Кероглу.Азербайджанский народный эпос.(перепечатано с издания 1940 года « Кёр-оглы») - Автор неизвестен - Страница 11

И снова повторил то, что пропел под звуки саза:

— Мои отважные удальцы, за Нигяр-ханум отправлюсь я один. Вы оставайтесь. Охраняйте Ченлибель.

Оказав это, Кероглу поднялся. Отвага его пришлась по нраву Белли-Ахмеду.

— Кероглу! — сказал он. — Поверь глазу моему — только ты достоин Нигяр-ханум. Жаль, если девушка эта достанется кому-нибудь другому.

— Ну, я отправляюсь в путь, — сказал Кероглу Дели-Гасану: — Тебе поручаю заботу о молодцах. А Белли-Ахмеду придется побыть у вас до моего возвращения.

Покорно склонив голову, Дели-Гасан тотчас приказал взять Белли-Ахмеда под стражу, и двум воинам крепко-накрепко стеречь его. У Кероглу был такой обычай. Всякого вестника он не отпустит, пока не проверит сказанного. Если тот говорил правду, Кероглу награждал его и провожал с почетом. Если же тот замышлял зло и язык его был лжив, то дело решал египетский меч.

Только Кероглу успел отдать свои приказания Дели-Гасану, как Дели-Мехтер подвел Гырата. Кероглу подвесил к поясу меч, взял пику и, распрощавшись со своими удальцами, соколом взлетел на спину Гырата и пустился в путь.

Когда Гырат чувствовал, что поводья не натянуты, он летел, точно пущенная из лука стрела. Удальцы только-то и увидели, что пыль на дороге к Ченлибелю. Молнией несся окрыленный Гырат, перелетал через горы, мчался над долами. Другой бы такой путь и за неделю не осилил, а он уже на следующий день к вечеру подскакал к Стамбулу.

Кероглу постучался в двери первого же встретившегося ему на окраине домика. Ему открыла старушка.

— Послушай, мать, я из дальних стран, — обратился к ней Кероглу, — не приютишь ли ты меня на одну ночь?

— Почему бы нет? — отвечала старушка. — Пусть хоть смерть зайдет в дом, куда не заходят гости. Слезай, заходи!

Кероглу спешился. Провел Гырата на конюшню, а сам вошел в дом и сел в сторонке. Старуха принесла хлеба. Поев, Кероглу стал расспрашивать старуху про ее жизнь.

— Эх, — вздохнула она, — на всем свете у меня есть один-единственный сын, зеница моего ока. Он садовник в гранатовом саду дочери султана Нигяр-ханум.

Кероглу принял это за доброе предзнаменование. Казалось, счастье само свалилось к нему с неба. Говоря о том, о сем, он разузнал, что самого султана в Стамбуле нет: он отправился в паломничество в Мекку.

— Послушай, мать, — спросил он старуху, — а где же твой сын?

— Дочь нашего султана, Нигяр-ханум, — ответила, старуха, — каждый месяц с сорока своими красавицами-прислужницами отправляется гулять в гранатовый сад… Послезавтра как раз наступает срок. Она придет. Значит, сыну надо присмотреть, чтобы в саду все было в порядке.

Допоздна затянулась беседа Кероглу со старухой, но сколько они ни ждали, сын старухи так и не пришел. Наконец, она сказала:

— Дитя мое, он не пришел. Должно быть, переночует в саду. Дай-ка я постелю тебе постель, ложись себе и спи. Ты, верно, устал с дороги.

— Хорошо, — ответил Кероглу. — Хочешь постелить — стели!

Старуха начала стлать постель. Кероглу увидел: она стелет ему на почетном месте, а себе — у самого входа, и сказал:

— Не надо, мать. Постели лучше мне у дверей! Старуха призадумалась. Вспомнила она о том, как он расспрашивал о султане и его дочери. Посмотрела на богатырскую фигуру Кероглу и его невиданное оружие и испугалась:

— Ай, сынок! — сказала она. — Я человек старый, Беспокойный. Ночью частенько выхожу посмотреть, что делается во дворе…

— Не беда, — ответил Кероглу. — Можешь даже ходить по мне. Не бойся, ребер мне не переломаешь. Но если случится вдруг, что понадобится выйти мне, да задену я тебя ненароком, от тебя мокрое место останется.

Старухе возразить было нечего. Пришлось ей постелить Кероглу у дверей.

Не успел он лечь, как тут же уснул. От богатырского храпа его трясся весь домик. Старуха глаз не смогла сомкнуть.

Среди ночи Кероглу проснулся. Смотрит, старушка не спит.

— Послушай, мать, почему не спишь?

— Не знаю, сынок, не спится что-то.

— Может, ты боишься меня? — спросил Кероглу. Нет, сынок, не боюсь, — ответила она, — просто так…

Понял Кероглу, что старуха что-то не договаривает, и сказал:

— Мать, заклинаю тебя жизнью сына, скажи мне правду, почему ты не спишь?

Побоялась старушка накликать беду на своего единственного сына и сказала:

— Клянусь богом, сын мой, закралась мне в душу дума. Хочется мне узнать, кто ты таков. Совсем не похож ты на здешних людей.

— Ладно, мать, а кто я такой по-твоему? — спросил Кероглу.

— Эх, сынок, — ответила старуха, — смотрю я на тебя и не знаю, ей-богу. И сказать-то совестно… Может, ты Рустам-пехлеван…

Рассмеялся Кероглу и сказал: — Нет, мать, не угадала!

— Тогда, верно, Араб-Рейхан?

— Нет, опять не угадала.

Подумала старуха еще немного и говорит: — Тогда уж не Гизироглу ли Мустафабек?

— Нет, мать, и не он.

Старушка замялась немного, потом посмотрела на гостя:

— Не знаю тогда, сынок, клянусь аллахом… Послушай, а вдруг ты Кероглу?..

— Вот теперь угадала, — сказал он, усмехнувшись. Старуха не проронила ни звука. Кероглу раза два окликнул ее — нет, молчит. Наконец, встал, подошел к ней и что же видит старуха упала и лежит замертво. Попрыскал он ее водой и кое-как привел в чувство. Только пришла она в себя, поднялась и собралась было бежать, но Кероглу схватил ее за руку.

— Куда бежишь, мать? Что я людоед что ли, чего боишься меня?

— Как это чего боюсь? Я еще храбрая женщина. У другой бы при одном имени твоем лопнуло сердце. Паши бледнеют от страха, пехлеваны ищут мышиную норку, чтобы спрятаться, когда слышат твое имя. А я что? Всего-навсего минутку без памяти была, а ты говоришь, что я боюсь.

Кероглу засмеялся, успокоил старуху и потом сказал:

— Никому не открывай моей тайны. А не то… Если даже влезешь в глиняный горшок и поднимешься на седьмое небо[34] или обратишься в рыбу и нырнешь на дно морское, тебя не минует моя рука.

— Упаси аллах! — ответила старуха. — Как это я открою твою тайну?! И через три месяца после твоего отъезда у меня сил не будет подняться с постели или вымолвить хоть слово.

Увидел Кероглу, что старуха и впрямь не на шутку испугалась его, и сказал:

— Послушай, мать, видно наслушались вы тут черной лжи про меня от пашей. Им-то и надлежит меня бояться. Их я и должен казнить. А ты чего боишься меня?

Долго еще говорил Кероглу. Рассказал старухе как обосновался в Ченлибеле со своими удальцами. И о том, почему такая вражда к пашам и ханам живет в его сердце. Шутил, смеялся и немного развеселил старуху. Потом снова улегся и заснул.

Но старушка не сомкнула глаз. Всякие мысли одолевали ее. Наконец, окликнула она Кероглу и спросила:

— Послушай, сынок, а ведь ты не сказал, зачем по жаловал сюда?

— Мать, скажи раньше, сумеешь ли ты сохранить тайну или нет?