А Караджан с махрамами своими приблизился уже к самому подножью Мурад-Тюбе. Смотрит он, видит — на вершине холма кто-то облокотившись лежит, как Юсуф — красивый,[18] как Рустам — могучий, а около него конь чубарый похаживает, сухой вершинной травой питается. Подумал Караджан: «Человек этот не из наших краев: если бы у нас такие джигиты были, было бы у нас тогда всем царствам царство. Да и не встречался он мне никогда раньше. Не тот ли это самый достойный джигит Алпамыш, из Конграта едущий, которого мне во сне показали его родственники и предки-покровители и с которым они сдружили меня во сне?..»

Подумав это, обращается Караджан к Алпамышу с таким словом:

— Под тобой на сто ладов играет конь.

Грозно величав, ты для врагов — огонь.

Добрый путь! Куда ты едешь, байбача?

Птицей, прилетевшей из далеких стран,

Конь твой запыхался, грозный пахлаван!

Гнев твой леденит, как северный буран.

Сам орлом могучим прилетел сюда

Из какого ты орлиного гнезда?

Путь, батыр, откуда держишь и куда?

Видно, ты тоской-печалью обуян.

Думаю — в хурджуне у тебя коран.

Ты откуда сам, красавец-пахлаван?

Любит смелый кобчик сесть на косогор.

Ростом ты — Рустам, и если вступишь в спор,

Силачам любым ты дашь в бою отпор.

Шаху пред тобой быть пешим — не позор.

Путь куда, скажи, ты держишь, бекбача?

Ясной красотой подобен ты луне,

Две твоих брови — два лука на войне.

Соколиная твоя видна мне стать.

То, что ты богат и знатен, видно мне

По тому, как важно едешь на коне.

Из каких ты мест, красавец-байбача?

Из какого ты алмаза сотворен?

Неужели был ты женщиной рожден?

Ныне ты в гнездо какое устремлен?

Если ты рожден был от людей земных,

То желаний нет несбыточных для них.

За какую святость ты им богом дан?

Ястребинопалый, из каких ты стран?

Храбреца такого вижу в первый раз.

Ты скажи мне, где родился, где возрос?

Сам же я — калмык, мне имя — Караджан.

Вижу, как чиста печаль твоя-тоска,

Цель твоя-мечта, я вижу, высока.

Ты скажи, куда ты едешь, бекбача?

Алпамыш, обратясь к Караджану, так ему ответил:

— Знай, я был главой народу своему,

Золотой джигой я украшал чалму.

Летом скот водил на берегах Аму.

Знай: тюря Конграта говорит с тобой!

С коккамышских вод я как-то упустил

Утицу одну — и крепко загрустил.

Сокол я, что ищет утицу свою…[19]

Изумрудами оправлен мой кушак,

Кованый булат — могучий мой кулак,

Пестунец Конграта, я батыр-смельчак.

Те, к кому стремят меня мои крыла,—

Знай, что их коням нет счета и числа.

Знай: на Алатаге некогда была

Скакунами их покрыта вся яйла.

Та юрта, что сорок тысяч стад пасла,

Самой неимущей в их краю слыла.

С теми же стадами вдаль давно ушла

Та верблюдица, что страсть мою зажгла.

Нар-самец, ищу верблюдицу свою…

Я, по ней скорбя, тоскою захлебнусь.

Полугодовым путем за ней стремлюсь.

Раньше, чем весна пришла, уже ярюсь,

О луку седла я головою бьюсь.

Разъярен желаньем, грозно я реву,

Пыткой страсти сердце на куски я рву…

Осень наступила — сад веселый пуст, —

Сядет и ворона на розовый куст!

Смерть придет, — игру затеет с кошкой мышь,

Но костей мышиных скоро слышен хруст.

Хоть змея лукава, хоть она скользка, —

И змею ужалит смертная тоска.

Если где-нибудь я встречу калмыка —

Камушком его швырну за облака.

Грозным лихом буду я для калмыков!

Э, калмык злосчастный, слушай, что скажу:

Знай, что я нещадно всех вас накажу, —

Никогда страшней вам не было угроз!..

Что ты привязался, как дорожный пес?

Задаешь мне десять раз один вопрос:

Как зовется край, где я родился, рос?

С родиной моей чего пристал ко мне?

Впрочем, и назвать ее не жалко мне.

Знай: страна Конграт есть родина моя!

При рожденьи назван был Хакимом я,

Прозвище дано мне позже — Алпамыш.

Имя ты свое назвал мне: Караджан.

Что же ты еще стоишь, как истукан?

Тяжело принял Караджан слова Алпамыша: «Жестоко, мол, я накажу всех вас, бедствием, мол, стану я для калмыков!» Врезались слова эти в Караджана и, решив испытать прибывшего, так он сказал:

— Утица, тобой упущенная, есть:

На Ай-Коле ей пришлось, бедняжке, сесть —

Девяносто коршунов над ней кружат,

День и ночь ее, бедняжку, сторожат.

Зря сюда спешил ты, сокол, прилететь:

Коршунов таких как можешь одолеть?

Бестолку спешил, — придется пожалеть.

В коршуньих когтях не сладко умереть!

Положения ты не разведал здесь,

Вздорную завел со мной беседу здесь, —

Гибель ждет тебя, а не победа здесь!..

По верблюдице твоя тоска-печаль,—

Есть верблюдица — твоя ли, не твоя ль? —

Полуторатысячную надевает шаль,

Стойбище ее найдешь в степи Чилбир.

Если знаю что, — поведать мне не жаль.

Видел я: жива верблюдица твоя,

Только знай, — мечта не сбудется твоя:

Ровно без десятка сто богатырей

Угрожают здесь верблюдице твоей.

Слух по всей степи уже пошел о ней.

Очень ты, узбек, удачлив, погляжу!

Тех богатырей увидев пред собой,

Должен будешь ты вступить в неравный бой:

Над тобою верх из них возьмет любой.

Силачей таких сразишь ли похвальбой?

Правду говорю, с тобою говоря:

Страстью по своей верблюдице горя,

Даром ты приехал, — изведешься зря!

вернуться

Как Юсуф красивый… Иосиф Прекрасный, сын библейского патриарха Иакова; известен на Востоке из корана и многочисленных средневековых романов, рассказывающих о любви к нему красавицы Зюлейки («Юсуф и Зюлейка»).

вернуться

Алпамыш отвечает Караджану иносказаниями, основанными на традиционной символике народной свадебной песни (невеста — утица или верблюдица, которую ищет жених).

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Алпамыш. Узбекский народный эпос(перепечатано с издания 1949 года) - Автор неизвестен - Страница 26