Секреты гоблинов (ЛП) - Александер Уильям - Страница 19

Он снова ощупал свои уши, чтобы проверить, не заострились ли они.

— А как вообще произошло изменение? — спросил он, надеясь на подробности. Он хотел понять, меняется ли он. Ему нужно было знать, хорошо это или плохо. — Это было как-то связано, скажем, с зачарованной едой?

Клок потряс головой:

— Не помню. Слишком давно это было. Прости.

Солнце зашло. Небо стало темным и тусклым. Край оврага теперь действительно приблизился, и вид был таким же широким и красивым, как с моста Скрипачей.

Что-то шевельнулось около головы Роуни, и он услышал голубей. Он почувствовал кончики маховых перьев на своем лице, когда голубь нырнул между ним и Клоком.

Он описал круг и снова нырнул. Клок отмахнулся от него своей удочкой. Тот закричал на него. Множество птиц закричало в ответ, и воздух наполнился яростной, вопящей мешаниной крыльев и острых когтей. «По крайней мере, они не горят», — подумал Роуни, подныривая под очередного голубя. Он попытался открыть люк, чтобы спастись внутри.

Внезапно три птицы полетели в лицо Клоку и сбили его с фургона. Он упал вниз и дальше вниз.

Роуни подполз к краю. Он увидел всплеск далеко внизу. И больше ничего.

Картина VIII

Нонни стояла на краю оврага и размахивала пращой. Она стреляла в нападающих птиц, пока, наконец, больше не осталось птиц, в которых можно было выстрелить. Потом лебедка завершила свою работу, и фургон был наконец втянут на землю.

Когда они отвязали фургон, Нонни перекинула ногу через висящую веревку и направилась обратно к реке, готовая слезть с оврага.

— Найди его, — сказала Семела. — Возьми плот, который мы бросили. Встретимся дома, ладно?

Нонни кивнула, вцепилась в веревку и поехала вниз.

— С ним все будет в порядке, правда? — спросил Роуни.

— Клок не умеет плавать, — сказала Эсса. Больше она ничего не сказала.

Роуни вспомнил падение Клока. Роуни смотрел, как он падал, и смотрел потом, и ему казалось, что он тоже падает.

В молчании труппа собрала заводного мула и двинулась вдоль берега к городу. Роуни снова надел шляпу и перчатки, чтобы скрыть свое неизмененное тело.

Далеко они не продвинулись.

На перекрестке, в длинной тени поместья и нескольких лачуг упавшее дерево перекрывало дорогу в Зомбей. Около дерева дети играли в считалочки, распевая: «Тэмлин, медник, нищий, вор!» в один голос, и тот, кого назвали вором, должен был гоняться за назвавшим по кругу, пока круг не замкнется.

Роуни знал эту игру. Он играл в нее раньше. Он бегал по кругу, а болвашки пели: «Проклинатель, заклинатель, измененный, вор! Маска, лиса, часы, вор!»

Дети перестали петь и уставились на фургон.

Роуни сидел на козлах между Томасом и Эссой. Он выглянул из-под собственной маленькой шляпы и всмотрелся в лица детей, чтобы убедиться, что среди них нет болвашек. Их не было. И не могло быть, на таком-то расстоянии от города.

— Обогнуть не получится? — сказал Томас.

— Нет, сказал Томас. — Обогнуть не получится. Другая дорога в обе стороны никуда толком не ведет.

Старый гоблин слез с козел и зло помахал тростью в сторону упавшего дерева:

— Почему никто в целой деревне не убрал это препятствие? Почему никто этого не делает? Оставлять это до утра — неуважение к путешественникам.

Старший и самый высокий из детей выступил вперед:

— Это город, — сказал он. — Это не деревня. — Он сказал это гордо и презрительно.

— О-ё, — прошептала Эсса.

— Как тебя зовут, мальчик? — спросил Томас, крепко воткнув трость в землю и подавшись вперед.

— Янсен, — сказал мальчик. Он говорил так, как будто Томас должен узнать его имя, как будто все и вся должны знать, кто он такой.

— Это не город, юный Янсен, — сказал Томас. — Это перекресток с солидным домом поблизости, и я еще польстил этому месту, назвав его деревней. И вам, кстати, ни к чему петь и скакать на перекрестке. Вы можете потревожить могилы бесчисленных бродяг, похороненных здесь, чтобы они никогда не нашли дорогу домой, чтобы бродить там призраками. Не очень-то мудро демонстрировать неуважение к мертвым и к путешественникам, которым предстоит дальняя дорога. Пожалуйста, позовите кого-нибудь, чтобы он помог нам оттащить дерево.

Янсен скрестил руки на груди и не двинулся. Остальные дети собрались позади него.

— Какое нам дело до могил на перекрестках, если в них лежат одни преступники? — спросил он. — Какое нам дело до путешественников, если это всего лишь гоблины?

— Мне это не нравится, — прошептала Эсса. — Роуни, приготовься что-нибудь предпринять. Не знаю, что, но что-нибудь. Можешь схватить Томаса и зашвырнуть его в фургон, и мы очень быстро покатим в любом направлении.

Томас выпрямился в полный рост. Кончик его шляпы почти доставал до плеча мальчика:

— Ну-ну, буди мертвых под своими ногами, если тебе это по нраву, но больше не спорь со мной. Я и мои спутники очень устали и горюем.

Янсен подошел к фургону и постучал рукой по стенке:

— Здесь нарисованы маски, — сказал он. — Значит, вы актеры. Гоблины-актеры. Сыграйте нам.

Младшие дети повторили:

— Сыграйте, сыграйте!

— Нет, — сказал Томас. — Мы устали и нам нужно далеко ехать.

Мальчик швырнул на землю монету. Она была большой и, похоже, серебряной.

Томас наступил на монету, но не поднял ее.

— Ты сын купца? — спросил он. — Нет. Вряд ли. Никто из семьи купца не будет так беспечно разбрасываться деньгами.

— Моя семья владеет одной из самых крупных угольных лавок города, — сказал Янсен. Он сказал это с вызовом, ожидая, чтобы кто-то сказал ему, что производство угля — грязное дело.

— А, — сказал Томас. — Покупатель и продавец сердец. Тот, кто верит, что любое сердце покупается и продается. Что ж, угольный мальчик, мы играем за монеты и почти за все монеты, но не за твои. — Он поддел монету кончиком трости и отшвырнул прочь. Она подкатилась обратно к Янсену. Мальчик сгреб ее с земли, красный и злой. Он сильно бросил ее и сшиб шляпу с головы Томаса.

— Это плохо, — сказала Эсса. — Это очень плохо. — Она покрепче взяла поводья. — Может быть, Горацио перепрыгнет это дерево? Раньше он никогда не прыгал, но можно попробовать.

Роуни слез с другой стороны фургона, где его никто не видел. Он сбросил шляпу и перчатки и со спины приблизился к толпе детей. Их внимание было в другом месте. Никто не увидел его в тусклом свете. Никто не заметил, что Роуни стоит за ними, практически среди них. Никто не заметил, что он незнаком им.

Между тем Томас поднял свою огромную шляпу, тщательно ее отряхнул и надел на голову. Потом он вынул из трости тонкий меч и направил его так, что кончик лезвия почти касался кончика носа Янсена.

— Я получу от тебя извинения, — сказал Томас. Его голос был спокойным, тихим и холодным.

Янсен смотрел на него, явно боясь, явно не желая отступать. Старый гоблин крепко держал меч.

Все хотели видеть, что произойдет дальше.

Тут со стуком и щелчком открылся люк в стене вагона. Масляные лампы ярко зажглись вокруг него. Один из музыкальных ящиков заиграл веселую музыку.

Искусно сделанная деревянная кукла в одежде джентльмена высунулась в открытый люк.

— Добро пожаловать! — сказала кукла почти что голосом Семелы. — Добро пожаловать, все и каждый! Вечер развлечений начинается.

Кучка детей подалась вперед, чтобы собраться вокруг сцены.

Томас спрятал меч и со стоном отступил:

— Отсоедини мула, Эсса, — сказал он. — Помоги мне привязать его к дереву. Железному чудищу лучше бы быть достаточно сильным, чтобы его отодвинуть.

Янсен ухмыльнулся. Он потребовал у них представления и он добился своего.

Роуни искал взглядом серебряную монету. Он не мог не искать ее. Он никогда раньше не видел серебряных монет. Он не нашел ее, должно быть, ее подобрал кто-то из младших детей. Роуни сделся и пробрался через толпу и встал за спиной Янсена. Старший мальчик мог все еще хотеть начать драку, а, если он будет драться, остальные будут драться с ним.