Конгрегация. Гексалогия (СИ) - Попова Надежда Александровна "QwRtSgFz" - Страница 36

– Все родственники, у кого есть – здесь; кроме Карла, но это вам уж известно. А в чем дело?

– Не буду вас задерживать, – снова не ответив, вздохнул Курт и зашагал к двери. – Вы поняли меня, отец Андреас? Пусть поторопятся.

Не слушая уже ответа священника (хоть, быть может, его и не прозвучало), он вышел и решительным шагом устремился в юго?западную оконечность Таннендорфа, продолжая рассуждать на ходу; рассуждения были не слишком приятные и отдавали авантюрой.

Если принять за основание (на время, как гипотезу), что сосед желает заполучить земли фон Курценхальма, и что это его… наименуем его агент … баламутит крестьян, дабы совратить их на бунт, то не следует ли допустить и то, что смутившее господина следователя письмо было написано им же? может статься, продиктовано соседским бароном? Оттого и столь непростецкий слог?..

Или – это сочинение единственного, кроме священника, более?менее образованного человека в этой глуши, подумал он хмуро, подходя к халупе, занимаемой теперь Бруно Хоффмайером. Еще один дурацкий поступок, быть может. Или же он и есть рука соседского барона во владениях барона местного…

Бывшего студента дома не было; недавно сколоченная дверь была незаперта, да и замка как такового в ней не существовало, хотя имелся внутренний засов. Воспользовавшись случаем, Курт прошелся по домику, и впрямь имевшему величины весьма скромные, рассматривая обиталище беглеца. Учитывая, насколько недавно им был обретен во владение этот домик и сколько ему доставалось трудиться на других, можно было сказать, что руки у него в самом деле росли откуда положено, и присловье о топоре[32] он воплотил в деле: по свежим, сияющим желтизной, деревянным деталям – рамам, двери, мебели, пусть и малочисленной – было видно, что Бруно переделал здесь многое. И наверняка, с вновь пробудившимся сочувствием подумал он, намеревался основаться здесь надолго…

Очаг был тоже выложен заново – довольно умело; прежним остался лишь земляной пол, однако при этом способе отопления деревянный настил был бы опасным излишеством. Бруно ограничился тем, что уложил ряд досок под столом и у постели. Ergo, подвел итог Курт, характер у него въедливый, и когда он не валяет дурака, то – вполне серьезный; не авантюрист. Это не слишком хорошо. Но без предубеждений; это неплохо.

Курт прошагал к дальней стене, где пристроились на двух полках всевозможные горшочки, миски, кувшинчики и прочие вместилища; взяв самый дальний, самый маленький горшочек с глиняной крышкой, он заглянул внутрь и, улыбнувшись, поставил на место. Ничто в мире не изменилось: по?прежнему малоимущие продолжают держать деньги вот так, то ли думая, что никто об этом не знает, то ли просто по привычке. В деревне Бруно действительно нахватался многого, и выбивать это из него придется долго…

Шаги хозяина домика он услышал издалека – медленные, тихие; кажется, Бруно пребывал в задумчивости. Отойдя к самой двери, Курт встал у косяка, в углу, где, войдя, тот не увидел незваного гостя; он продолжал стоять безмолвно, наблюдая, как Бруно остановился посреди единственной комнаты, смотря в пол, что?то бурча себе под нос и опасливо потрагивая оный нос пальцем – вероятно, проверял цельность.

– Для беглого ты довольно беспечен, – сказал Курт, наконец, отойдя от стены; тот вздрогнул, обернувшись резким рывком, и испуганно отступил на шаг назад, проронив:

– Черт!

– Нет, наоборот, – усмехнулся он. – Дверь не запирается, не смотришь, кто входит, деньги держишь на виду…

– Ты здесь стоял, когда я вошел?

Курт пожал плечами:

– Учись, студент, пока я жив.

– Чему? – не слишком любезно буркнул Бруно. – В чужие дома вламываться?

– Бывает. Временами чего только не приходится делать, – сокрушенно вздохнул он и наставительно поднял палец: – Но! «Вламываться» – это со вскрытием замка, а твоя дверь была незаперта, посему я действовал secundum normam legis.[33]

– Jus summum saepe summa malitia est, [34] – уверенно возразил Бруно; Курт качнул головой:

– Надо же, не все выветрилось.

– На самом деле – все; просто это осталось в памяти в связи с кой?какими событиями жизни.

– И еще кое?что? Достаточно, например, чтобы написать анонимку без ошибок?

Бруно усмехнулся.

– Хорошая попытка, приятель, но я ничего не писал. Конечно, с моей стороны было неумно ввязываться в свару с тобой тогда, в трактире, однако же, я не настолько глуп, чтобы по собственной воле звать инквизитора туда, где я прячусь.

– Тем не менее, ты даже не спросил, что я имею в виду, – заметил Курт; тот согласно кивнул, усаживаясь на скамью у стола, и снова легонько тронул кончик носа пальцем.

– Конечно, не спросил, потому что и так ясно: тебе вдруг стало интересно, кто сочинил ту писульку, из?за которой ты сюда явился. А судя по тому, что ты заподозрил меня, сочинена она была не так, как прочие. Ты стал испытывать мое знание латыни; значит, пытался поймать меня на слишком большом умничаньи, упомянул про отсутствие ошибок – выходит, написана она была чересчур толково для местного. Так?

– Неужто не видишь, что ты сам чересчур толков для местного?

Бруно покривился, отмахнувшись от него, словно от настырной мухи, и помрачнел.

– Не пытайся меня захвалить и соблазнить прелестями вашей Великой и Страшной, – резко отозвался он, глядя Курту в глаза. – Да, ты был прав, обратно к графу не хочется, а посему ты мой самый лучший выход. Но учти: предстанет возможность отвязаться от вашей… опеки – и я ею воспользуюсь.

– Чем тебе так не угодила Конгрегация? – поинтересовался Курт, оставив вопросы о письме; Бруно не имел к нему касательства – это было видно, лгут не так. – Тебе?то мы что сделали?

– Мне лично – ничего. А уж справляться у кого?то, отчего ему не по сердцу Инквизиция – это вообще глупо. Читал я много, знаешь ли; вы в свое время весьма любили выпускать отчеты о своей работе – хорошими тиражами. Даже задарма, помнится, раздавали. И я там вычитал, что вы мне не нравитесь.

– Ну, да, – усмехнулся Курт снисходительно. – Один мальчик тоже очень любил читать брошюрки о нашей работе – столетней давности; теперь он думает, что он – стриг. Так что твой случай еще не самый тяжелый.

– Это ты о баронском сынке? – впервые в голосе бывшего студента обнаружился интерес – откровенный, не язвительный, непритворный; он даже чуть подался вперед, точно боясь что?то упустить. – Да? Черт, я знал, что не все сплетни о стриге – брехня!

– И ты тоже слышал, – уныло констатировал Курт, неспешно прошагал к той же скамье и опустился на нее, тягостно вздохнув. – Fama, malum qua non aliud velocius ullum…[35]

Бруно ухмыльнулся – вновь язвительно, желчно.

– Что, майстер инквизитор Гессе, утечка сведений?

– Пошел ты на хер, Бруно, – не вытерпел он; тот изумленно округлил глаза, почти отшатнувшись:

– Ого, какие уличные обороты из уст господина дознавателя!

– При случае расскажу тебе, как я стал инквизитором; ты весьма удивишься… А ты, надо полагать, тоже не помнишь, от кого услышал историю о фон Курценхальме?стриге?

– Почему – не помню; помню. От Каспара; от кого слышал он – не скажу, не знаю. Так что там на самом деле? Его сынок, – он кивнул через плечо далеко в сторону, где должен был возвышаться замок, – вправду думает, что он кровосос?

– Хуже то, что так думает не только он… – пробормотал Курт, с ужасом воображая, что он будет делать, если вся деревня, снарядившись вилами и факелами, затребует безотлагательной казни «кровопивца», а походя и нерадивого инквизитора, который не пожелает ее осуществить… Может, надо было плюнуть на все и послать с отчетом кого?то побыстрее, чем ишак со святым отцом? А кого? Кого?то из крестьян? Ненадежно. И не быстрее. Бруно?.. Смешно. Этот возьмет ноги в руки, как только очутится отпущенным с привязи; а главное, нет гарантий, что он не сделает этого до того , как доставит послание…

Какая жалость, что Курту не полагается еще по статусу голубиная почта – удовольствие не из дешевых, сложное в обращении; как сейчас все упростилось бы, имей он возможность передать все, что нужно, пусть не мгновенно, но хоть в течение нескольких часов!