Такова жизнь - Мальц Альберт - Страница 8

Шериф яростно сплюнул на дорогу. Потом захохотал: – А корова-то! Ха-ха-ха! Корова! Ха-ха-ха' Он у нас художник, мистер Таун! Знаменитый художник! Стоит на веранде и малюет коровью задницу… «Ну, как, мистер Токхью, одобряете?» – А Я Говорю: «Замечательно, мистер Смоллвуд, совсем как живая…» – Шериф залился злобным, пьяным смехом. – А какая там корова! Это не корова, а настоящий трамвай! Поставь ее на четыре колеса, так и покатит по веранде!

Гаррисон Таун без особенного удовольствия вторил хохоту шерифа. Его стесняло присутствие Бичера. Бичер может передать все это Смоллвуду. Он подмигнул Токхью и ткнул большим пальцем в сторону негра, но шериф презрительно отмахнулся и хлебнул виски. Голова его уже еле держалась на плечах. «Чорт его подери! – размышлял Таун. – Напьется, старый хрыч! Первый раз вижу, чтобы он хватил сразу такую порцию».

«Смоллвуды! – рявкнул вдруг Токхью. – Голубая кровь! Мы – южане! Мы – аристократы. В наших жилах течет благородная кровь!…» И негритянская кровь, – злобно добавил он.

Таун хихикал.

– «Мы грязной работой не желаем заниматься! – продолжал Токхью. – Нет, нет! Руки у нас чистые. Мы любим французские духи. Мы даже не подтираемся сами. Нет! Пусть это за нас делают другие – мы им платим».

– Эй! – Таун показал пальцем на Бичера. – Потише ты! – прошептал он.

– Э-э! Он болтать не будет! – Токхью с нежностью пьяного ткнул Бичера в спину. – Он не будет болтать! Ты Смоллвуда так же, как и я, любишь? А? Черномазый! Ну, конечно! – Шериф ударил негра кулаком по спине. – Ну, конечно! – повторил он.

Бичер, лежавший ничком, уткнувшись лицом в руки, почти не ощутил удара – точно бабочка коснулась его лица ночью. Он не вслушивался в разговор белых. Он лежал в забытье, и горячее солнце ласкало его тело. Оно впитывало солнечные лучи, словно стараясь заполнить пустоту, оставшуюся внутри. Его мысли вернулись к тому полуденному часу в полях, когда мать приходила к нему с миской гороха и маисовой лепешкой, и он отрывался на минуту от работы, чтобы закусить, и чувствовал в неподвижном воздухе еле заметное дуновение ветерка. Разговор белых доносился до его ушей, точно легкое жужжание, он напрягал слух, стараясь расслышать сквозь их болтовню звуки гимна, то замиравшие вдали, то громкие, волнующие. Они приносили с собой уют, точно это было тепло очага, согревавшего по зимам их каморку, или тепло материнской ласки в тог день, когда его лягнул мул и он лежал в постели, а мать прижимала его к своей мягкой груди.

Потом Бичер почувствовал чью-то руку у себя на плече и услышал голос шерифа: – Ну-ка, повернись, парень, дай на себя взглянуть.

Бичер повернул лицо к белым.

Токхью разглядывал его красными, налитыми кровью глазами. – Гм! А ты недурен, негр, – сказал он. – Только вот зачем у тебя глаза такие смышленые?

Бичер молчал.

Лицо у Токхью стало хитрое. Он наклонился к Бичеру. – Слушай, Джордж, – таинственно заговорил он. – Смоллвуд велел мне посадить тебя в тюрьму и избить до полусмерти. Но я этого не сделаю. Я – твой друг… Ты слышишь?

Гимн, звучавший в ушах Бичера, затих. Снова – машина, белые понятые, девятифунтовый молот, тюрьма и хлыст. Он услышал, как шериф повторил: – Я твой друг, Джордж. – И неведомый, далекий голос, доносившийся откуда-то из глубины его существа, заговорил опять: «Нет, он не друг, белый шериф не друг!» Бичер поднял голову. – Да, босс, – с привычной покорностью сказал он, – спасибо вам, босс.

– Вот плохо только, что глаза у тебя смышленые, – сказал шериф. – Плохо, когда у негра смышленые глаза.

– Слушай, Сэм, двинемся, что ли? – спросил Таун. – Ведь жарко.

Токхью многозначительно погрозил Бичеру костлявым пальцем. – Нехорошие у тебя глаза, парень.

– Нет, босс, – робко сказал Бичер.

– А я говорю – нехорошие. – Голос у него был строгий. – Ты со мной не спорь, Джордж.

– Слушай, Сэм, – сказал Таун, – жарища, просто сил нет. Поедем, сделай такую милость.

– Джордж, – сказал Токхью, – зачем ты ударил белого?

Бичро молчал.

– Ну! – Токхью толкнул его ногой. – Отвечай, когда тебя спрашивают.

Бичер медленно приподнялся. – Вы знаете зачем, босс.

– Вот оно что! – Токхью злобно оглядел Бичера. – Ах ты, дрянь эдакая… У Смоллвуда все негры дерзкие. Да, сэр! Его негров сразу отличишь.

Гаррисон Таун застегнул пояс и наклонился к Бичеру.

– Зачем ударил Эда Бэйли? Это твоя девчонка была?

– Она ничья не была, – угрюмо ответил Бичер. – Она маленькая.

– Ну, и что же, – расхохотался Токхью. – Ты любишь податливых. А Бэйли таких не любит. Да, сэр, податливые ему не по вкусу.

Таун захихикал.

Бичер лег и отвернулся от белых. Токхью перестал смеяться. Он не спеша протянул руку, схватил Бичера за подтяжки и приподнял его, заставив сесть.

Негр и белый посмотрели друг другу в лицо,

– Бичер, – мягко проговорил Токхью, – ты мне не нравишься. Ты – негр Смоллвуда. У тебя смышленые глаза. Я вижу, придется мне тебя поучить немножко. Ты, Бичер, у меня будешь ползать на четвереньках.

Бичер снова услышал горячий внятный голос; непокорная волна вздымалась, сдавливала ему горло. – Мне надоело ползать, босс, – сказал он. – Больше я ни перед кем не буду ползать.

Токхью уставился на негра. Его маленькие, похожие на кремешки глазки засверкали. – Бичер, – мягко сказал он, – ты скоро узнаешь, в каком мире мы живем. Ты узнаешь, какая она жизнь на самом-то деле. Все ползают, Бичер. Я ползаю перед мистером Смоллвудом, понятой Таун ползает передо мной, а негры ползают перед белыми. Вот оно как бывает!

Юноша провел языком по губам. – Я больше не стану ползать, – сказал он. – Хватит с меня!

– Мистер Таун, – мягко проговорил Токхью, не сводя глаз с лица Бичера, – садитесь за руль – поедем.

Таун перелез через спинку сиденья и дал газ. Шериф медленно разжал руку и отпустил Бичера. Юноша лег. Токхью глотнул виски и закупорил бутылку. Он все еще смотрел на Бичера налитыми кровью, сверкающими глазами.

Бичер лежал, опустив голову на руки. Он не глядел на шерифа. Машина рывком тронулась с места. Пение доносилось все слабее, слабее и, наконец совсем смолкло. «Все равно, – нашептывал неведомый голос, – Все равно, все равно».

Шериф Токхью откинулся на спинку сиденья. Голова у него шла кругом от выпитого виски. Он знал, что хватил лишнего, но чувствовал себя неплохо. Он чувствовал себя замечательно. У него было приятное ощущение полноты, свободы и силы, точно где-то внутри в нем мчалась бурная река. Хорошо бы повидать сейчас Смоллвуда. Положить бы Смоллвуду руку на загривок и сдавить шею – так, самую малость. Запустить бы пальцы поглубже. Фу, чорт, – замечательно! И ту бабенку тоже недурно бы повидать. Полная, покачивает бедрами – хороша! На этот раз она его запомнит. Не поторопится забывать. Положить бы ей руку на грудь – пусть визжит. Пусть! На этот раз будет его помнить. Токхью вцепился в борт машины. Ему нужен послушный негр? Он, Смоллвуд, хозяин? И ему нужен послушный негр? Ладно! Негр будет ползать на четвереньках. Токхью берет это на себя. Он будет лизать пол под ногами белых. Дрянь эдакая! Упрямый, как мул! Забрал себе в голову бог знает что! Говоришь, хватит с тебя? Вот это мне нравится! У Смоллвуда все негры такие. Ладно, он Бичера выутюжит. И при этом даже не коснется его. Пальцем не тронет, Токхью вдруг расхохотался. Он хлопнул рукой по обивке сиденья. Рот у него был широко открыт, тонкие губы поползли в сторону, обнажая длинные, лошадиные зубы.

– Гаррисон! – крикнул Токхью. – Гаррисон! Чтоб тебя чорт побрал! Подъедем к Шэйни, остановись там: я прихвачу бутылочку.

– Слушай, ведь у тебя еще осталось? – ответил Таун. – Потерпи до дому.

Токхью захохотал. – Остановись у Шэйни, Гаррисон, остановись, чорт тебя подери! – сказал он.

– Ладно. – Понятой покорился и втихомолку ругнул шерифа.

Токхью сидел развалившись. Он смотрел на неподвижное тело негра, и глаза его искрились от удовольствия. Он чувствовал себя великолепно. Так бы и вскочил да заорал бы во всю глотку! Поглядеть бы сейчас на Смоллвуда.