этот твой компьютерный блок питания, – Геннадий махнул рукой в сторону рабочего стола, – он же с высокочастотным преобразованием. А уж спектр помех от него…

– Но вот же я емкостей для фильтрации насажал, – указал на схеме Гольдштейн.

– Электромагнитные наводки тоже конденсаторами фильтруешь? – не сказать что в голосе Кононова были совсем уж ехидные интонации, но что-то такое там все же присутствовало.

– Думаешь, они? – несколько удивленно протянул Виктор.

– Уверен, – гордо произнес Гена, – я, когда в НИИ схемы по армейским заказам ваял, на этих гребаных электромагнитных помехах собаку съел. У них же там все очень компактное требовалось. Оттого и наводки приличные.

Тогда они провозились почти две недели, переделывая опытную установку. В основном этим занимался Гольдштейн, но и Геннадий иногда вырывался из своей маленькой фирмы. Однажды с ним притащился младший брат, которого Виктор знал еще ребенком. У Гриши только что кончилась сессия, все зачеты и экзамены за первый курс были успешно сданы, и времени свободного хватало. Притащился и привнес в работу свою, не такую уж и маленькую, пользу. Он прилично усовершенствовал программное обеспечение управления рабочими режимами и, главное, позиционированием выходного окна пробоя.

– Ну, Витя, ну кто же так делает? Все строго по книжке, и в результате жутко громоздкая программа вышла.

При первом запуске после переделки они получили устойчивую генерацию почти на двадцать секунд. В слабом голубоватом свечении отчетливо был виден город с высоты птичьего полета. Позиционная настройка стояла на трехстах метрах вверх. А потом… Потом из блока генератора повалил дым, причем достаточно едкий. Спасло положение только быстрое отключение установки и проветривание прилично задымленной комнаты.

Отметили первый успех половиной завалявшейся в морозилке бутылки водки – Виктор, в общем-то, был малопьющим, а Кононов-старший всегда строго знал свою хоть и немаленькую, но дозу. Гришке же налили чисто символически. Отметили и сели разбираться с причинами перегрева генератора. Восстановлению он, увы, не подлежал.

– Капэдэ, – вынес в конце концов свой вердикт Гольдштейн, – слишком низкий, просто мизерный капэдэ генератора пробоя. Почти половина энергии уходит на создание этого голубого свечения. Не должно его быть. А еще пятьдесят процентов или около того – на потери при стабилизации.