Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Якутский героический эпос Олонхо. Нюргун Боотур Стремительный.

Автор неизвестен

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Якутский героический эпос Олонхо. Нюргун Боотур Стремительный. - Автор неизвестен - Страница 5

Изменить размер шрифта:

СТИХ 4

А потом исполины айыы —

Те, кого не выдерживает земля,

Решили жизнь основать

В срединном мире земном,

Навсегда устроить его

Немеркнущую судьбу.

— В жертву отданная до сих пор

Жители преисподних бездн —

Силам адьарайских племен,

Налетающим с высоты —

Силам вечно-алчных небес,

Напастям обречена

Разымчивая на расхват,

Беззащитная эта Земля! —

Так рассудили они.

— Неужель, всемогущие мы, —

Всезнающие,

Всевидящие,

Не устроим жизнь по воле своей

В этом срединном мире земном?

Выбрав из трех первозданных родов,

Надобно поселить

Навеки на средней земле

Быстроногих, чья кровь горяча,

Подпоясывающих свой стан,

Тридцать пять племен уранхай-саха —

С поводьями за спиной,

С немеркнущею судьбой,

С продолговатым носом людей,

У которых лицо впереди,

У которых на шее легко

Поворачивается голова,

Чьи суставы гибки, связки крепки,

Чье дыханье, словно туман,

В чьих жилах — живая кровь. —

Так устроить жизнь на земле

Приняли решенье они.

СТИХ 5

Если прямо отсюда идти на восток,

Там, где край лучистых небес —

Пешеходно-слоистых небес

Свешивается к земле,

Словно ровдужная пола;

Где земли конечный рубеж,

Затуманенный синевой,

Загибается вверх, как лыжный носок;

За высокой медной горой,

Где рождается месяц по вечерам,

За серебряною горой,

Откуда солнце встает по утрам,

Где три белых березы растут,

Стройно поставленные, как чэчир,

Матерью природой самой;

В том благословенном краю

Были некогда поселены

Волею верховных владык

Кюн Дьэсегей Тойон

И Кюрё Дьэсегей Хотун,

Дабы там — в раздолье степном,

На приволье том травяном

Развели, расплодили они

Бесчисленные табуны

Белых, длинногривых коней,

Бешено игривых коней,

Чьи округлые копыта тверды,

Чтобы вольно им было пастись

На лугах, у светлой воды.

Если на запад отсюда пойти,

Там, где склоны желтых небес

Свешивают до земли бахрому

Перистых облаков,

Где лежит изобильный край,

Окропленный густой росой,

Словно шитый из кожи жбан,

Клином-швом восходящий вверх;

Там, где девять бурных, могучих рек,

Пробиваясь средь гор и холмов,

Сливаются на просторе степном.

Где восемь еще говорливых рек

Сбегаются шумно в одну реку,

Где семь ручьев из семи лощин

В лиственной зеленой кайме,

Будто за руки ухватясь,

Сходятся в хоровод, —

Владыки айыы поселили там

Великого кузнеца

По имени Куэттээни,

Чтобы он ковал, мастерил

Тридцати пяти племенам

Боевое оружье, ратный доспех,

Копья, секиры, мечи

С закаленным стальным лезвием;

Чтобы он кольчуги вязал,

Чтобы он доспехи ковал,

Чтобы стрелы крылатые мастерил,

Чтоб колчаны ими набил.

На грани трех сопредельных стран,

На кургане сверкающе-ледяном

О железных трех поясах,

С жерлом на вершине крутой,

Огнем подземных глубин

Полыхает горнило его.

Будто рослую, добрых статей

Кобылицу на третьем году —

Бедненькую — ведя в поводу

В преисподнюю — в темный мир,

Где господствуют восемь свирепых родов,

Повалили вдруг на ходу —

И всадили ей острый нож,

И пустили хлынью алую кровь

На блестяще белый снежок, —

Так горит, полыхает алым огнем

Горнило великого кузнеца.

Будто грузно развалистого на ходу

Пороза, шестилетка-быка,

С железным кольцом в носу,

Хватили обухом в широкий лоб —

И с протяжным мычанием, у столба

На колени падает бык, —

Вот такая огромная в кузне той

Звонкая наковальня стоит.

Четырехгранная толща ее,

Сталью крытая наварной,

Не расплющится под ударом любым,

Не расплавится под жаром любым.

Из широких ворсистых шкур

Сорока четырех жеребцов —

Шумно, не умолкая, гудит

Огромный кузнечный мех.

Насажен на длинную рукоять —

На дюжее бревно,

Словно коновязь во дворе богача,

Где много бывает гостей,

Черный молот великого кузнеца

Неумолчно кует, гремит.

Пронзительно резко визжат

Кривые клещи его.

Неистово скрежещет, шипит

Быстрый напильник его.

Есть жена-хозяйка у кузнеца, —

Честь ей от всех и почет;

Отважная духом — зовется она

Уот Кындыалана;

А сам великий кузнец —

С тяжелым дыханием исполин,

Сильный волей,

Нравом крутой.

Вот такого богатыря,

Говоря ему: — Корнем будь

Рода грозного ковачей! —

Поселили на круче горы,

В клокочущем огневом жерле,

В средоточии бедственной, горевой,

Средней серопятнистой земли.

В этом превратном мире земном,

Где невозвратно проходит все,

Где не вечно и зыбко все,

Где беспечные поколенья живых —

Надежды и сил полны —

На увяданье обречены,

На гибель осуждены,

Там — на севере, на берегу

Огнемутного моря Муус-Кудулу,

Где ломает прибой

Припай ледяной,

Хрустя, шелестя шугой,

Где на отмели красный песок,

У истока смерти самой,

В глубокой чаще лесной,

В пещере — откуда весь день

Через дуплистый пень

Клубится кудрявый дым,

Будто поднимает рога

Трехгодовалый олень,

Там был небожителями поселен

Старец-ведун Сээркээн Сэсэн,

Чтобы зорким оком он был,

Гадателем добрым был,

Предсказателем велений судьбы

Тридцати пяти племенам,

Населяющим Средний мир.

У дивного того старика

Длинная до земли борода.

На глыбах каменного плитняка

Пишет он маховым орлиным пером,

Окунает перо в орлиную кровь…

А за волшебным пером

Приставлена смотреть,

Прислужницей верной быть

Проворная девушка-удаган,

Белоликая дочь небес.

Хозяином-духом живого огня,

Хранителем очага

В жилищах племен айыы

В срединном мире земном,

Полосами раскинувшемся широко

С запада на восток,

Поставлен был старец Аан Уххан,

Нареченный Хатан Тэмиэрийэ,

Улуу Тойона старший сын.

Лиственницей питается он,

Смолистой кедровой сосной.

Синее пламя — дыханье его,

Светло-сивый конь у него под седлом.

С виду он похож на стрелу

С вилообразным концом.

Ввысь клубится

Седая его борода,

Весь искрится он и блестит…

У него на боку большая сума,

В ней сухого трута кусок

С копну сенную величиной —

И огниво в суме, и кремень.

Неразлучны с ним

Покровитель жилья —

Дьэдэ Бахсыланы

И хранительница скота,

Коровника добрый дух —

Ньаадьы Ньанханы.

Так с древних времен повелось.

С тех пор любой человек

Из племен уранхай-саха,

Обзаведясь жильем,

Разведя священный огонь,

Славословит, благодарит

Хранителей добрых своих,

Всегда принося им дары

От всего, что есть у него.

Чтобы без числа породил,

В изобилии расплодил

В водах рек, морей и озер

Сверкающие желтою чешуей,

Рассекающие волну,

Неиссякаемые косяки

Многорунных рыбьих пород,

Хозяином всех водоемов земных

Был поставлен старик

Едюгэт Боотур,

Щедрый, тучный,

Искрасна-черный на вид,

С зеленой тинистой бородой,

С рыболовною сетью на дюжем плече,

С кузовом берестяным за спиной.

Обдуваемый ветром сырым

Обширный двор у него,

Обложенные гущей молок

Подводные пастбища у него.

Вот каков был тот исполин —

Водоемов дух-властелин.

А чтобы в бескрайних степях,

А чтобы в дремучих лесах

Разводил, умножал без числа

Разных четвероногих зверей —

Голосистых,

Клыкастых,

Рогатых,

Пушных,

В Среднем мире был поселен

Безбедно щедрый всегда

Курагааччи Сюрюк,

Куралай Бэргэн,

Благословляемый родом людским,

Прославляемый Баай Байанай.

С той поры охотник любой,

Ходящий на двух ногах,

У кого лицо впереди,

Чьи суставы гибки,

Мышцы крепки,

На промысел выходя,

Байаная на помощь зовет:

— Важный дедушка мой, тойон!

Из владений богатых твоих

Навстречу мне выгоняй

Четвероногих зверей

С позвонками в крепкой спине!

Гони их под мой прицел,

Чтобы зверь попал в мою западню,

Чтобы зверь наступил на струну симы,

Чтобы зверя без промаха бил

Мой надежный лук-самострел!

Об этом молю и кланяюсь я

Трем твоим черным теням!

Там, где высится над землей

Непреодолимый рубеж

Трех издревле враждебных миров,

На узорном склоне теплых небес,

Благословенных восточных небес

Поселили владыки айыы

Схожую с крапчатогрудой тетеркой,

Пленяющую сердца

Сияющей улыбкой своей,

Прекрасную в блеске богатых одежд

Праматерь живого всего

Богиню Иэйэхсит.

Хранительницей жилья,

Дарительницей добра,

Покровительницей чадородья — она

В былых временах прослыла.

Рождением и судьбою людей,

Говорят, управляет она.

Ей сила дана,

Дана благодать

Рожденного охранять,

На счастье благословлять.

— Вот идет она к нам

Сама — наяву

Наша матушка Иэйэхсит! —

Говорили в прежние времена…

— С края неба сходит она,

Простирая щедрую длань,

Поглаживая нежной рукой

Серебристые щеки свои;

Радостно хохоча,

Яркой улыбкой лучась,

Нарядясь в дорогие одежды свои,

Идет она в гости к нам! —

Чтобы крепкими дети росли,

Чтоб они здоровьем цвели,

Чтобы выросли богатыри,

Надо, чтобы полон был дом

Изобилием и добром,

Желтым благом и молоком.

Вот для этого властелины айыы

На приветливом просторе земли,

Где вечное лето цветет,

Под крапчатым склоном крутым

Восточных теплых небес,

Рядом с матерью Иэйэхсит,

В средоточии медном,

В истоке щедрот,

Чэчирами желтыми окружив,

Водворили жить и владеть

Светлую Айыысыт Ньэлбэн,

Почитаемую Айыысыт Хаан.

Дабы размножала она

Беспредельно бездонную для людей

Неисчерпаемую благодать,

Тучное богатство земли,

Чтобы расплодила она

В Среднем мире,

В бескрайней шири его

Бесчисленные стада!

Душу девочек пристрастив

К острой игле и шитью,

Душу мальчиков пристрастив

К стрелам, боевому копью,

Поколенье за поколеньем хранит,

Взращивает Айыысыт.

С той поры все, в чьем доме

Дети растут,

В чьем хлеву коровы мычат,

Айыысыт благодатную чтут,

О помощи заклинают ее,

Дарят ее, угощают ее,

Ставя в честь ей желтый чэчир,

Песни о ней поют.

Прямодушная, чей кроток нрав,

Чья мысль, как мир широка,

Чьи щедрые грудные соски,

Как кумысные кожаные мешки,

Появившаяся на свет

С накинутой легко

На дебелые плечи дохой

Из отборных рысьих мехов,

В высокой шапке из трех соболей,

Украшенной пером,

Назначенная оживить

Нагую земную ширь

Травной зеленью,

Пышной листвой,

Прославленная хотун

Аан Алахчын,

Манган Манхалыын,

Была в изначальные времена

В Среднем мире поселена.

Дети бесчисленные у нее —

Духи деревьев и трав.

И с тех пор — кто бы ни был он —

В день разлуки с родной страной,

Собираясь в далекий путь,

Покидая родимый кров,

Призывал на помощь Аан Алахчын,

Поклонялся трем ее темным теням,

Благословенья просил у нее.

После этого лишь покидал свой предел,

Уходя в безвестную даль.