Греческий огонь - Малерба Луиджи - Страница 6

Бринга повел разговор таким образом, чтобы по окончании свидания этериарх точно знал, что ему следует делать. Евнух начал с вопросов.

— Есть сведения о скором прибытии в Константинополь стратига Никифора Фоки?

— До меня доходили только слухи, официальных сведений я пока не получал.

— А если допустить, что эти слухи верны, как бы вы встретили победоносного стратига?

Нимий Никет страшился не столько сатанинских токов, которые, как говорили, исходили от евнуха, сколько его коварства. Уже первые вопросы насторожили его, вызвав подозрение, и он сказал себе, что надо быть начеку, чтобы не угодить в ловушку.

— По правде говоря, — ответил он, — в мои обязанности не входит принимать стратегов, возвращающихся на родину. Вы — магистр, а я всего лишь исполнитель приказов.

— Никифор Фока уже на подступах к Константинополю, а вы до сих пор не решили, что будете делать, и даже проявляете полное безразличие к этому событию, говоря, будто бы не ваше дело встречать ветеранов, возвращающихся с полей сражений. В чрезвычайных обстоятельствах вы должны быть готовы принимать самостоятельные решения. Вспомните, что вы командуете солдатами, которые несут охрану Дворца, а следовательно, и всех входящих в него институций снизу доверху, до самого трона, Скажите честно, может быть, вы испытываете чувство солидарности к стратигу Никифору Фоке, как солдат к солдату?

— Впервые я встретился с ним, когда праздновался триумф по случаю взятия Кандии, и с тех пор не поддерживал никаких отношений. Стратиги подчиняются непосредственно императору, а этериарх, будучи начальником дворцовой гвардии, принадлежит к доместикам [18], подчиняется магистру и куропалату. И если добавить к этому, что стратиги большую часть жизни проводят далеко от столицы, а начальник дворцовой гвардии, наоборот, годами не выходит из Дворца, то совершенно очевидно, что встречи между стратигом и этериархом возможны крайне редко.

— А не кажется ли вам, что возвращение Никифора Фоки представляет благоприятную возможность для такой встречи?

— Случай, безусловно, может представиться, но, даже если бы я с ним встретился, я бы не знал, что ему сказать и как себя с ним вести.

— Ваше заявление кажется мне более чем легкомысленным. Ходят слухи, что Никифор Фока хочет добиться триумфа, не получив на то согласия регентши Феофано. А это может означать очень многое, в том числе и то, что он намеревается совершить дворцовый переворот, чтобы усадить свою увенчанную славой задницу туда, где ей быть не надлежит.

Этериарх растерянно молчал, не решаясь взглянуть на магистра. Он поправил на плече плащ, как будто собирался вскочить в седло и умчаться неведомо куда, но, заметив нервно двигавшиеся пальцы евнуха, приготовился отражать новые вопросы.

— Вы так и не сказали мне, как собираетесь поступить в том случае, если Никифор Фока попытается провозгласить себя императором и взять Дворец силой.

— Как вы знаете, в чрезвычайных обстоятельствах я получаю приказы от куропалата, а куропалат получает приказы от вас или от регентши. Поэтому я должен спросить у вас, что мне делать.

— А чего же вы ждете?

— Я исполню ваш приказ, только скажите, что я должен делать.

— Сначала я хочу услышать, как бы вы сами поступили, если бы Никифор вдруг попытался войти во Дворец.

— В том случае, если солдаты провозгласят его императором, ему уже будет трудно помешать, не так ли? Поэтому надо было бы попытаться помешать провозглашению его императором на щите или на площади, так как, если Никифор Фока окажется у ворот Большого Дворца коронованным императором, я буду вынужден его впустить.

— Наконец-то вы сказали что-то разумное. Итак, нужно помешать тому, чтобы армия или народ провозгласили Никифора Фоку императором. А как, по-вашему, этому можно помешать?

— Повторяю, вы должны сказать мне, что следует предпринять, чтобы помешать этому.

— Какими силами вы располагаете, как начальник дворцовой гвардии, и как думаете их использовать?

И вновь Нимий Никет оказался в затруднительном положении, так как ответ на этот вопрос связывал его словом, что не входило в его планы, уже не говоря об осторожности, к которой приучила его жизнь при дворе.

— Моими гвардейцами.

— Невелико войско.

— Так точно.

— Но хорошо обученное и закаленное в сражениях, как мне известно.

— Так точно.

— И готовое исполнить любой ваш приказ.

— Солдаты у меня вспыльчивые, но дисциплинированные.

— Что значит вспыльчивые?

— Иногда между ними случаются ссоры и драки.

— Но будут ли они готовы выполнить любой ваш приказ?

— Что вы имеете в виду?

— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду тот случай, если возникнет необходимость арестовать Никифора Фоку.

— Думаю, что да.

Бринга посмотрел на него с презрением.

— Поскольку уже нет сомнений в том, что Никифора Фоку необходимо будет арестовать прежде, чем он войдет во Дворец как узурпатор, отвечать на этот вопрос следует утвердительно, без колебаний. Так вот, я снова задаю вам этот вопрос: будут ли ваши солдаты готовы выполнить ваш приказ даже в том случае, если это будет приказ об аресте прославленного стратига Никифора Фоки?

Мои солдаты выполнят любой мои приказ. И хочу ми помнить, многоуважаемый Бринга, что до сих пор среди моих людей не было ни одного случая неповиновения прикачу. А если простые солдаты иногда дерутся и ссорятся между собой, давая выход своим низменным и жестоким инстинктам, то это никак не отражается на исполнении ими воинского долга.

Бринга пристально посмотрел на этериарха.

— Куропалат — брат Никифора. Как вы думаете, он сможет приказать вам арестовать собственного брата?

— Такую ситуацию трудно себе представить.

— Почему же вы сами умолчали об этой трудности, вынудив меня напоминать вам о ней?

— Я считал бессмысленным напоминать вам о том, что вы и сами знаете.

— И как же вы собираетесь выйти из этого затруднительного положения, если придется? Положитесь на судьбу, станете взывать к небесам или заткнете уши воском?

— Я уже сказал, что, как и прежде, буду выполнять ваши приказы.

— Вы находитесь в непосредственном подчинении куропалата и прекрасно знаете, что я, как магистр, могу давать вам лишь советы, а не приказы.

— Ваши советы — это приказы не только для меня, но и для всего двора.

— А если куропалат прикажет вам нечто противоположное тому, что я вам посоветую, как вы поступите в этом случае?

— Я выполню ваш совет, а не его приказ.

Евнух впервые вздохнул с облегчением за все время напряженного разговора, в ходе которого подверг испытанию закаченное сердце этериарха. Сцепив пальцы рук, чтобы скрыть волнение, которое до конца ему так и не удалось подавить, он заговорил более спокойным тоном.

— Я могу положиться на ваше слово?

— Это слово солдата. Но скажу вам честно, что смогу сдержать его лишь в том случае, если Никифор Фока не предстанет перед входом во Дворец как император.

Нимий Никет был горд тем, что ему удалось с честью выдержать словесный поединок с грозным евнухом, которого при византийском дворе боялись больше всех. Бринга был известен не только своей жестокостью и коварством, о нем ходили самые странные слухи. Так, многие видели, будто в окно его комнаты билась какая-то зловещая черная птица, и утверждали, что это душа Бринги, которая покинула его тело и теперь не может найти покоя, пытаясь вернуться обратно в свою прежнюю мрачную обитель. Кто-то из очевидцев утверждал, будто при появлении черной птицы слышал пронзительный визг, словно стеклом царапают по стеклу, — звук, который вызывал мурашки и навсегда запечатлевался в памяти тех, кто его слышал. Другие говорили, что птица испускала предсмертные крики, которые долго еще звучали в ушах невольных слушателей. Многим, чтобы освободиться от этого наваждения, даже пришлось обращаться за помощью к сердобольным монахам. Рассказывали еще, будто под роскошными одеждами магистра скрывался сам Сатана, будто могущественный Князь Тьмы избрал эту невзрачную фигуру, чтобы обосноваться при византийском дворе. В доказательство приводили тот факт, что Бринга ревностно следил за тем, чтобы к нему не подходили со спины, не прикасались сзади, потому что он будто бы прятал под одеждой омерзительный бесовский хвост с раздвоенным кончиком. Придворному врачу, который лечил его от кожной экземы и видел обнаженным, выкололи глаза и отрезали язык, едва он успел прописать какую-то специальную мазь, изготовлявшуюся из цинка и плесени.