Лесной фронт. Дилогия (СИ) - Замковой Алексей Владимирович - Страница 41

* * *

Первый немец показался минут через пять. Он осторожно вышел из кустов, которые отделяло от нашей позиции метров пятьдесят заросшей травой грязи, и присел, внимательно осматриваясь. Тут же, откуда-то сбоку, щелкнуло несколько выстрелов, бросивших немца обратно, и заросли отозвались хаотичным залпом. С нашей стороны тоже загрохотало. Загудел где-то, с нашей стороны, ДП, застрекотал, поддерживая его, немецкий МГ. Вскоре им ответили, с другой стороны, еще два пулемета. Воздух наполнился воющим железом и клубами порохового дыма. О каком-то организованном ведении огня не было и речи. Партизаны палили на вспышки и просто, наудачу, по зарослям. Над моей головой провыли две пули, и я инстинктивно вжался в землю. С другой стороны в бревно глухо ударила пуля. Я посмотрел на Лешку – он сосредоточенно куда-то целился. Выстрелил, передернул затвор, снова выстрелил и тоже нырнул за бревно. В наше укрытие ударили еще несколько пуль. Просвистела над головами пулеметная очередь.

В голове крутилась только нецензурщина, основным смыслом которой было то, что в этом филиале ада я явно лишний. Лешка как-то странно глянул на меня и снова выглянул из-за бревна. Этот взгляд будто что-то перевернул во мне. Дело даже не в том, что не хотелось прослыть трусом. Не хотелось, конечно, но я всегда соглашался с пословицей, что живая собака лучше дохлого льва. Но сейчас мне пришла в голову другая мысль – а чем я лучше? Или хуже? Чем хуже я Лешки, других бойцов, которые сейчас отстреливались от врага? Чем хуже тех, чьи останки я поднимал в далеком и, казалось, нереальном будущем? Кто эти все люди? Это ведь не спецназовцы, которых годами натаскивали в тренировочных лагерях. Не прошедшие годы и десятилетия войн ветераны. Не роботы, в конце концов! Это же обычные люди! Вот хотя бы Лешка – вроде бы он говорил, что до войны был простым колхозником. А вон, в заполненной водой ячейке, выглядывает из-за хиленького бруствера из грязи и дерна щуплый парнишка лет восемнадцати, который вряд ли отслужил уже свой первый год в армии. Трактористы, спешно пересаженные в танки и горевшие в своих машинах, летчики, не сейчас, но позже взлетавшие в небо после ускоренных курсов «взлет-посадка» и не отступавшие перед сбившими не один десяток самолетов асами люфтваффе, студенты, учителя, врачи, писатели, художники… Они воюют всего лишь на каких-то пару месяцев дольше меня, но не забиваются ведь в щель поглубже, лишь бы спрятаться от свистящей и воющей вокруг смерти. Да, им страшно. Но они продолжают стрелять. Обычные люди, которых война заставила бросить привычные мирные занятия и взять в руки оружие. Даже Оля хочет бить врага. А я что – здоровый мужик, который скоро разменяет тридцатник, буду прятаться за спинами мальчишек, которых призвали в армию только в этом году? Нет, мне все же стыдно прослыть трусом. Но не перед ними. Стыдно в первую очередь перед собой! Так что хрен вам, господа немцы, и тебе, товарищ Алексей «Найденов». Выбирайся-ка ты из своей норы и берись за дело!

Стиснув зубы, я передернул затвор карабина и выглянул из-за бревна. Оказывается, немцы попытались с ходу наступать цепью, но попали под концентрированный огонь наших бойцов, откатывались назад. На земле лежал десяток убитых и раненых солдат противника, а остальные, пятясь и отстреливаясь, пытались укрыться за деревьями и кустами. Из зарослей, бодро стрекоча, сверкал вспышками пулемет. Я направил карабин на ближайшего немца и, не целясь, нажал на спусковой крючок. Враг дернулся и упал. Над головой взвизгнули сразу три пули. Я нырнул обратно, тут же передернул затвор и, снова выглянув, выстрелил. Снова спрятался. Со стороны немцев раздался странный квакающий звук, потом еще раз. Сверху что-то протяжно завыло. Миномет! Песец, только и успел подумать я, как сзади гулко ухнуло. Сверху дождем посыпалась поднятая взрывом грязь и мелкий мусор. Взвизгнул, пролетая мимо, осколок. Снова ухнуло. Когда немного стих звон в ушах, с нашей стороны, судя по выстрелам, было уже на один пулемет меньше. Кто-то истошно орал. Ну да, в чьих-то мемуарах я читал, что редкий пулеметчик на этой войне жил дольше пары боев. Немцы сразу, как выявляли позицию пулемета, концентрировали на ней огонь всего, что у них было. Хуже приходилось только расчетам противотанковых орудий.

С вступлением в бой миномета ситуация резко изменилась. Если в начале боя мы могли просто отстреливаться из укрытий, то теперь нас прочно прижали к земле, не давая даже нос высунуть. С той стороны работали два миномета, с максимальной скоростью засыпая нас «летучками». А чтобы не дать даже шанса поднять голову, воздух над нами прочесывали длинными очередями три пулемета. И это не считая винтовочных выстрелов и пары автоматов. Лешка лежал рядом на спине и витиевато ругался. Я тоже ругался, удивляя окружающих непонятными упоминаниями полярной лисички. Время от времени с нашей стороны все же раздавались выстрелы – особо смелые бойцы осмеливались на секунду выглядывать и, не целясь, посылать пули в сторону противника. Вот стих пулемет. Мины стали ложиться гораздо дальше в глубь нашей обороны.

— Похоже, наступают, — прошипел Лешка и приподнял голову над бревном.

Я последовал его примеру. Немцы быстро бежали к нашим позициям.

— Гранату! — заорал Лешка, подхватывая одну из моих.

В спешке, чуть не выронив «колотушку», я сорвал предохранительный колпачок с деревянной рукоятки, дернул шнур терки и запустил гранату навстречу немцам. Снова с нашей стороны затрещали выстрелы.

Немецкая цепь, основательно прореженная нашими гранатами и пулями, залегла. Снова заработали вражеские пулеметы.

— Передай дальше, — вдруг донеслось слева, — отходить через две минуты!

Я передал приказ Лешке, тот проорал его находящемуся справа от нас. Затвор моего карабина впустую щелкнул. Пока я перезаряжался, Лешка выпустил по врагу еще две пули и тоже принялся перезаряжать свой карабин.

— Как думаешь, выберемся? — вдруг спросил я. — Прижали нас конкретно…

— Выберемся, — уверенно кивнул Митрофанчик. — И не из такого выбирались.

Сверху снова завыло. Грохнуло один раз, потом второй – ближе. Я заорал и попытался вскочить – спину обожгло будто огнем. Навалившись всем весом, Лешка прижал меня к земле.

— Лежи, так тебя и эдак!

По спине заструилось что-то теплое. Я немного пришел в себя.

— Что там? — каким-то слишком спокойным, чужим голосом спросил я.

Лешка откатился в сторону и, вызвав новый разряд боли, аккуратно ощупал мою спину.

— Ерунда, — вынес он вердикт, — осколком вскользь прочесало.

— Вот уроды! — простонал я. — Суки!

Бойцы вокруг стали потихоньку отползать назад.

— Давай. Ползком за деревьями, — подтолкнул меня Митрофанчик и, развернувшись, пополз сам.

Я пополз следом, стараясь намечать маршрут между ближайшими деревьями. Спину все еще жгло, но уже не так сильно. Оглянулся назад и заметил, что забыл свой ранец и последнюю гранату. Ну и хрен с ними! Возвращаться некогда. Тем более что немцы, похоже, наш отход уже заметили. Цепь снова поднялась. На подмогу к ней из зарослей появились новые противники. Но тут заработал пулемет и захлопало несколько винтовок – не все, значит, наши отступают. Кто-то остался прикрывать.

— Слышишь, — сказал Лешка, когда я поравнялся с ним, — сзади тоже стреляют.

Я только сейчас разобрал в общей какофонии боя, что в тылу у нас тоже гремела стрельба. Вот теперь точно песец. Со стороны леса нас крепко прижимали к реке. И со стороны реки тоже шел бой. «Если прижмут к реке…» А если еще и со стороны реки прижмут? Красивая такая «крышечка». Страха уже не было. Просто тупая злость. Из серии – сдохну, но загрызу сколько смогу. Только вот подыхать очень не хочется. Я молча принялся из-за дерева выцеливать очередного немца. Промазал. Посмотрел назад – Лешка уже за соседним деревом. Ну нет, одному оставаться не хочется!