Большая девчонка - Габова Елена Васильевна - Страница 13

А вот эпизод о Леве.

Мы топали в школу молча. У каждого в ухе по одному наушнику. Слушали музыку. Шли совсем рядом, касаясь друг друга плечами. Идти иначе проводок наушника не позволял.

На горизонте в проеме домов разгоралась утренняя заря. Ярко-красная полоса поднималась выше и выше. Люблю идти в школу при такой морозной погоде. Да, забыла сказать – зима началась. Вообще я люблю мороз. Летом – жару, зимой – мороз. А не вязкое тепло и зимой, и летом. Я все люблю такое… откровенное, в полную силу.

Лева выключил плеер и сказал:

– Вспоминаю тундру.

– Скучаешь, да?

– Да нет. Просто вспоминаю. Над ней зимой чаще всего такой вот рассвет, – Лева кивнул на небо. – Морозный, а тундра вся синяя. Снег почему-то там синий. И такая она просторная, холмистая. А скучаю ли я? Да, скучаю. Но не по тундре. Природа здесь мне больше нравится. Деревья – это же чудо, это как музыка. А скучаю я без друга, там у меня друг был Мишка Бессонов.

– А почему с нашими парнями не зафрендишь?

– С кем? – Лева посмотрел на меня свысока. – С Тимкой? Или с Захаром твоим?

– Почему это он мой?

– А что, не твой? Ты же в нем по уши… погрязла.

– Погрязла? Очень интересно выражаешься.

– А что, разве нет? Разве любовь может такой быть? Мучаешься, все время на него смотришь. Чего смотреть в эту синюю спину – не пойму?

– Знаешь что? – Я остановилась, сощурив глаза. – А не пошел бы ты куда подальше погулять? – Я вытащила из уха его второй наушник, в котором пять минут назад слушала какую-то очередную симфонию. Скучнейшую, на мой взгляд.

– Да? Ты этого правда хочешь? – Лева тоже сощурился и прикусил губу, ожидая ответа.

– Однозначно.

– Привет, Рябина!

Левка сделал большой шаг, опередив меня, и ракетой помчался в школу. Даже не представляла, что он может так быстро ходить. Прямо чемпион по неспортивной ходьбе.

Ну и пусть уматывает. Я его не просила лезть в душу.

Со мной поравнялась Аня Водонаева.

– Ветка, приветка! Куда это Лева погнал?

– Да ну его в баню. Анют, отстань, а? Привет вообще-то.

– Так привет или отстань? – засмеялась лучезарная Аня.

– Да привет! Конечно, привет. Я просто так. Ты же знаешь – я злая.

– Через злых прохожу мимо, – Аня тоже хотела меня обогнать. Она была в голубом пуховике, перетянутом ремешком, вязаной шапке с ушками и меховым отворотом. Щеки у нее были цвета зари, и, глядя на нее, я залюбовалась.

– Не, Ань, подожди. Я же не на тебя злюсь. Вот на кого нельзя злиться – так это на тебя. Я ни разу на тебя не злилась, прикинь?

– Неужели на Леву? На него можно злиться?

– Злиться можно на всех, кроме тебя.

– Но Капитонов… Он такой обходительный. Такой душка. Всегда здоровается. Не представляю, чем он может разозлить?

– Ну, может, узнаешь.

В школу мы зашли с первым звонком.

На первом уроке хмурый молчащий Левка подсунул мне тетрадный лист.

Извини, – было написано его ровным красивым почерком.

Я двинула листок в его сторону, благосклонно кивнув.

Он еще что-то быстро приписал и вновь двинул листок.

А вообще-то здесь, в этом городе, мой друг – ты.

Я пожала плечами, улыбнулась. И написала в ответ:

Ладно, хорошо.

И добавила:

Подлиза.

А после уроков у меня случилось величайшее в жизни открытие.

У нас в школе не услышишь живой музыки. Оркестра своего нет. На дискотеках ставят диски с англоязычными песенками или медляки опять же на инглише. Еще хотите что-нибудь из музыки – да сотики играют, слушайте их позывные – хиты, попсу, рэп, арии из опер, песенки из мюзиклов!

И вдруг после уроков я ее услышала… живую музыку. Направлялась в раздевалку, и вдруг на меня как накинутся звуки! Объемные, нежные, бравурные, много, толпой, но такой толпой, что хотелось слушать и слушать… Звуки доносились из конца коридора, где был кабинет музыки. Они завораживали, пригвождали к месту. Я остановилась как вкопанная.

Кто-то играл на фортепьяно. Я не знала новую преподавательницу музыки у младшаков и подумала: неужели она так играет? Ух ты. Потрясающе. А может, в нашу ничем не примечательную школу залетел лауреат международных конкурсов? Я тихонько приблизилась к музыкальному кабинету. Приоткрыв дверь, заглянула в щелочку. Прекрасная музыка стала слышней и еще прекрасней, но исполнитель в щелочку не поместился. А я страшно любопытная, понимаете, да? Открыла дверь пошире.

На первой парте у окна вполоборота, подперев подбородок рукой, сидела Светлана Евгеньевна, новая учительница музыки, прямо-таки с благостным выражением лица. А за инструментом был этот самый исполнитель-лауреат – Лев Капитонов собственной персоной!.. Левка! Я прямо остолбенела, когда это увидела. Я даже не знала, что он на фоно играет! Он, зараза, не говорил! Вот почему он всегда симфонии слушал!

По-моему, он классно играл. Увидел меня, потерявшую от удивления дар речи, улыбнулся, кивнул на ближний стул: садись – и продолжал. Я завороженно смотрела на его длинные пальцы, бегающие по клавишам. До чего хороша эта «живая» музыка. Звуки со всех сторон окружают тебя: они впереди, с боков, за спиной… Хорошая музыка, она вот как хорошие стихи, хочется слушать и слушать бесконечно. Когда он закончил, мы зааплодировали в четыре руки. Потом Светлана Евгеньевна подошла к юному дарованию и положила руку на его плечо.

– Молодец! Спасибо! Но извини, мне прямо сейчас нужно убегать…

– И вам спасибо, – Лева встал. – Соскучился по инструменту. Мы пианино с Севера не стали везти. Но поиграть иногда прямо зверски хочется.

Он сжимал ладони – одной другую, по очереди, как будто успокаивал разыгравшиеся пальцы.

– У тебя был хороший преподаватель в музыкальной школе. Ты очень неплохо играешь.

– Да, я знаю. Мы с Инессой Ивановной даже на конкурсы в Петербург выезжали.

– Ты лауреат?

– Нет, однажды было третье место по Северо-Западу.

– Что ж, неплохо!

– Я тоже так думаю. Я преподавательнице благодарен.

Отправились домой вместе.

– Что ты играл? – спросила я.

– Шопена, этюд… Понравилось?

– Супер! А вообще, свинство с твоей стороны скрывать подобные качества.

– Качества? – Лева засмеялся. – Какие такие качества, сударыня?

– Ну… таланты… эй, да ты не придирайся к словам! Я вот жалею, что не умею ни на чем играть. Даже на гитаре! И вообще я ничего не умею. Бездарь.

– Ты? Не умеешь? – Лева остановился посреди тротуара, возмущенно вытаращившись на меня. – А кто стихи пишет? А? – он дернул меня за руку.

– Это хлам. Каждый второй в нашем возрасте сочиняет стихи.

– Я не сочиняю. Ладно… Рад, что угодил сегодня.

Шел мелкий снег. Наконец-то земля побелеет. А то ударили морозы, забыв, что земля еще не укрыта. Все вокруг было пожухлым, серым. Ноябрь вообще самый темный месяц не только по цвету деревьев, асфальта, промокших домов, но и по дням-коротышкам. Казалось, смеркаться начинало сразу после уроков. А как нападает снег – кругом посветлеет.

– Ты первый раз сегодня в школе играл?

– Рябинка, я это практически каждую неделю проделываю, – Лева засмеялся. – Иногда даже два раза в неделю.

– Как? И я не знаю? – я изумилась. – Мог бы и сообщить вообще-то. Щас побью тебя! – Я действительно стукнула Капитонова кулаком по спине.

– Разве ж я знал, что тебе интересно? Ты ведь Цоя любишь!

– Интересно, конечно, интересно! Цоя-то я люблю, но и Шопен классный парень.

– Знаешь, почему молодежь классику не любит? – спросил Лева. Странно спросил, как будто он сам не молодежь уже, а старец.

– Почему?

– Очень просто. Они не знают ее. И узнать, согласись, негде.

– Это точно. Умрем невеждами.

Он прав на все сто. Где услышишь Чайковского или Грига? Или того же Шопена? В филармонию нас не загонишь. Канал «Культура» нас не прельщает… Только по плееру Льва Капитонова классику передают!

Мы остановились перед трамвайными путями. Лева хитро посмотрел на меня, словно что-то задумал, встал на рельс, покачал большими ступнями, находя равновесие. За руку повыше локтя подтянул меня, поставил рядом с собой.