Километры саванов - Мале Лео - Страница 11

– Не следовало бы вам дурить мне голову. Вы должны бы вести честную игру. Вы мне заплатили. В принципе, чтобы я уберег вас от Морено. Морено мертв. Имеется анонимное письмо Может быть, его и нет. Думаю, вы хотели, чтобы я запугал вашего брата одним своим присутствием. Наверное, вы приняли меня за гангстера или огородное пугало. Произошло недоразумение. Но кое-что о вашем братце я все-таки раскопал. Вы мне заплатили, и я вам скажу, что именно"

С вспыхнувшим интересом она наклонилась.

– Расскажите.

– Но прежде хочу у вас узнать: у него есть враги? Я не имею в виду Морено. Нам больше не следует говорить о Морено. Он не в счет.

– Враги? – воскликнула она. – У кого их нет? И у него, больше чем у любого другого...

Ее глаза заполыхали.

– Я говорю и о вас, – сказал я.

Она прикусила нижнюю губу. Помада слегка окрасила ей зубы.

– А так же и о том господине... Как вы его зовете? Глухой.

– Жерар Бонфис.

– Да. Кто он такой на самом деле?

– Я вам уже рассказывала. Они познакомились в том лагере. Бонфис спас Рене жизнь. Есть такие люди.

– Какие такие? Профессиональные спасители?

– Спасители и спасающие.

– Значит, он не враг? Друг... который сделал неплохое капиталовложение в тот день, когда спас жизнь вашему брату.

– Может быть.

– Вернемся, однако, к его врагам. Только они меня и интересуют.

– Он всегда был страшно крут. В делах и в личной жизни. Постоянно занят борьбой против кого-нибудь и невыносимый для всех. Он разошелся со своей женой, хотя они созданы друг для друга. Но собственная мания величия оказалась сильнее. Ему недостаточно нашей из поколения в поколение передающейся торговли тканями. По его мнению, это слишком отдает... гм... базаром. Он организовал транспортное предприятие и открыл прядильную фабрику...

– Вертикальный трест?

– Кажется, на их языке это так и называется. Сейчас у него новый конек. Он вынашивает политические замыслы. Он ведет переговоры о приобретении испытывающей трудности газеты "Меридьен". Эта газета каждое утро доносила бы суждения господина Рене Левиберга по тому или иному вопросу международной или внутренней политики до миллиона читателей. Меньшее количество его бы не интересовало. В конечном счете он страдает комплексом неполноценности и пытается разными способами с ним бороться. Предполагаю, что это у него после концлагеря...

Странная улыбка заиграла на ее полных губах. Она словно бы погрузилась в мрачные мечты.

– ...С покупкой газеты все обстоит не так-то просто. Конкурирующая группировка во главе с Роше из "Фосфатов" пытается вытянуть у него ковер из-под ног и обскакать. Это все, что я знаю. Вам теперь стало виднее, что делать?

– Не думаю. Может быть, это совпадает с тем, что я узнал. А может, и нет.

– Что же вы узнали?

– Что вашего брата шантажируют или пытаются шантажировать.

Она ухватилась за мои слова, как собака за кость.

– Великолепно! – воскликнула она дрожащим голосом.

– Да. Разве не потому вы ломали передо мной комедию, что подозревали подобную историю и хотели разузнать о ней побольше?

Она сухо отрезала:

– Никакой комедии я перед вами не ломала. И не занимайтесь догадками, что я подозревала или не подозревала. Выкладывайте. Я за это вам заплатила.

Ее тон мне не понравился.

– Выкладывать нечего. Я еще слишком мало знаю. И больше уж ничего не узнаю... Бросаю это дело.

– Бросаете?

На половине ее лица, не закрытой тяжелой массой вороных волос, отразились недоверие и удивление.

– Бросаю это дело, – повторил я.

– Но почему? – выкрикнула она. – Ведь я же вам заплатила...

– Не в деньгах дело. Да я и готов их вернуть. Она успокоилась и шаловливо, своим волнующим, с легким налетом распутства голосом спросила:

– Послушайте, вы же не будете таким злюкой со своей маленькой Алисой?

– Алисой? Ах да...

Ну, конечно, Алиса! Да, некогда существовала нежная крошка Алиса. Страстная возлюбленная моего кореша Морено. Морено умер, Алиса тоже. Трудно было различить, кто из двоих мертвее: тот, кого скосили франкистские пули, или та, что теперь звалась Эстер.

– Не валяйте дурака, Нестор Бурма. Если хотите, бросайте, но деньги оставьте себе. Вы их заслужили уже тем, что сообщили мне. Но мне жаль, что вы не хотите продолжить расследование. Я хотела бы знать подробности. Ну, да что поделаешь...

– Несомненно, чтобы помочь брату пережить потрясение? – поиронизировал я.

Она поднялась и с удивительной для своего расплывшегося тела ловкостью пересекла комнату среди коллекционной обстановки.

– Глупец!.. Чтобы не спеша, в свое удовольствие, насладиться его переживаниями, – цинично заявила она.

Нежная Алиса давно умерла. "Алисы нет", предупредила она меня. "Есть Эстер". Оставалась только Эстер. Фурия. Угадывавшиеся под тяжелой прической шрамы лишь усиливали это впечатление.

И я не удержался:

– Черт возьми! Он не очень симпатичен, но все-таки... Неужели вы до такой степени его ненавидите?

Она застыла и, не отвечая, окинула меня взглядом. Улыбнулась. Двусмысленной улыбкой, только что мелькнувшей на ее лице при упоминании о концлагере. И словно сорвала какой-то замок (да, вот подходящее слово):

– Там тысячи отдали Богу душу. Какое разочарование, что он вернулся цел и невредим! Как вы говорите: есть спасители, люди такого рода. Вы же... Боже мой!

Тут меня кольнула одна мысль. Мысль чудовищная. Но вот уже пятнадцать лет, как чудовищное стало частью нашей повседневности. Я не смог совладать с собой и прямо спросил:

– В Сену, привязанная к нему как ядро... Вы случайно не посодействовали аресту вашей семьи?

Она повернулась ко мне лицом и с вызовом, дрожащим голосом, похорошев от возбуждения, зло выкрикнула:

– Ну и что, если так? Они разрушили мою любовь. Они изощрялись, чтобы разлучить меня с человеком, которого я любила. Они убили ребенка, которого я от него носила. Они прокляли меня. Только справедливо, что в свою очередь и они будут прокляты... Вас удовлетворит такой ответ?

– Вполне. Ваш брат в курсе?

– Нет. Иной раз, правда, я еле удерживалась. Но сама не знаю, почему, я никогда... Не подумайте, что из-за угрызений совести.

– Ничего не думаю, – устало произнес я, – кроме одного: именно это ему и хотят продать.

– Что именно?

– Доказательства вашего доноса. Должны существовать документы...

Она пожала плечами:

– Зачем продавать ему, а не мне? Логично рассуждая, если такие документы существуют, то должны бы шантажировать меня.

– У шантажистов, несомненно, есть свои причины поступать таким образом. В любом случае, когда ваш брат окажется в курсе дела, ваша жизнь станет невеселой.

– Она никогда такой и не была.

Я встал:

– Мне надо его повидать.

– Кого? Рене?

– Да.

– Зачем?

– Не для того, чтобы все ему выложить, успокойтесь. Напротив. Чтобы ограничить ущерб. Хочу, чтобы он поручил мне это дело. Не знаю, понимаете ли вы меня?

– Может быть. Так вы не бросаете расследования?

– Нет.

– Ну что же, идите к нему. В любом случае ваш визит будет ему неприятен. Хотя бы это!

– Вам бы надо купить револьвер.

– Зачем?

– Чтобы его убить. Вы так его ненавидите! Все бы разрешилось одним махом. Вы всех бы выручили.

Она усмехнулась:

– Поэтому-то я его и не убью. Мертвые не страдают. Но когда я представляю его в этом лагере, думаю о том, что он там пережил, я пьянею! А затем эти повседневные унижения... Ах, так Морено был недостоин Левибергов! Он был человеком не нашего круга, не нашей крови!.. Знаете ли вы, как меня зовут в семье! Истер. Мадемуазель Истер. Лишь грузовики его транспортного предприятия еще не переехали через меня. Как вам это нравится, а? Я... Ее голос надломился, Она сдержала рыдания, глаза ее наполнились слезами.

– Мне жаль вас, – сказал я.

Страшным усилием она справилась со своим волнением: